Отдел Химер (СИ) - Бурак Анатолий Страница 37

Собственно, с этой минуты все трое были уже мертвы. И, хотя их физическое существование продлилось еще несколько дней, они были вычеркнуты мной из списков живых. Не претворятся в жизнь радужные планы. Дипломы, свидетельствующие о «незаурядных способностях элитарной молодежи», не будут получены, а связи, столь заботливо лелеемые отцами, никогда не откроют перед ними двери в мир большого бизнеса.

Ибо у мертвых лишь один путь.

Родителям, подарившим миру столь «неординарное» потомство, не нянчить внуков, и, что самое главное, наивным влюбленным дурочкам не придется лить слезы и пытаться наложить на себя руки.

Искушение уделать подонков прямо сейчас было очень велико. Но, как гласит народная мудрость, «сразу можно стать только мертвым». Я ждала целый год и почти простила, так что несколько дней ничего не решат. Из скабрезных реплик, бросаемых во время просмотра, поняла, что Иру, как в свое время и меня, опоили какой-то гадостью. Вообще-то я подозревала нечто подобное, так как шампанское пробовала не впервые, но до того случая провалов в памяти не случалось.

Желая убедиться, что на примете у негодяев нет очередной жертвы, увязалась следом. Но, видимо, на охмуреж требовалось некоторое время, и, основательно нагрузившись в каком-то кабаке, человеческие оболочки, не имеющие будущего, отправились по домам.

Попойка молодых идиотов заняла приличное время, и до рассвета оставалось не так уж и много. Вернувшись в больницу, я застала там идиллическую картину: мирно спящую Иру и Игорька, кое-как примостившегося на стуле и положившего голову на тумбочку. Собственно, одной из причин, по которой я подарила этим скотам несколько дополнительных дней, была Ира. Ведь убей я их сегодня, и родственники во главе со стервозной маман затерроризировали бы бедную девочку. Не говоря уже о том, что легко могли выйти на нас с Игорьком. Оставлять малышку без присмотра я боялась и, бесцеремонно растолкав спящего, подхватила его под мышки, снова десантировавшись через окно.

— Заводи машину.

— А? Что?

— Мы забираем девочку к тебе.

— Что происходит, Майя? — возбухнул было он, но я одним поцелуем поставила всё на свои места.

Вернувшись за Ирой, таким же макаром доставила ее к автомобилю, и через пару минут мы мчались по ночной Москве.

— Почему ко мне? — вдруг вскинулся Игорь.

— Ты только представь, что произойдет, когда малышка проснется и обнаружит, что делит квартиру со спящей красавицей. — Я усмехнулась. — Да и сам понимаешь, в ее состоянии всякое может случиться.

— Думаешь, она решится снова?

— Кто ее знает. — Я вздохнула. — Береженого Бог бережет.

Наутро, которым, если помните, для меня является ранний вечер, едва открыв глаза, я обнаружила, что у моей постели сидит Игорь. С довольным видом протягивая мне завтрак, он улыбался.

— Сделал? — Он кивнул:

— А то. Оплатил лечение и зарезервировал палату на полгода.

Я облегченно вздохнула, ибо состояние неудавшейся самоубийцы волновало меня куда больше, чем я признавалась самой себе. Но теперь, помещенная Игорем в одну из частных клиник в дальнем Подмосковье, Ира оказалась в надежных руках, а самое главное — под круглосуточным наблюдением. С помощью психологов она пройдет реабилитационный курс и, надеюсь, навсегда забудет пережитый кошмар. Или, по крайней мере, научится жить, не обвиняя в происшедшем себя.

— Что ты задумала, Майя? — Игорь внимательно смотрел на меня, словно видел впервые.

Я отмахнулась.

— Не бери в голову. В конце концов, недаром же философы утверждают, что «у каждого свой путь, причем не мы движемся по дороге жизни, а она проходит через нас». — И, тяжко вздохнув, добавила: — Наверное, судьба такая.

— Как знаешь, — в свою очередь вздохнул он.

— Папу предупредил?

— Да. Сказал, что ты вынуждена срочно уехать и вернешься не раньше чем через неделю.

— Вот и славно.

— Пойдем куда-нибудь?

Я покачала головой. То, что я задумала и столько раз проделывала в мыслях, требовало моральной подготовки и, если хотите, «настройки». Так как впитанное с молоком матери «не убий» держало гораздо крепче, чем я предполагала.

— Извини. — Наклонившись, я легонько поцеловала его в щеку. — Мне надо побыть одной.

