Павел Корнев - Пятно Страница 38

– А вторую как? – улыбнулся федерал и отхлебнул пива.

– А у меня открывашка есть, – рассмеялся я и, расстегнув нагрудный карман куртки, вытащил из него колоду карт и оправленный в начавшую трескаться пластмассу стальной кругляш размером с донце бутылки из-под шампанского.

– То есть это ты выделывался так? – хмыкнул Кузнецов и отсалютовал бутылкой. – Твое здоровье, фокусник!

– И тебя туда же, – хмыкнул я и сковырнул пробку, зацепив ее специальной прорезью. Потом глотнул пива и недоуменно покрутил головой. – Такое впечатление, одна из пломб раскрошилась…

– Это ты, наверное, осадок взболтал, – успокоил меня федерал и, положив автомат на колени, присосался к горлышку. Удовлетворенно крякнул и махнул рукой: – Нормальное пиво, не испортилось.

– Ну, будем надеяться.

– А открывашку зачем с собой таскаешь? – поинтересовался вдруг Кузнецов. – У вас же со снабжением дела не шибко хорошо обстоят?

– Подарок. – Я убрал открывашку вместе с колодой карт обратно в карман и вновь глотнул пива. – Хорошо…

– Хорошо будет, когда дело сделаем…

– Тоже верно.

В голове зашумело, я уселся в кресло и повернулся к окну. На улице сильно стемнело, поднялся ветер, но дождь по-прежнему еле капал.

Да-а, спору нет – хорошо вот так с бутылочкой пива в тишине посидеть, вот только все равно не получится забыть, что это всего лишь иллюзия нормальной жизни. Никак не получится.

Но зато нервы в порядок пришли. Уже не трясет всего, по крайней мере. Нет, что ни говори, алкоголь для снятия стресса – то, что доктор прописал. Главное, выпивкой не увлекаться, и все будет хорошо. Ну да с одной бутылки особо не разгуляешься.

Я вздохнул и вытащил из кобуры наган. Надо перезарядить, а то мало ли когда в следующий раз припрет. Процесс этот и в самом деле не быстрый.

Успевший ополовинить бутылку Кузнецов глянул на меня с издевательской ухмылкой – мол, я же тебя предупреждал! – но ничего говорить не стал и принялся набивать магазины к АК-9 вытащенными из ранца патронами.

– У тебя там хоть что-нибудь, кроме боеприпасов, есть вообще? – поинтересовался я и, выкрутив, вытащил шомпол. Потом сдвинул его в сторону и, откинув дверцу барабана, начал одну за другой выбивать стреляные гильзы.

– Держи. – Кузнецов кинул мне запечатанный в полиэтиленовую пленку ломтик хлеба и указал на наган: – Понял теперь, какой это геморрой?

– Зато он надежный, – возразил я, вставив последний патрон и прокрутив барабан. – А вот твой паек у меня как-то доверия не вызывает.

– Ты попробуй сначала, потом говорить будешь.

Я убрал заряженный револьвер в кобуру и надорвал упаковку. К моему удивлению, хлеб моментально нагрелся, и нос защекотали запахи свежей выпечки, сыра и ветчины.

– Это ж сколько химии в него запихали?

– Не больше чем обычно.

Тост и в самом деле оказался хорош. Одного ломтика вполне хватило, чтобы наесться, и на вызванную химикатами обманку возникшее чувство сытости совсем не походило. Ничего так, в общем. А с пивом и вовсе замечательно. Сто лет пиво не пил. Одно плохо: курить охота, просто сил никаких нет.

Я вновь хлебнул, откинулся на спинку кресла и отставил бутылку на соседний стол. Здорово, конечно, что отдохнуть получилось, но особо расслабляться не стоит – дождь скоро кончится, а мне хмельной напиток как-то очень уж сильно по мозгам ударил.

– Слушай, все же хочу спросить, – неожиданно произнес сидевший лицом к дверному проему федерал, – а почему ты на самом деле до сих пор тут живешь?

– В смысле? – удивился я. – А где мне еще жить?

– Почему не перебрался в Сибирь? Смысл торчать в «пятне» без элементарных удобств? Без какого-либо медицинского обслуживания и социального обеспечения?

– Я не живу, я существую. – Пиво развязало язык, но это было в общем-то неважно. – Сам посуди, к чему мертвецу удобства?

– Мертвецу?

– Ну да. Человек – существо социальное. Убей его окружение, убей возможности – убьешь его самого. Студент умер, а помоечнику и здесь хорошо.

– Чушь! – возразил Кузнецов. – Человек – это в первую очередь личность.

– Личность – лишь иллюзия, большей частью зависящая от внешних факторов. – Отхлебнув пива, я приготовился к долгому спору. Люблю поспорить, есть грех. И неважно, о чем и какую позицию отстаивать в общем-то. Хотя сейчас федералу все же удалось задеть меня за живое. – Человек существует в определенном социуме, который и определяет его возможности.

