Кадет Морозов - Шелег Дмитрий Витальевич Страница 36

Проследив, как восприняли его слова, капитан скомандовал:

— Взвод! Отбой!

Мы бросились врассыпную. Быстро и аккуратно сложив обмундирование, я лег в кровать и стал ждать.

Внезапно накатила ностальгия.

Лично для меня не было серьезных проблем одеться и раздеться за минуту. В свое время я проходил службу в Вооруженных силах Российской Федерации, и наши сержанты тоже любили устраивать подобные «дрессировки». В этом мире, помимо имеющихся в арсенале навыков, у меня было огромное подспорье — духовная энергия, использование которой позволяло мне в том числе ускоряться в несколько раз. Не удивительно, что на построение я постоянно выходил первым.

— Взвод, отбой! — в динамиках раздалась команда, сигнализирующая об окончании данной нам минуты.

Сержанты быстро пробежали по комнатам, проверили, как выполнили команду взводного и сложили обмундирование, после чего последовала новая команда.

— Взвод, тревога! Построение в холле первого этажа! Форма одежды номер два!

«Форма два — это в штанах, майке и берцах, — подумал я, одеваясь и выходя в холл. — Только что ведь была четвертая. Это что же командиры задумали? Хотят, чтобы кто-нибудь запутался и оделся не так, как положено?»

Вообще форм одежды в имперских вооруженных силах имелось пять. Первая форма одежды — военнослужащий обязан был явиться на построение в трусах, майке и тапочках. Вторая — в майке, брюках и берцах. Третья отличалась от второй наличием кителя, а четвертая еще и обязательным головным убором. Пятая форма одежды предназначалась для перемещения по улице в холодную пору. После ее объявления к четвертой форме добавлялся бушлат. Берет в этом случае по решению командира заменялся черной вязаной шапочкой.

Еще начальник мог скомандовать: «Форма одежды номер два, — и добавить: — Голый торс». Что означает — на построение выходим без маек. Именно так мы обычно выходили на зарядку — в штанах и берцах.

— Опять Морозов первый, — довольно хмыкнул Дубовой, делая какие-то пометки в планшете.

В этот раз взвод построился быстрее — за минуту и двадцать три секунды, но нас это не спасло.

— Уже намного лучше, — произнес капитан Воденцов, прохаживаясь перед строем. — Прогресс в два с лишним раза, но, как бы там ни было, взвод все же не уложился в норматив. Кроме того, кадеты Поляков, Горецкий и Травкин не посчитали нужным сложить обмундирование так, как их научил командир отделения, а Деревянко и Речной прибыли на построение не в той форме одежды.

«Ну вот, как я и думал, специально форму одежды поменяли», — пронеслось в голове.

— Да почему мы вообще должны укладываться и подниматься за минуту? — возмутился Горецкий. — Мы сюда учиться пришли, а не бегать туда-сюда, как мелкие пилки!

— Да! И если кому-то не нравится, как я сложил форму, то пусть он сделает это за меня, — высокомерно заметил Травкин из отделения Годимира. — Придумали! Вместо серьезного обучения занимаемся какой-то ерундой!

Стоит отметить, что всю предыдущую неделю до всех взводов кадетки доносили еще одну простую истину. Если тебе что-то не нравится в системе обучения, так тебя никто здесь не держит. Не нравится? Свободен! Иди пиши рапорт и выметайся. Расскажешь потом обществу, как тебе было здесь тяжело и как все неправильно.

Легкий аналог техники «вуаль ужаса» растянулся по помещению, и одобрительно загомонившие мальчишки тут же замолчали.

— Неподчинение приказу?! Обсуждения? — прошипел Воденцов, подходя к Травкину, и процитировал двадцать пятую статью устава: — Военнослужащий обязан выполнять приказы командиров (начальников) беспрекословно, точно и в срок. — Затем он обвел всех внимательным взглядом и продолжил: — Я и командиры отделений больше не собираемся слушать ваше нытье, оправдания, претензии и мысли, господа кадеты! Мы хотим видеть точное выполнение приказов! Вы — никто! Кроме знатных фамилий, у вас вообще ничего нет! Ну, кроме лени, гордыни и непомерно задранных носов! — чуть подумав, добавил он.

