Анна Фенх - Ружья еретиков Страница 38

— Попробую сегодня обратиться к одному пожилому господину, который привык просыпаться до рассвета и ложиться до темноты, — ответил Еретик Вилю. — Я лечил его несколько лет подряд и все это время терпел его занудливость и нравоучительный тон. Он должен мне помочь. Хотя бы и по старой памяти.

— Ты оставил о себе настолько хорошую память, что пожилой господин не устрашится даже инквизиторов? — спросил Виль уныло, и сомнения в его голосе хватило бы, чтобы скисло ведро парного молока.

Молока… Волк потряс головой, заставляя себя перестать думать о еде.

— Думаю, он уже слишком стар, чтобы бояться. Ты чем-то встревожен, Виль?

Пророк покусал губы в задумчивости, не то не решаясь сказать, не то сомневаясь в собственных словах:

— Да… Я боюсь, что больше не увижу тебя.

— Так тебе снова было видение? — заинтересовался Рейхар и даже прекратил воевать с сапогом. — Почему же ты меня не разбудил? Виль, тебе следовало немедленно позвать меня.

— Нет, Волк, нет, — Виль замахал руками, — ничего не было. Это просто чувство, но мне сложно его объяснить.

— Что ж, уверяю тебя, все будет в порядке, — подбодрил юного пророка Еретик. — Я постараюсь принести еды сегодня, если не заработаю, так найду, где украсть. А ты не выходи из дому и не говори ни с кем.

— Помню, — кивнул Виль. — Но все же будь осторожен и оборачивайся почаще, хорошо, Волк? Вдруг за тобой следуют.

— Всенепременно, — Рейхар постучал подошвой в пол, проверяя, хорошо ли сел сапог, потрепал мальчишку за плечо и вышел из дому.

Кружил по городу Еретик довольно долго. Он заходил в нетронутые еще Инквизицией лавки, терялся на постепенно наводняющемся торговцами, покупателями, ворами и стражниками рынке, петлял в грязных переулках, пока не убедился, что никакой слежки за ним нет. Только тогда он направился к настоящей своей цели — к оружейнику, укрывавшему единственный существующий в Мире волшебный еретический ствол.

Штуц Гартунг богато жил и справно работал — Инквизиция медлила допрашивать лучшего оружейника столицы, а возможно, и всего королевства, старейшину своего цеха. Мастеров трогали лишь тогда, когда приходили серьезные доносы и закрывать глаза на отъявленные и публичные богохульства становилось совсем невозможно.

До прихода Псов в Инквизицию палачи никогда не портили мастерам рук и глаз — столице нужны были здоровые опытные ткачи, кожевники и красильщики. Теперь же, когда Трибуналом правили Псы, считалось, что столице нужнее здоровые души, и все знали — попавший в церковную тюрьму цеховой мастер не вернется оттуда ни больным, ни здоровым. Знали об этом и те взрослые уже мужчины, которых мастера до сих пор держали в подмастерьях, и многие из этих мастеров отправились в Трибунал только потому, что кому-то из их помощников надоело ходить в мальчишках, надоело быть в свои-то годы жестоко поротым за любые проступки. Бывшие подмастерья писали доносы, а затем приходили в опустевшие мастерские своих загубленных инквизицией хозяев и начинали работать в них, так же набирали помощников, так же пороли их, и многие так же отправились в Трибунал, по такому же доносу, как писали сами. Но Штуц Гартунг инквизиции не боялся, весь город считал, что оружейник даровитый, набожный человек и серьезный до суровости. Однако теперь Еретик знал доподлинно, что этот крупный и кажущийся неповоротливым мужчина подчиняется Руису, а значит, чудесный ствол хранит не по незнанию, но по собственной злой и безбожной воле.

Войдя в мастерскую, Рейхар поймал за шиворот пробегающего мимо вихрастого мальчишку-подмастерье:

— Где ваш старейшина?

— А ты сам кто будешь? — нахальный парень оглядел Рейхара с головы до ног, в мастерских любой щенок чувствовал себя выше нежданного гостя.

— Доктор, — ответил Рейхар. — Позови хозяина цеха, да поживее.

Подтолкнув мальчишку в глубь помещения, Еретик принялся разглядывать людей, но не слишком внимательно, чтобы в нем не заподозрили шпиона. Впрочем, углядеть в мастерской мало что возможно, оружейники были одним из самых уважаемых цехов, наравне с часовщиками и типографами, мастерские их занимали внушительную площадь.

— Господин доктор, — вернувшийся мальчишка почтительно остановился в нескольких шагах, — просят пройти в комнату.

Рейхар кивнул, и мальчишка проводил господина доктора на улицу, чтобы не вести через мастерские, и там уже, проводив за угол, указал, как пройти к Гартунгу.

