Кирилл Мошков - Увидеть Хозяина Страница 38

У шкипера были резкие, крупные черты совершенно трезвого лица, и он с хитрецой щурил ледяные, ярко-голубые глаза.

– Добро пожаловать на борт грузовой ракеты AL, бортовой номер R2, – сказал он хрипло, весело и без малейших признаков опьянения. – Джентльмены, прошу прощения, не знаю, как вас зовут – мне пора готовить машину к взлету. Пассажирский салон – уровнем выше, подняться можно вот здесь. Не позднее, чем за десять минут до старта, прошу занять кресла и надежно пристегнуться: у нас нет автономной гравикомпенсации, поэтому будут перегрузки при старте. Полет до Компа займет восемнадцать часов. Утром по абсолютному, часов в восемь, я приглашу вас разделить с экипажем завтрак.

Он отдал нам честь, на этот раз совершенно четко и даже щегольски, и повернулся.

В этот момент в шлюзе появился еще один член экипажа. Это был невысокий, толстенький человечек, совсем не старый, но заметно лысеющий. На нем был синий комбинезон механика-двигателиста, тоже безо всяких знаков различия. Он уставился на нас неприятным взглядом: у него были мутные, но неестественно быстро бегающие глаза.

– Что вытаращился? – негромко осведомился у него Реостат. – Пассажиры. Твой тридцатник я тебе сейчас отслюню. Давай, не торчи здесь. Иди машину раскочегаривай.

– Успеется, Рыжий, – кислым тенорком промямлил механик, продолжая переводить взгляд с меня на Фродо и обратно.

Реостат повернулся и ушел. Мы с Фродо, волоча свои вещи, стали подниматься по узенькой винтовой лестнице. Лысеющий механик все смотрел на нас из шлюза. Поднимаясь вторым, я видел, что он достал из кармана мультиком и стал набирать номер.

Я в тревоге сунул руку в карман куртки и взглянул на шар.

Шар был лилово-зеленым.

Я дернул Фродо за штанину и прошипел:

– Гляди скорее!

Шар медленно тускнел по мере того, как мы удалялись от механика. Я слышал, как он в шлюзе быстро и неразборчиво что-то говорит в мультиком сдавленным голосом.

– Это интересно, – задумчиво сказал Фродо. Сначала он, затем я вышли в узкий и тесный пассажирский салон. – Ах, как же мне это не нравится.

Неожиданно для меня он вытащил из-под своих просторных одежд пистолет.

– Посмотри, Майк. Я прихватил его на всякий случай еще из дома. Но я не умею им пользоваться.

– Дай-ка. – Я осмотрел пистолет. Это был именно пистолет в понятном мне смысле этого слова, а не многофункциональное устройство размером с кирпич, которым – под тем же названием – пользовался Ланселот. Оружие коротким стволом походило на дамское, хотя калибр его был вполне внушителен, а магазин, как показал внимательный осмотр, вмещал четырнадцать патронов. – Думаю, я-то им воспользоваться смогу. Вот только не рискованно ли его проносить через таможни и погранслужбу?

– Нет. А почему должно быть рискованно?

– В мое время пронести оружие на борт самолета было нельзя. Террористы использовали оружие для захвата самолетов.

– Ах, вот оно что… Нет, это невозможно – оружие оружием, но никто, кроме офицеров экипажа, попасть в рубку, ну или любое другое служебное помещение судна, не может, для этого надо иметь не пистолет, а кей.

– Что?

– Кей. Персональный кодирующий ключ-усилитель. Ну, это неважно. Главное, если оружие легальное, его можно возить с собой. А у меня на него есть разрешение.

– А… выстрел, разгерметизация?

Фродо удивленно посмотрел на меня.

– Как это? Разгерметизация корабля, ты имеешь в виду?

– Да.

Фродо покачал головой.

– Нет, что ты. Я не представляю, из какого оружия нужно выстрелить внутри корабля, чтобы вызвать его разгерметизацию. Корпуса кораблей кералитовые… это очень прочная субстанция, поверь мне.

– В мое время корпуса были металлические… а иллюминаторы из какого-то специального стекла, их было несложно разбить выстрелом…

Фродо пожал плечами.