Давление неизвестной техники усилилось.

— Кому с нами не по пути, тот может сейчас же писать заявление об отчислении и ехать домой под мамину юбку!

Увидев мое совершенно спокойное лицо, капитан удивленно нахмурился и усилил давление техники, но, когда понял, что это не приносит результата, еле слышно хмыкнул.

Тем временем напряженные мальчишки начали белеть. Заметивший это Воденцов прекратил давление и продолжил:

— К сожалению, у нас нет сейчас времени, чтобы отрабатывать подъемы по тревоге. Но обещаю, что мы к этому еще вернемся. Пока вы все должны мне один выполненный по нормативам подъем. Минута и двадцать три секунды — это никуда не годится! А еще пять подъемов добавили пять ленивых и невнимательных парней! Все честно, я заранее вас об этом предупреждал! Так что с этого дня у нас именно такие правила подъема по тревоге! И если в следующий раз кто-то из вас опять неаккуратно сложит обмундирование или выйдет одетым не по той форме, количество повторений этого норматива будет возрастать.

Еще не отошедшие от воздействия техники мальчишки молчали, но более сильные и волевые уже начали приходить в себя, борясь со сковавшим тело оцепенением и внимательно слушая внезапно ставшего таким страшным капитана, а он все продолжал:

— Однако я решил дать вам шанс! У взвода есть возможность уменьшить количество подъемов по тревоге, если кто-то из великолепной пятерки провинившихся меня сегодня удивит. Хочу посмотреть, как они пробегут весь утренний маршрут, не отставая.

Закончив речь, капитан двинулся к выходу.

— Слева в колонну по одному шагом марш, — скомандовал Страх, но еще не пришедшие в себя кадеты стояли на месте. Пришлось дублировать команду еще раз.

— Передвигаемся строем, не растягиваемся и не отстаем, — велел капитан, становясь в голове строя. — Бегом марш!

Первые пять минут темп бега был средним. Воденцов никуда не спешил, давая мальчишкам размяться и окончательно проснуться. Именно таким образом мы бегали все предыдущие дни. Однако сегодня капитан решил кое-что изменить и постепенно стал увеличивать темп.

Многие кадеты, не злоупотреблявшие длительным бегом до поступления в училище, и в предыдущие дни сильно уставали после небольшой нагрузки. Сегодня же она увеличилась в разы, так что не удивительно, что через какое-то время появились первые отстающие, которых подгоняли бегущие позади строя сержанты.

— Не отставать! Подтянулись! — уже привычно подбадривали они своих подопечных.

— Если кто-то сдастся, разрешаю использовать иглы, — крикнул командирам отделений ничуть не запыхавшийся капитан.

Я машинально сжал ягодицы, вспоминая издевательства, а точнее, тренировки Феофана, заставлявшего меня очень много бегать.

«Ух, не завидую мальчишкам, — покачал головой. — Интересно, что предпримет первая жертва издевательств? Сдержится или ударит?»

Через какое-то время темп бега увеличился, и некоторые кадеты, несмотря на команды сержантов, стали отставать.

Вдруг я услышал удивленно-болезненный вскрик и почувствовал вспышку магии за спиной.

Оказалось, что это возмущенный уколом в бедро Деревянко отправил в Дубового довольно большой «огненный шар».

— Урод! — закричал возмущенный мальчишка. И добавил еще одно идентичное заклинание.

Мужчина непринужденно отклонился в сторону, уходя от слабых атак, и, приблизившись, выдал мальчишке крепкую затрещину, от которой тот отлетел в сторону, врезавшись в последние шеренги замершего взвода.

— Я что, давал команду остановиться?! — рявкнул Воденцов. — Бегом…

— Он меня ударил! — во всю мощь своих легких закричал Деревянко, не дав капитану закончить. — Да как он смеет колоть меня чем-то и бить?! Я пожалуюсь отцу!

Копившееся с самого утра напряжение, вызванное непривычным поведением командиров, наконец нашло выход. Мальчишки возмущенно загомонили, ведь никому не хотелось получить иголку в мягкое место! А почувствовать это могли все.

— Тебе что-то не нравится, Деревянко?! — произнес командир, ткнув мальчишку пальцем в грудь, от чего тот отошел на пару шагов.