Акцию я назначила на следующую ночь, видя в этом символичность и знак свыше. Ведь завтрашний день, абсолютно ничем не примечательный для большинства людей, был годовщиной выпускного бала. И ровно год назад при совершенно диких и немыслимых обстоятельствах я стала женщиной.

Извинившись перед Игорем, выпроводила его и, облачившись в один из своих бойцовских костюмов, отправилась на ночную охоту. Мне просто необходимо было совершить что-то ужасное или, на худой конец, героическое. Но так и не встретив какой-нибудь шпаны, которую удалось бы как следует проучить, и не обнаружив нуждающихся в спасении детей и котят, я, как частенько в начале своей карьеры, принялась летать возле домов, выискивая что-нибудь любопытное.

В одном из окон горел свет. Разглядев крошечный силуэт, я подлетела ближе. Маленькая девочка стояла на стуле и, прижавшись расплющенным носиком к стеклу, смотрела на улицу. Точнее, на двор, заросший липами. Один из старых московских дворов с детской площадкой и непременной голубятней.

Она не казалась слишком привлекательной: узкий лоб, редкие белесые волосы. Девчушка была довольно полной, с пухлыми губами, и по ее некрасивым щекам текли слезы. Пожалуй, единственное, что по-настоящему завораживало, так это ее глаза. Не очень правильной формы и не слишком выразительные, они казались чистыми и бездонными. Нужно просто внимательно и долго вглядываться в два маленьких озера, застывших на лице и теперь вытекавших легкими каплями. Но мало кто, небрежно мазнув взглядом по нескладной фигуре, даст себе труд заглянуть в зеркало детской души. Хотя, быть может, так даже и лучше. Судьба некоторых прелестниц далеко не завидна, но отсутствие красивой внешности, ставшее причиной огорчения несчастного ребенка, для кое-кого является настоящим бедствием. Ломающим судьбы и приводящим на грань самоубийства.

Я висела в нескольких метрах от маленького человечка, только-только вступающего в жизнь, и думала о том, что ждет ее в этом мире. Мысленно желая ей избежать несчастий, выпавших на долю Иры, и предостерегая от ошибок, совершенных мной. Безмолвно советуя проводить дни, ощущая радость жизни. Счастье дышать и жить. Просто дышать и жить.

Вернувшись под утро домой, я легла спать, мысленно повторяя изречение Оскара Уайльда: «Если бы женщины не любили вас, мужчин, за ваши недостатки, то что было бы с вами?» Потому что несовершенство людей, свидание с которыми предстояло завтра, переполнило чашу женского терпения.

— Отдай диск, майор! — В голосе говорившего звучала откровенная ненависть. — А то, клянусь всеми святыми, никогда не быть тебе подполковником.

Милиционер усмехнулся и, вынув сверкающий кругляш из дисковода, протянул посетителю:

— Пожалуйста.

— Почему не сообщил сразу?

— Оперативные мероприятия, сами понимаете. Да и что для вас важнее: прикрытая фиговым листочком репутация или пойманный убийца?

Гость вздохнул и несколько мягче произнес:

— Но поставить-то в известность ты мог. — Хозяин кабинета отмахнулся:

— Мог, не мог. Какая теперь разница. Главное вот. — Он потряс сжатым кулаком. — Вот они у нас где.

— Это хорошо, майор. — На губах высокого седого человека заиграла дьявольская улыбка. — Молодец, сверли дырку под звездочку.

Потенциальный подполковник осклабился, а обещавший повышение несколько смущенно протянул:

— Ты это… постарайся, чтоб твои сыскари поменьше языками трепали.

— Обижаете. — Начальник следственного отдела притворно всплеснул руками. — У нас здесь, как на исповеди.

— Вот-вот, — обрадовался гость. — Меня пригласи. Хочу послушать, как наш Рэмбо исповедуется.

И, пожав протянутую через стол руку, положил компакт-диск в карман и вышел из кабинета.

Самолет приземлился в Шереметьево около трех утра, и, взяв такси, мы помчались ко мне. Уставшая после перелета и одновременно возбужденная, я распаковывала чемодан, а Игорь отправился в душ. Тихонько напевая, я ждала, пока он освободит ванную, и, как только Игорь вышел, заняла его место. Тугие струи ласкали тело, ожесточенно натираясь мочалкой, я тихонько насвистывала, под разными углами рассматривая мысль «а что, если?». Против имелись тысячи причин, и та часть моего «я», которой управлял разум, увещевала, приводя неоспоримые доводы. И только неистребимая женская сущность голосовала «за».