Михаил Сельдемешев - Черный оазис Страница 38

— В «Мальвине»?

— Ну не в Большом же театре, — усмехнулась Рита. — Зато вечером у нас там небольшой сабантуй состоится. Придешь?

— А по поводу чего гуляете?

— Мальвина отходную устраивает, с новым мужем в Австрию уезжает на ПМЖ.

— И кто теперь ее место займет — ты?

— Не знаю, — ответила Рита. — Так придешь?

— Во сколько?

— Часов в семь, наверное, чтобы до открытия клуба успеть.

— Постараюсь, — Горин прикрыл веки и надавил на глазные яблоки, в которых сосредоточились последние остатки болевых ощущений. — Ты на меня больше не сердишься?

— Немножко совсем, — улыбнулась Рита, — Ну ладно, отдыхай. Спокойной ночи.

— Спасибо и до завтра, — Артем повесил трубку и побрёл к кровати.

На вечеринку по поводу отъезда Мальвины Горин пришёл не с пустыми руками: Рите он принес три розы — белую, красную и розовую, на стол поставил бутылку коньяка, а виновнице торжества подарил маленькую, перевязанную подарочной лентой коробочку. В ней был женский бритвенный станок голубого цвета.

— Мальчик, а ты кто? — спросила Мальвина вульгарным низким голосом, заглянув в коробочку.

— Это Артем, — представила его Рита.

— Горин, — добавил он.

— Ну, тогда наливай свой коньяк, Артем Горин, — произнесла Мальвина, растягивая слова.

Как оказалось, звали ее Людмилой. Сейчас она была без своего голубого парика. За столом помимо Риты и Людмилы-Мальвины сидело еще несколько девушек с профессиональными фигурами, охранники, музыканты и еще какие-то люди, по-видимому, из обслуживающего персонала.

— Что ж, позвольте сказать тост, — произнес сидевший до этого в тени лысоватый мужчина в очках и белой рубашке с закатанными рукавами.

— Это Борис Львович, директор, — шепнула Артему на ухо Рита.

— Мы все очень рады за тебя, Людочка, — начал свой тост Борис Львович. — Рады, что ты нашла свое счастье, что уезжаешь из нашей непредсказуемости в края достатка, спокойствия и гарантированной свободы. Желаем, чтобы и впредь мужская часть населения не могла спокойно дышать в твоем присутствии, оставайся все время такой же обольстительной и темпераментной. От имени всего коллектива хочу преподнести тебе этот памятный подарок, который в далекой австрийской земле будет напоминать тебе о нас, — он достал из-под стола полиэтиленовый пакет и извлек из него увесистую матрешку.

— Ой, как мило, рюсский сувенир! — изобразила иностранный акцент Людмила-Мальвина, затем встала, перегнулась через весь стол и от души поцеловала своего бывшего директора.

После этого она уселась на место и в два счета извлекла все вложенные матрешки, у которых была одна особенность: на каждой последующей было нарисовано на одну деталь одежды меньше — своеобразное напоминание Людмиле о ее бывшем поприще. В самой последней матрешке лежали свернутые тугим цилиндриком доллары.

— Ой, ребята, огромное вам всем спасибо! — на глазах Мальвины заблестели слезы. — Я так буду по вас скучать! Давайте выпьем за то, чтобы и там я нашла себе таких же друзей, — она, не поморщившись, осушила бокал с остатками коньяка.

Все, включая Горина, последовали ее примеру.

Примерно через полтора часа Людмила была на пике весёлого настроения и все время порывалась развлечь друзей прощальным выступлением, хотя и с трудом стояла на своих длинных стройных ногах. Натянуто улыбающийся Борис Львович, постоянно поглядывая на часы, в меру своих сил удерживал ее от этой затеи.

По степени опьянения к Мальвине, пожалуй, был близок лишь Горин, потому что, как и виновница торжества, он не зависел от лояльности директора этого заведения, и половина пустых бутылок под столом было на его счету.

В конце концов, наступил момент, когда оба утеряли всяческий контроль над собой: Мальвина-Людмила разделась и взгромоздилась на стол, а Артем подсел к Борису Львовичу и по-приятельски положил ему руку на плечо. Дальнейших подробностей Горин не помнил: например, как заплетающимся языком спрашивал директора о переименовании заведения, а также о том, что Рита более всего достойна занять место Людмилы; не помнил Артем, как горячо заверял тщетно пытающегося отстраниться от него Львовича, что самолично проследит за тем, чтобы «эта вертихвостка» (имелась в виду Рита) во всех своих местах перекрасилась в голубой цвет, раз так надо для дела. Не помнил, как пытался подраться с охранниками и остаться, чтобы принять участие в отборе кандидаток на место примы…

Рита привезла горланящего во все горло песню черепахи Тортиллы Горина к себе домой, толкнула его на диван, стянула с него верхнюю одежду, покачала головой и скрылась в спальне.

