Горящее небо Аорна (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович Страница 36

— Подарок от пахана, — сообщил охранник. — Уважуха за воду.

— Передай ему мою благодарность, — сказал Макс.

— Сумеешь поставить на машину?

— Обижаешь, — улыбнулся Макс. — Если это чудо техники завел… Кстати, сколько вас? Четыре автоцистерны с водой…

— Наших — тысяч пять с половиной. И охрана. Воды — бутылка на каждого. Это на попить. Что-то идет в кухню на готовку. Остальное забирают кум с хозяином. Как ты начал ездить — нам чуть больше стало выходить.

Макс развел руками.

— Я б и третий рейс к вам сделал, мне не трудно. Только по железной дороге недостаточно привозят. Говорят, что могут вовсе сократить количество цистерн с водой. Что тогда? Пахан не сможет ванну принимать?

— Он-то будет, — по-серьзному вздохнул посыльный. — А вот нам придется меньше пить.

Он не сплевывал сквозь зубы, как белорусская шантрапа с закосом под блатных. Влага слишком дорога, чтоб расходовать ее вот так.

На обратном пути Васиш, сопровождавший водовозку, крутил в руках приемник.

— Это что за хрень? — спросил Максима.

— Сам такого не видал, но слышал. Вроде бы приемник ламповый. На Шервуше нет высокого напряжения, чтоб питать лампы. В «хрени» есть моторчик и высоковольтный генератор. В моем мире о таком давно забыли.

— В твоем мире?

— В Кашпирре, — пояснил Максим, мысленно обругав себя за длинный язык. Это с майором и киборгом он говорил откровенно — те в курсе. С остальными следует соблюдать легенду.

Вечером в гараже он потратил час, чтоб закрепить приемник в кабине, правильно соединить провода. Наконец, включил. Услышал шипение. Подождал, пока прогреются лампы, и стал крутить верньер настройки.

На короткую антенну, выброшенную над крышей, удалось поймать пяток радиостанций, три из них — на основном языке Коалиции и Союза, все, естественно, союзные. Короткие волны приемник не брал, а Коалиция так далеко не пробивалась. Музыка и развлечения для домохозяек не интересовали. А вот новости, от которых был отрезан две недели, захватили внимание.

События на фронте понеслись галопом. Союз сумел развить наступление на юге, захватив обширные земли, включая Тангшер, и много пленных. «Подлые прислужники инопланетных оккупантов», то есть Коалиция, атаковали на Северном и Северо-Западном фронтах. «Доблестные герои вооруженных сил Союза» умело отразили все атаки, уничтожив множество живой силы и техники врага. Как водится, заняли заранее заготовленные позиции для «оптимизации линии обороны».

Насколько далеко драпанули «доблестные герои», ни одна из радиостанций не сообщила. Но в передачах промелькнули победные реляции о подвигах летчиков с авиабазы Шеймиш. Следовательно, теперь она отстоит от места боев всего лишь на сто пятьдесят — двести километров, в единицах Земли, дальше фронтовая авиация не летает. А ведь Шеймиш пару недель назад находился в глубоком тылу.

Значит, никакой победы нет. Союз перебросил войска с Севера на Юг, Коалиция — наоборот. И те, и другие провели успешное наступление, а фактически разменяли территории. Нет сомнений, телевизионщики Шардаша, ранее снимавшие репортажи с Борюшем, радостно вещают про «беспрецедентную победу над гоблинами-оккупантами», скромно упоминая об «оптимизации обороны» в районе потерянного Тангшера.

Макс уже собирался выключить радио, как услышал последнюю, самую свежую новость: в странах Союза объявляется массовая амнистия. В честь победы на фронтах, как сообщил диктор. А вот это касалось лично его. Наверняка перемена коснется и бандитов Рубленного, и вообще обстановки в поселке.

На следующий день он отвез в подарок пахану канистру воды. Понимал, что у страшного дедка ее и без того хватает, и прибавку он наверняка отдаст другим. Но оценит.

