Дроздов Федорович - Самец причесанный Страница 38

Центурия маршировала красиво, и несмотря на тревогу, сжимавшую мое сердце, я залюбовалась. Занятия не прошли даром. Преторианки ступали в ногу, неся скутум на левом плече, а на правом — пилум. Грозно алели гребни на шлемах (их прикрепляют только перед боем), мерно колыхались ряды, и даже задранные в ожидании боя хвосты девочек одинаково колебались из стороны в сторону. Центурия миновал холм, и Лиона прокричала команду.

— И-и-ах! — ответила сотня голосов.

Центурия перестроилась из походной колонны к бою. Коробка десять на десять воинов, несокрушимый строй пехоты Ромы. Может отразить атаку с любой стороны, по команде закрыться от стрел и дротиков. Коннице с наскоку не взять, требуется долгая осада.

— И-и-ах!

Центурия закрылась щитами и взяла пилумы в правые руки. Теперь только прокричать команду, сотня смертоносных жал устремится во врага. Тонкий наконечник пилума, брошенного сильной рукой, пробивает щит или доспех, валит с ног лошадь… Боевая коробка, не сбавляя темпа, двигалась к Малакке. Так идут в наступление, когда следом за первой центурией идут остальные. Те, что прикроют с тыла и отразят наступление сбоку.

Буцины не переставали выть. Центурия Ириды вышла из-за холма и повторила маневр Лионы, заняв позицию справа от нее. Следующая коробка закрыла проход между ними. Если сармы ворвутся между центуриями, по ним ударят с трех сторон. Четвертая центурия взяла левее. Четыре коробки, расположившись уступами, мерным шагом двигались в сторону сарм, а из-за холма выползала голова пятой.

Орды дрогнули именно в этот миг. Толпа у стен колыхнулась и стала распадаться. Нахлестывая коней, толкаясь и размахивая руками, сармы брызнули от города и помчались, поднимая тучу пыли.

— Так вам, так! — закричала я. Сработало! Пять центурий прогнали три тысячи сарм! Когда это было! Игрр — великий стратег! Вонючки не скоро опомнятся. Мы войдем в Малакку, после чего осаждать ее бесполезно. Пять сотен воинов за высокими стенами отразят и десятитысячную орду. Сармы не вернутся…

Я направила коня к дороге. Со всех сторон меня закрывали «кошки». На этом настоял Игрр. Турма на вершине холма изображала командование легиона — тех, кто ездит верхом. Сармы наверняка нас посчитали и сделали выводы.

Подскакав к стенам Малакки, я разглядела, что ворота города в целости. Пылала повозка с горючим маслом, опрокинутая возле них. В жарком пламени лопались почерневшие от сажи горшки, от обугленной запряжки быков несло горелым мясом. Надо же! Защитникам города удалось сорвать штурм!

При моем приближении ворота заскрипели, отворяясь. Навстречу выехала толстая женщина с обрюзгшим лицом. Я узнала ее. Урсула, префект города.

— Аве, трибун! — Она выбросила вперед кулак — Откуда вы взялись? Мы готовились к смерти, а тут легион.

— Пять центурий, — поправила я. — Со мной половина когорты.

— Ты пошла в бой с пятьюстами воинами?! — изумилась Урсула. — Отважный поступок, Валерия! Я сообщу об этом принцепсу. Твой подвиг прославят в веках!

Она протянула руку. Я поморщилась, но пожала пухлую лапу. Малакка — пограничный город. Префект должна знать, чем дышит Степь. Нападение сарм, как видно, случилось неожиданно. В Малакке увлеклись торговлей.

— У тебя есть медикус? — спросила Урсула.

— У вас много раненых? — удивилась я. Не похоже, что под стенами шел бой.

— Почти нет, — подтвердила догадку префект. — Но одну из моих сильно изрубили. Видишь! — она указала на догоравшую повозку. — Это ее работа. Сармы замыслили сжечь ворота и ворваться в город. Подкатили повозку… Эта воин сама вызвалась. Спрыгнула со стены, убила охрану и опрокинула горшки. Те разбились, и мы подожгли масло горящими стрелами. Сармы обезумели от злости. Набросились на храбрую и сильно ее изранили. Ее подняли на стену, но она плоха.

— Как ее имя? — спросила я.

— Не помню! — пожала плечами префект. — Ее прислали из Ромы. Преступница, осужденная к смерти. Казнь заменили службой в пограничье. Она хотела, чтоб ее помиловали, и пожелала отличиться. Медикус говорит: раненая обречена. Нужно показать ее другому. Пусть видят, что я забочусь о воинах. Преступница прославилась, пусть часть ее популярности достанется мне.

Урсула ухмыльнулась.

«Сволочь! — подумала я. — Думаешь только о выборах. Эта воин — герой, а ты даже имени ее не знаешь!»

