Ежи Тумановский - Легенды Зоны. В петле Страница 37

Дрын с превосходством ухмыльнулся, но ничего не ответил и спустился в вагон. Кудыкин шел следом.

– Я в вашем распоряжении, профессор Ломакин, – сказал Дрын, весело скалясь. – Давайте лечите меня своим баснями.

Ломакин, не смущаясь из-за явного недоверия собеседника, принялся рассказывать предысторию создания бронепоезда, а Кудыкин, вызвав в штабной вагон сержанта Ложкина, снова поднялся на площадку. Бравируя перед Дрыном, он отдавал себе отчет в том, что, несмотря на всю огневую мощь и достаточное количество людей, бронепоезд находится в безвыходном положении просто по факту отсутствия дороги. А выносные элементы установки, вся эта сложная архитектура излучателей и стабилизаторов, которым во время работы категорически противопоказаны даже малейшие вибрации, будут крайне уязвимы, если противник будет даже просто вяло постреливать и время от времени кидать гранаты.

Затребовав доклады от наблюдателей из каждого вагона, Кудыкин помахал рукой машинисту, выбравшемуся на крышу тепловоза, и спустился вниз. Судя по всему, Ломакин уже заканчивал свой рассказ. И по его торжествующему виду Кудыкин понял, что пока он сам предавался мрачным и слабовольным размышлениям наверху, Феоктист Борисович проводил самую лучшую военную операцию – превращал противника в союзника.

Дрын выглядел ошеломленным и растерянным. Лицо его выражало одновременно радость, стыд и раскаяние. Кудыкин с удивлением посмотрел на Ломакина: ранее он даже не подозревал, что профессор обладает красноречием, способным так быстро и с таким сокрушительным эффектом «развернуть» во взглядах взрослого, уверенного в себе мужчину.

– Полковник, простите меня, – сказал Дрын таким голосом, что Кудыкин даже начал приглядываться, не блестят ли в глазах парламентера слезы. – Мы же не знали, как оно на самом деле было. Я пойду к своим и все им расскажу. Мы так ошибались!

Он поднялся со стула и быстрым шагом направился к выходу. Изумленный Кудыкин отступил в сторону, давая ему проход, дождался, пока за Дрыном закроется дверь, а двое автоматчиков выпроводят парламентера из вагона, и только после этого перевел ошалелый взгляд на Ломакина:

– Профессор, что вы с ним сделали? Как вам его удалось переубедить?

– Рассказал правду, – пожал плечами Ломакин. – А правда обладает такой силой, что против нее ничто не может устоять.

– Да? И что же это за правда, которая его так растрогала?

– Он был убежден, что мы едем уничтожать Зону, а я ему убедительно доказал, что Зона как раз-таки умирает без нашего вмешательства. И что хуже уже не будет, даже если мы будем ставить эксперименты с утра до вечера. Вон он и обрадовался.

– Верится с трудом, – честно сказал Кудыкин.

– А может быть, он просто получил интересующую его информацию и решил, что теперь мы гарантированно можем быть нейтрализованы в любой момент, – добавил Ломакин.

– С этого места поподробнее, – попросил заинтригованный Кудыкин.

– Я рассказал ему, что те элементы установки, что они видят сейчас – ложные. И по ним можно стрелять сколько угодно. Что на самом деле для работы установки необходимо выкатывать оборудование из поезда, раскрывать дополнительные элементы. И что все это мы сможем сделать не ранее завтрашнего вечера. Думаю, этот дурачок поверил и побежал рассказывать своим дружкам, что до завтрашнего вечера точно ничего не будет, а если чего начнется – это легко заметить и предотвратить.

– Это невероятно, профессор, – сказал Кудыкин с улыбкой. – Я потрясен вашим коварством.

– А может быть, он поверил в нашу спасательную миссию. Тогда все еще лучше получится. Погодите, они нас еще защищать будут от мутантов, – похвастался Ломакин. – И тогда вы увидите, что интеллект – нисколь не менее грозное оружие, чем пистолет.

– Никогда в этом и не сомневался, профессор, – с уважением сказал Кудыкин.

– Пойду проверю, как там дела в лаборатории, – хмыкнул довольный Ломакин.

– Конечно, профессор, – сказал Кудыкин.

Но когда сержант Ложкин, сидевший до этого в дальнем углу на стуле, поднялся и быстро двинулся следом за Ломакиным, полковник придержал его, дал профессору выйти за дверь и тихо сказал:

– Смотри за ним в оба, сержант. Очень мне не нравится то, что здесь сейчас произошло.

– Я не заметил следов ментального воздействия, товарищ полковник, – также тихо ответил Ложкин. – Хотя это еще ничего не значит.

– Вот именно, – подтвердил Кудыкин. – Совсем ничего. Они с Версоцким одного поля ягода – я уверен в этом. И раз тот сумел стать таким монстром, значит, и этот может что-то такое же уметь.

– Я все понял, товарищ полковник, – сказал Ложкин. – Не волнуйтесь, меня он своими разговорами не обманет.

Ночь подступала все ближе. По докладам наблюдателей, люди, оцепившие бронепоезд, продолжали стоять как ни в чем не бывало, даже не пытаясь разбить лагерь и развести костры. Кудыкин начал нервничать. Неопределенность обстановки могла закончиться чем угодно – от ночного штурма до попытки уничтожить состав целиком – и требовала принятия решений, которые запросто могли быть истолкованы неизвестными, как попытка нападения. Поэтому, когда возле вагона снова появился Дрын и постучал кулаком в металлический борт, полковник испытал определенное облегчение.

Подниматься в вагон сталкер отказался. Дождавшись, пока в дверном проеме покажется Кудыкин, он сказал:

– Мы приняли решение и будем защищать ваш поезд, полковник. Заодно и нам будет проще ночью, имея за спиной такую поддержку. Внутрь, я полагаю, вы нас все равно не пустите?

Кудыкин в полном изумлении воззрился на него.

– Я так и думал, – констатировал Дрын. – Но хотя бы в спину нам не стреляйте, если вдруг ночью какой кавардак поднимется. Зверушки здесь активные, может, и отбиваться придется.

– На этот счет не волнуйтесь, – сказал Кудыкин. – Мои солдаты стреляют только по приказу.

– Отлично, полковник, тогда до утра, – махнул рукой Дрын и сошел с насыпи, ловко обогнув едва заметные холмики над противопехотными минами.

Хотя больше ничего особенного не происходило, люди на бронепоезде были слишком взбудоражены дневными событиями, чтобы ложиться спать. Сделав слабую попытку устроить гарнизон поезда на ночь, Кудыкин махнул рукой на распорядок, провел совещание со старшими вагонов и с командирами отделений, после чего отправил всех по местам, оставив при себе только Ломакина и сержанта Ложкина. Ложкин, правда, немедленно устроился в самом темном углу и стал не более заметен, чем любой предмет мебели.

– Знаете, профессор, – сказал Кудыкин сидящему напротив за столом Ломакину, – меня все чаще посещают странные мысли, касающиеся того места, где мы с вами находимся.