Жаль, что здесь никто не читал «Планету людей» Антуана де Сент-Экзюпери. Сам Максим проштудировал все его книги от корки до корки — ну, так летчик писал. Великий француз говорил: «Вода! У тебя нет ни вкуса, ни цвета, ни запаха, тебя не опишешь, тобой наслаждаешься, не понимая, что ты такое. Ты не просто необходима для жизни, ты и есть жизнь». А еще на Аорне не знают «Дюну» Фрэнка Герберта о планете, задыхающейся без воды, хоть близь экватора тут сплошная «Дюна». Литература Союза почти сплошь героическая-авиационная, но какая-то ненатуральная. Слишком много агитации, совсем мало чувств. Местные авторы не учли простую истину, которую Максим, тогда еще суворовец, слышал от белорусского аса и известного среди летчиков писателя Анатолия Сульянова, выступавшего в училище: авиация — это не только самолеты и полеты, в первую очередь авиация — это люди, преданные небу.

Но в тылу Союза Максу получалось пилотировать только старый грузовик с кабиной от еще более древнего.

Пока Васиш курил, спрятавшись в тени цистерны, Макс попросил кликнуть кого-то из клевретов пахана, чтоб вручить подарок. По такому случаю старый уголовник не поленился явиться лично. Его сопровождали знакомые молодые отморозки.

— Добро, Водятел, — сказал пахан, получив подарок. — Пацаны! Воду знаете куда нести.

— Хотел перетереть, уважаемый, — поспешил Максим. — Про амнистию слыхал?

— Раньше тебя, — ухмыльнулся дедок.

— Будут перемены?

— Для меня и корешей — никаких, — сообщил авторитет. На его украшенной шрамами физиономии промелькнула тень грусти. Сколько бы лет не провел он на зоне, привыкнув и приспособившись, старого тянуло на волю. Хотя бы на несколько лет перед смертью. — У нас приговоры за мокруху, а таким амнистия не светит. Другим, возможно, повезет. Зона шухерит. Каждый ожидает с нетерпением: или освободят, или срок скостят. Но напрасно. Не бойся, не надейся, не проси. Зона — это наша жизнь, сегодня, завтра. Вот ты, вольняшка, наверняка откинешься.

— Надеюсь, — соврал Максим, чей срок пребывания в ссылке никем и никак не ограничен, а имени нет в списках осужденных, потому что не было суда. — Брожения возникнут? Кто ждал амнистию, но получит хрен?

— Скорей всего, — дед согласился. — После амнистии бывает, я их четыре пережил. Бузят. И что? Вертухаи ставят пулемет на вышку. Десяток-два положат, тысячи примолкнут.

Максиму вспомнилось:

Но это не КВН и не до шуток.

— Мусора не цепляли? — спросил его пахан.

— Со мной сержант катается. Тех двоих не видно на дороге. «Зализывают раны и копят злость» — добавил мысленно.

Рубленный кивнул. Скорее не словам Максима, а каким-то своим мыслям.

— Будут останавливать — не тормози, — сказал дедок, понизив голос. — Газ в пол. Даже если переедешь — жизнь не кончается. А вот они запросто вас мочканут. Мусора — не люди, фраерок. Звери. Хуже нас.

Прогноз сбылся через сутки — на обратном пути после слива воды. Копы перегородили дорогу. Макс сбросил скорость и включил первую передачу.

Васиш, завидев полицейский автомобиль, открыл дверь и стал на подножку. Принялся орать:

— Военные перевозки! Освободить дорогу!

И… получил первую пулю. Следующие разбили ветровое стекло — средний сегмент, напротив водительского места.

Осыпанный осколками и согнувшийся за баранкой, Максим мгновение боролся с желанием послушаться совета бывалого заключенного, давить на газ, уповая на толстую сталь допотопной кабины… Но правая дверца, откуда выпал Васиш, болталась открытой, словно приглашая «Анискина»: стреляй сюда.

Макс кубарем выкатился направо, рухнув в пыль придорожной канавы. Револьвер с шестью патронами при себе…

Донесся звук мощного удара. Водовоз, тарахтевший на холостых оборотах, весомо въехал в борт полицейской машины и даже не заглох, толкая ее к кювету. Раздались матерные проклятия.

Толстый «Анискин», едва узнаваемый из-за бинтов на роже, спрятал ствол и полез в кабину.