— У меня есть медикус! — сказала громко. — Очень хороший…

Игрр, медикус. Удивленный

Несмотря на серое от потери крови лицо и ворох тряпок, в которые ее замотали, я узнал раненую. Касиния, она же «штангистка», избивавшая меня в храме, а после хотевшая меня зарезать. В спальне принцепса она едва не выпустила мне кишки. Лиона помешала…

Касиния меня узнала. Гримаса исказила ее лицо. Я склонился над раненой. Так, руки и ноги замотаны, бинты пропитаны кровью, но на туловище повязок нет, следовательно, нет и проникающих в грудную и брюшную полости ранений. На Касинии наверняка была лорика. Не так страшно, как меня уверяли.

— Стол! — велел я сопровождавшим меня воинам из городской стражи. — Кипяченую воду, уксус, чистые бинты и нитки. И еще деревяшку — вот такую! — я показал пальцами.

— Деревяшку зачем? — удивилась немолодая тетка в залатанной тунике.

— Она будет ее грызть! — я указал на Касинию…

Деревяшку «штангистка» выплюнула, когда спина моя занемела. Касинию словно пропустили через шнек комбайна. Раны рубленые и колотые, от мечей, наконечников копий, стрел… Число наложенных мной швов шло на десятки. А она в таком состоянии ухитрилась взобраться на стену. Зверюга! Если выживет, будет вся в шрамах. После чего ею только детей пугать.

Несмотря на дикую боль, Касиния сознание не теряла. Кряхтела, мычала, дергалась, но не сводила с меня глаз. Ну, да, пришлый пришел ее зарезать! А то сама бы не сдохла! Мне стоило покачать головой — безнадежно — и уйти. Умерла бы от заражения и потери крови Почему взялся ее спасать, я сам не понимал и злился.

Закончив, я достал из сумки горный воск. Глаза Касинии стали большими. Догадалась. Вита, если узнает, меня убьет. Она до сих пор с содроганием говорит о Касинии. Я отломил кусочек величиной с ноготь и поднес его ко рту раненой. Она выхватила его из моих пальцев, едва не откусив их. Жить хочет, зараза!

— Вот еще!

Я вложил второй кусок, величиной с палец, ей в ладонь. Она сжала его в кулаке — не отберешь!

— Перенесите ее на нары! — велел я наблюдавшим за нами воинам. — Она потеряла много крови, поэтому захочет пить. Давайте вволю. Хорошо бы красное вино…

Я подумал и достал из кошелька золотой. Немолодая тетка протянула ладонь и поклонилась.

— Спасибо, господин! Нам не на что купить Касинии вина. Жалованья не платят с лета. Префект говорит: Рома задерживает деньги.

— Купите курицу и сварите. Курицу съешьте сами отвар дайте ей!

Я повернулся и, не слушая слов благодарности, вышел из казармы. Так, куда теперь? К Касинии меня отвели сразу от ворот. Где расположились Вита с семейством? Ладно, найдем! Малакка не больно большая…

Я не успел додумать, как увидел скачущую всадницу. Она подлетела, и я узнал Лолу.

— Игрр! — закричала она, осаживая коня. — Амага! Ее убивают!

— Где? — воскликнул я.

— За стенами! Пришли местные воины…

— Слезай!

Лола скользнула на брусчатку.

— Найди Валерию и сообщи! — прокричал я и ударил в бока лошади сапогами.

Амагу и ее сарм я нашел за воротами, к счастью, пока живыми. Однако убивать их собирались. Девочки, сгрудившись вокруг «звездочки», держали оружие наготове. Напротив, закрывшись щитами и ощетинившись пилумами, застыл строй местных воинов. Прозвучит команда, и пилумы полетят в моих сарм…

— Прекратить! — заорал я, направляя коня в просвет между противниками. — Что тут, на хрен, происходит?

— Ты кто такой? — выкрикнули из-за щитов.

— Игорь Овсянников, сенатор Ромы! — рявкнул я. — Не видишь? — Я ткнул пальцем в багряную полосу на своей тунике.

Еще на пути к Малакке Валерия озаботилась моим внешним видом. Девчонки нашили на обычную тунику полосу ткани, выкроенную из плаща претория. Валерия обещала раздобыть в Малакке красные сапоги и тогу и тем самым завершить облачение. Ходить, завернутым в одеяло, мне не улыбалось, только куда деваться? В Роме, как и у нас, встречают по одежке. Вот и сейчас правило сработало. Щиты раздвинулись, и ко мне вышла женщина с лисьим лицом.

— Я Цецилия, квестор Малакки, — представилась, поклонившись. — Нашим воинам нечего есть. А эта наглая сарма, — она ткнула в Амагу, — не дает нам овец! Более того, угрожает оружием! Да кто она такая?!

— Она, — сказал я, сдерживая гнев, — ауксилий претория, как и ее воины. Сегодня мы сняли осаду с Малакки. Если б не Амага, вы бы тут сдохли. В награду ей пообещали стада. Это ее добыча! Почему она должна ее отдавать? Если твои воины хотят есть, купи им мяса.