– Почему бы тебе не сменить социум? – предложил опер.

– А зачем? – хмыкнул я. – У меня был определенный круг общения, теперь его нет. Зачем делать вид, будто все можно исправить? Зачем, а? Ничего нельзя вернуть. А те, кто так думают, обычно плохо заканчивают. Одни подсаживаются на наркоту, другие ведут себя настолько неадекватно, что лучше бы просто подсели на наркоту и тихо сдохли.

– Жизнь продолжается.

– Фигня! Нет, я бы мог, конечно, найти себе занятие по душе, да только это была бы лишь форма саморазрушения. Отложенное самоубийство, так сказать. Оно мне надо? А так я существую в мире с самим собой. У меня нет иллюзий. Я остался прежним и не хочу меняться.

– Должна же быть у человека мечта.

– Мечта – это когда есть возможность желаемое осуществить. А когда такой возможности нет – это скорее сродни онанизму.

– И что в этом плохого? – ухмыльнулся Кузнецов.

– Я это перерос, – упрямо заявил я, – когда понял, что, кроме крови, осуществление моей мечты ничего не принесет. Но в принципе понимаю и тех, кто начал убивать, да так и не смог остановиться. Прекрасно понимаю…

– Понимаешь или оправдываешь?

– Некоторых оправдываю, некоторых нет. Все зависит от ситуации.

– Когда человек делает смыслом своей жизни уничтожение других разумных существ – это… – опер замялся, – нездорово.

– Геноцид как признак расстройства психики? – Я допил пиво и покачал головой. – Не стоит обобщать. Если загнать человека в угол и сделать ксенофобию формой его существования, какие могут быть потом к нему претензии? Это закон природы: если чужак несет угрозу, убей его или умри сам.

– Почему-то большинство не пошло на поводу у предрассудков. Нормальным людям хватило ума начать строить новую жизнь, а не пытаться разрушить все, до чего они могут дотянуться.

– Знаешь, – невесело улыбнулся я, – большинству нет никакой разницы, что строить – школы или концлагеря. Тому самому большинству не до политики, ему надо семьи кормить. А уж оправдание можно любому созидательному труду найти.

– Ты оправдываешь нацизм? – внимательно глянул на меня Кузнецов.

– Мы вроде о ксенофобии говорили? – уточнил я.

– А есть разница?

– Ну так! Ксенофобия – это защитный процесс. Отторжение инородного. Ответная реакция, когда начинают ломиться со своим уставом в чужой монастырь.

– А нацизм?

– А нацизм уже форма агрессии.

– Кто бы мог подумать!

– Ну, мне так кажется, – ухмыльнулся я и невольно вздрогнул, когда сгустившийся за окном сумрак прорезала яркая вспышка молнии. В следующий миг окна задрожали от докатившегося до здания грохота, и вскочивший на ноги федерал поспешил оттащить кресло в глубь помещения.

– Это еще что такое? – ошарашенно уставился он на здание напротив, в окнах которого заискрились непонятные огни.

– Молния ударила, – поежился я.

– А с домом что?

– Возмущение энергетического поля или что-то типа того… – Пелена внезапно усилившегося дождя не помешала разглядеть, как посреди проезжей части начало разгораться непонятное свечение, а потом к небу протянулась ослепительная нить электрического разряда. – Теперь понимаешь, почему не стоит в дождь по улицам шляться?

– Теперь понимаю.

– Пойдем, в коридоре переждем. – Я распахнул дверь, но тут же подался обратно. – Не двигайся!

– Что…

– Тихо! – Послышалось едва различимое пощелкивание, а потом мимо кабинета медленно проплыла шаровая молния. – Пронесло…

Беззвучно открывавший и закрывавший рот Кузнецов мотнул головой, в несколько глотков осушил бутылку пива и шепотом спросил:

– И часто тут такое?

– А как думаешь, почему все по подвалам ныкаются? – Я осторожно закрыл дверь и присел на краешек стола. – Неспроста, факт.

– Да уж, неудивительно…

– Дождь вроде стихает, – выглянул я в окно. – Ждем, не дергаемся. Нога у тебя как?

– Уже в порядке, – вновь уселся Кузнецов в кожаное кресло.

– Сгущенку дай, – попросил я и обнажил кинжал.

– Ты есть хочешь? – не на шутку удивился федерал. – Того, что ты съел, на сутки нормальному человеку хватает!

– Не принимает у меня организм ваши химикаты. – Я кинжалом вскрыл банку, отогнул крышку и вытащил из рюкзака ложку. – Вот это другое дело. Натур продукт!

– Вареная, что ли?

– Да нет вроде, – глянул я на этикетку. – Обычная.

– А чего темная такая?

– Долго хранилась, – предположил я. – Да не, нормальная. Не испортилась.