Добротная дверь из дуба оберегала сон Риты от храпа, доносящегося из соседней комнаты, но через пару часов Рите пришлось вскочить, когда Артем начал кричать от боли. Она пыталась его разбудить, накладывала холодный компресс на его раскаленный лоб, пока он не утихомирился. После этого Рита вернулась в постель но уснуть уже больше не смогла…

Следующая неделя была ознаменована бумом в прессе, посвященным небывалой криминогенной обстановке в городе: органы были больше не в силах контролировать ситуацию, и журналисты все-таки прорвали милицейский кордон замалчивания.

Изоляторы временного содержания были переполнены всякого рода самозванцами, пытающимися взять всю вину за подвиги Трофейшика на себя; их, недолго думая, переправляли в психиатрические лечебницы. Активизировались не совсем нормальные типы всех мастей молодым девушкам, да и не только им, совершенно невозможно стало появляться на улицах с наступлением темноты.

Горин смотрел новости по телевизору, читал газеты и искренне сочувствовал Левченко. А Александр Эдуардович не успевал сочувствовать ни себе, ни жертвам, ни их родственникам. С утра до вечера он и его коллеги выслушивали показания всяких психов, передавали дела в прокуратуру на лиц, против которых были неопровержимые улики, и выезжали на места преступлений Сотрудники его отдела практически перестали появляться у себя дома.

Мало того, массовый психоз коснулся и животных: в прессе и на телевидении все чаще мелькали сообщения о том, что какой-нибудь симпатичный песик вцепился своими остренькими зубками в кормящую руку отца семейства или какая-нибудь пушистая кошечка расцарапала лицо не чающей в ней души хозяйки. Если бы у Левченко хватало времени смотреть телевизор или читать газеты, он бы, наверное, поблагодарил судьбу за то, что зверьем его отдел не занимается.

Весь этот кошмар обсуждался и в Ритином коллективе, где присутствовал и Горин. Она теперь совершенно никуда не соглашалась ходить по вечерам одна, и Артём регулярно сопровождал ее на работу. Последние события самым неблагожелательным образом сказались на посещаемости ночных клубов — «Крэйзи Мальвина", в частности. При этом возросло число посетителей, которые по разным причинам не проходили фэйс-контроль на входе. Поэтому из всего коллектива напрягаться, по большей части, приходилось лишь охранникам. Новые номера решили пока не репетировать, так как единичным клиентам хватало выпить пару кружек пива да поглазеть на нескольких без особого усердия „работающих“ на сцене девчонок.

Сотрудники бара сидели за столом, за которым еще недавно провожали Людмилу-Мальвину и, никуда не торопясь, пили кофе. Хотя на дворе в самом разгаре был полдень, выходить на улицу никому особенно не хотелось. Темой для разговоров все последние дни было только одно.

— А я недавно слышала, — произнесла одна из официанток, — будто бы его уже раз поймали, а потом отпустил…

— Доказать не смогли? — ироничным тоном спросил парень, занимающийся звуковым оформлением.

— Нет, у него просто прописка из другой области оказалась, — выдвинул свою версию бармен.

— Юмористы, блин! — обиделась официантка. — Говорят, что он сказочно богат и скупил всю милицию в нашем городе.

— С жиру бесится местный Рокфеллер, — снова прокомментировал ее слова бармен. — Все в жизни попробовал, и скука заедать начала…

— Да идите вы в задницу! — официантка швырнула в него скомканной салфеткой. — Чтобы я вам еще о чем-нибудь рассказала…

— Ребята, да ладно вам, — вмешался охранник, на минутку вырвавшийся с поста, чтобы по-быстрому сжевать бутерброд с ветчиной. — Пускай говорит!

— У меня бывшая одноклассница в одном НИИ работает, — продолжила после нескольких секунд молчания девушка. — Туда трупы его жертв свозят для исследований…

— Только не за едой, умоляю! — запротестовала Рита.

— Да пусть продолжает, чего вы как эти? — запивая бутерброд чаем с лимоном, снова вступился за рассказчицу охранник.

— Да я не имела в виду ничего тошнотворного, честное слово, — заверила официантка. — Она мне про один странный случай поведала. Привезли к ним тело девушки, из которого в ходе обследования вытащили больше сотни мелких булавок.