— Найдете сами? — волновался парень. — Мастер мне велел не задерживаться, несоленого ведь сожрет…

— Найду, — ответил Рейхар.

Он прошел вдоль стены, поднялся по лестнице и, поприветствовав кого-то из мастеровых, околачивающихся в коридоре, отворил дверь.

Штуц Гартунг поднялся навстречу входящему Рейхару, и Рейхар изумился габаритам мастера-оружейника. Пожалуй, если бы Гартунг и впрямь решил подраться с Лариному, Рейхар не смог бы так сразу решить, на кого из двоих гигантов ставить в этом поединке. Оружейник приветственно поднял руку:

— Здравствуйте, Волк, Руис как-то говорил мне о вас. Рад познакомиться. Как там мальчишка, в порядке?

— Я тоже рад, господин Гартунг, вот только я не знаю никакого Руиса. Зато с братом, смею уверить, все в порядке, — Рейхар бессмысленно улыбнулся. — Он чувствует себя лучше, надеюсь, скоро он совсем поправится.

— Вы о чем это? — оружейник непонимающе нахмурился, но затем усмехнулся. — А… Нет, вы это бросьте, Волк, нас здесь никто не подслушает. Псы не посмеют в цех сунуться. У нас секретное право есть, его и Корона, и Церковь чтут.

Рейхар знал, что отчасти старейшина прав — издавна существовало цеховое право на тайну ремесла и на месть. Чужака, проникнувшего в цех с целью подсмотреть секреты ремесла местных мастеров, могли не только жестоко изувечить, лишив зрения, языка и кистей рук, но и убить. В теории оружейники могли обвинить любого, кто без приглашения явился в цех, в том, что он выведывает секреты, будь то заблудившийся безумный нищий или даже монах самого Ордена. Но Рейхар знал и другое — доносили в Трибунал не подосланные Инквизицией в цех монахи-псы, а сами мастеровые.

— Хорошо, пусть так, — Еретик не стал тратить время на пустые споры со старейшиной. — Я пришел за стволом.

— А вот про ствол мне Руис ничего не говорил, — теперь Гартунг смотрел на Рейхара тяжело и с недоверием. В цехах его, наверное, боятся больше, чем кого бы то ни было из мастеров, такой взгляд пригвождал к месту и заставлял вспомнить все проступки, и только замышленные казались уже совершенными, а совершенные, но незначительные, казались непростительными.

— Уже и не скажет, — Еретик не отвел взгляда. — Его схватили Псы прошлой ночью, он успел отдать мне приказ до ареста.

— Не может быть…

Оружейник сел на место с совершенно обескураженным видом, уже не такой грозный, каким предстал перед Еретиком всего минуту назад.

— Я ничего не знаю об аресте.

— Никто не знает, господин Гартунг. И не узнает. Было решено опровергать все слухи о том, что Руис схвачен. И когда произойдет казнь, мы скажем, что это был вовсе не Руис, но обман, провокация Псов. Настоящий же Руис все еще жив, он свободен, он отдает приказы и полон решимости сокрушить власть Церкви. Руис сам выбрал это — не зря он столько лет не показывал своего лица никому, кроме приближенных. Пусть люди верят в него, он нужен им — непобедимый и неустрашимый.

Оружейник слушал Рейхара, и на его открытом живом лице без труда можно было прочесть каждую мысль.

— Кто это решил? — только и спросил он, когда Еретик закончил говорить.

— Придумал это еще господин Хет. Руису понравилось, это ведь делает его символом нашей веры, а значит, почти бессмертным. Виль поддержал его по каким-то своим соображениям, я не знаю их. Есть и другие люди, но я все же не рискну называть их имен здесь, — Еретик лгал, намеренно упоминая лишь тех еретиков, которых Штуц уже не сможет спросить лично — старый ученый мертв, ересиарх арестован, а Виля прячет сам Рейхар, и ради безопасности Пророка никому не расскажет о его местонахождении.

Рейхар молчал, он уже видел — Гартунг верит ему. Теперь же главное не нарушить это хрупкое доверие неосторожным словом.

— Почему же они прислали вас, Волк, а не кого-то из тех, кого я знаю, кому доверяю? — старейшина мял в руках какую-то тряпицу.

— Потому что я не боюсь, — легко проговорил Еретик. — Потому что мало кто остался на виду у инквизиторов, а из тех, кто зарылся в грязь, я один решаюсь свободно ходить по городу, пусть и не в каждом его районе. И при этом я знаю правду. Потому что мне верит Виль, потому что мне доверял Руис. А еще потому, что кое-кто из тех, кого вы знаете и кому доверяете, боится сам нести ответственность за последний, единственный ствол.

Еретик блефовал напропалую, но по презрительной кривоватой усмешке старого оружейника он видел, что попал в точку — есть среди скрытых членов секты осмотрительные трусы.