Вернуть Боярство 4 - Максим Мамаев Страница 37

Мелькнул, разбрасывая синие искры, вражеский клинок — и враг, использовавший собственный атакующий прием, встретил удар ударом. Во все стороны хлынули, разрушая всё вокруг, молнии и лед, а клинки, скрестившиеся в ударе, отбросило отдачей чуть назад, заставив каждого из нас сделать несколько шагов назад.

— Дыханье Ледяных Морей!

— Отзвук Грозового Облака!

Сила льда схлестнулась с магией звука — и рванувший ко мне со всех сторон лёд, стремящийся заковать меня в свои холодные объятия, разлетелся на осколки от удара моего Грома. В итоге мы оба остались целы, удивлённо глядя друг на друга. Да кто он, мать его, такой, забери его демоны всех Инфернальных Планов, что только существуют⁈

С моего противника слетел шлем. Белые, как снег, волосы, яркие синие глаза, изящные, идеально симметричные черты прекрасного лица…

— Баба⁈ — воскликнул я.

— Реинкарнатор⁈ — вскричала та одновременно со мной.

Без шлема у неё, кстати, был вполне себе нормальный, даже приятный женский голос…

Именно с этой мыслью я зарядил ей молний в лицо. Не скупясь ни на силу, ни на уровень демонстрируемого мастерства — трёхцветная молния приняла форму здоровенной драконье пасти и от неё разило уже истинной моей мощью — я вложил не только ману и своё мастерство, но и Силу Духа, того самого, что был у меня выше уровня Магов Заклятий этого мира.

И всё же мой удар оказался недостаточно силён для того, что бы её прикончить. Этим ударом я мог бы если не прикончить, то ввести в состояние полной недееспособности чародея уровня Святослава — тот с полминуты был бы не способен биться, приняв эту атаку.

Но она была слишком сильна для подобного. Ледяной вихрь принял всю мощь моего заклятия, смешал и подхватил её на свои крылья из льда и ветра, постепенно развеивая — и через полминуты мы оказались друг напротив друга, тяжело дыша от напряжения. Это были чары высокого порядка, что-то между уровнем Старшего Магистра и Архимага, и для наших текущих рангов это было чересчур.

— Мы… ещё… встретимся… — хрипло заявила она.

А затем ей под ноги упал полыхнувший магией высоких порядков амулет, раскрывая портал — и прежде, чем я успел что-то сделать, она юркнула туда, скрывшись с моих глаз. Я же лишь сплюнул от досады — бой выигран, но вопросов он после себя оставил целую уйму… Как она сказала? Реинкарнатор? И что это значит, интересно?

Глава 14

Второй Император тяжело вздохнул и сделал небольшой глоток из золотого кубка, стоящего на небольшом столике. Находящаяся в нем жидкость булькала и исходила паром, распространяя терпкий аромат лекарственных трав, и от её содержимого исходили волны могущественной магии — само по себе это зелье было смертельным ядом для чародеев ниже ранга Мага Заклятий. Однако для него, самого могущественного боевого мага Российской Империи данное алхимическое средство было лекарством, помогающим исцелять тяжелые раны, полученные в недавнем бою.

Цена за один кубок этого волшебного напитка достигала четырёх десятков миллионов золотых, и это было даже не самое дорогостоящее средство, принятое сегодня великим чародеем. Однако такова была цена большой победы, одержанной в пятидневном сражении Приграничье Разлома — проклятых, пропитанных иномировой маной землях, где армии людей и нолдийцев сошлись в жестокой схватке.

Около сотни тысяч погибших рядовых бойцов Имперской Стражи, гвардейцев дворянских родов и воинов вольных отрядов, несколько тысяч отдавших свои жизни чародеев различных рангов, от Учеников до десятка Архимагов, почти втрое большее количество раненных — цена за победу оказалась практически пирровой…

И даже самые могучие из воинов-волшебников, Маги Заклятий, не сумели уйти не попятнанными. К счастью, из их числа никто не погиб, ранения различной тяжести получили все. Из плохих новостей был тот факт, что на всю Империю имелось лишь два чародея их уровня, специализирующихся на целительстве, и один из них был преданным нынешнему правителю вассалом, а второй — главой одного из боярских Родов. Проще говоря — были полностью недоступны в данный момент для Павла Александровича.

Целители же ниже рангом, даже Ахимаги, были неспособны оказать им значительной помощи, и потому ему и его соратникам приходилось практически спускать на ветер зелья на сотни миллионов рублей ради того, что бы поскорее залатать полученные травмы. Война, к сожалению, все ещё не была закончена…

— Мы серьёзно недооценили угрозу, исходящую от рогачей, — мрачно заметил Тойво Валге. — На этот раз пришлые отличаются от всех тех, кто приходил из Разлома прежде. Одолеть своими силами и окончательно сбросить их обратно в бездну Разлома, как мы делали это прежде, не выйдет. Либо Император придет к нам на помощь, либо мы окончательно выдохнемся в этой войне, и после нашей победы нас потеснят сторонники Петербурга. Слишком долго придется восстанавливать силы…

— Это если мы вообще сумеем одержать победу, — откликнулся Илларион Белорецкий. — Господа, давайте смотреть правде в глаза — ещё одна, максимум две подобных победы, и мы останемся без штанов.

— А как же «С нами Бог, так кто же устоит против нас⁈» — ядовито поинтересовался ещё один из присутствующих. — Херувимы с маленькими писюнами и здоровенными арфами, вроде как, должны были сойти с небес и одним движением священного мизинца прикончить всех врагов! Во всяком случае, в чем-то подобном вы нас уверяли в начале кампании. Где же Воинство Господне, которое должно было принести нам победу?

Облаченный в длинную черную рясу простого монаха, с незамысловатым, затертым от многочисленных прикосновений крупном деревянном кресте на груди отец Илларион, один из Магов Заклятий Русской Православной Церкви, был человеком сильно отличающимся от принятого стереотипа в отношении высокопоставленных священнослужителей.

Был он болезненно худ, обладал весьма куцей бороденкой и невыразительными серо-зелеными глазами, тонкими, не слишком красивыми губами и резко со всем этим контрастирующим крупным носом, делающим его похожим на хищного, голодного ворона, готового в любой миг вцепиться в добычу. И впечатление это было недалеко от истины — сей святой отец, недолюбливаемый нынешним Патриархом и его ближним окружением, относился к категории святых отцов, искренне полагавших, что святое слово в купе с крепким кулаком куда эффективнее вразумляет заблудших на путь истинный, нежели кротость, смирение и тоже доброе слово, но без кулака.

Однако при всем при этом святой отец имел репутацию редкой честности человека, которого немалая часть священнослужителей и прихожан Церкви полагала если и не святым, то близким к становлению