– Ты забываешь, что прошло почти две тысячи лет. Да, конечно, развитие технологий шло нелинейно, были периоды упадка… Но столько времени… Нет, что ты, корабль нельзя повредить иначе, чем снаружи, боевым лучевиком, скажем. А изнутри… Разве что взрывчатка большой мощности… Но как раз это проносить нельзя, и на космодромах есть сканеры, реагирующие на взрывчатку…

– Ну, хорошо. Только давай я пока подержу пистолет у себя.

– Да, конечно.

Я засунул пистолет во внутренний карман куртки.

– Вот оборотная сторона ненасилия, – вдруг серьезно сказал Фродо. – Неспособность защитить себя.

Я защелкнул свой рюкзак в багажник над головой и сел.

– Ненасилие хорошо тогда, когда оно становится нормой поведения большинства. Иначе это просто покорность овцы на бойне.

– Да, возможно. – Фродо тоже отправил свой мешок в багажник. – Я все же предпочитаю думать иначе.

– Согласись, что у тебя была возможность всю жизнь думать иначе. У Святослава или Като, например, такой возможности никогда не было. Они живут в мире, где свою жизнь нужно постоянно защищать – во всяком случае, людям их общественного положения. Меч для них – орган тела, естественное продолжение руки. А разве они плохие люди?

– Они превосходные люди. Но они – исключение. Они оба – редкостные для своего времени люди. Я думаю, столь высокими моральными качествами в их время обладали немногие.

– Что, сейчас по-другому?

Фродо несколько секунд глядел на меня сквозь очки и вдруг признал:

– Да, пожалуй, что сейчас то же самое. Хороших людей, наверное, больше, чем в средние века, но ведь людей вообще стало намного больше.

– Внимание пассажирам, – раздался в интеркоме веселый хриплый голос Реостата, – прошу пристегнуться. Готовимся к взлету.

Мы принялись пристегиваться. Я вдруг заметил, что слева от моего кресла (и справа от кресла Фродо – мы сидели лицом к лицу) имеется широкий иллюминатор. Ну, не иллюминатор, а участок этой их нынешней прозрачной брони. Я помнил, что космодром находится под самой поверхностью планеты; теперь я видел, что верхние ярусы корабля были выше уровня поверхности – в паре метров ниже иллюминатора были видны слабо освещенные края стартового узла, а прямо перед нами расстилалось истыканное электрическими огнями широкое черное поле под испещренным яркими звездами бескрайним черным небом. Кругом были невысокие горы, едва заметные в слабом свете, а черное поле вокруг нашего стартового узла было в шахматном порядке усеяно другими стартовыми сооружениями – на наших глазах из одной освещенной трубы поднялось и кануло в звездное небо округлое тело какого-то грузовика, и свет в выпустившей его шахте погас.

Вблизи нашего стартового узла огней не было. И по черному полю, прямиком к нам, увеличиваясь в размерах, катилась какая-то освещенная изнутри машина, помигивавшая характерными полицейскими сине-красными огнями.

Фродо, смотревший туда же, куда и я, произнес:

– Похоже, это за нами.

И тут наша ракета дернулась, содрогнулась сверху донизу и глухо заревела. Из-под краев стартового колодца повалил, заволакивая все вокруг, освещенный снизу оранжевый пар. Я увидел, что полицейская машина, которая уже подъехала было к стартовому узлу настолько, что я мог разглядеть внутри неясные фигуры полицейских в боевых шлемах, резко развернулась и покатилась в обратном направлении. Мы почувствовали мощный толчок снизу, затем еще один, более сильный, и ракета, тяжко вибрируя, тронулась вверх. Нас медленно, но все тяжелее и тяжелее стало вдавливать в кресла. Открытая дверь отсека сорвалась с фиксаторов, прокатилась по роликам и тяжело ухнула, захлопываясь. Я увидел, что Фродо вцепился в подлокотники кресла и побледнел. Я с трудом перевел дыхание, с усилием удерживая голову в неудобном, чересчур широком подголовнике: ракета, глухо трясясь, мощно тянула вверх. Я скосил глаза к иллюминатору, из-за чего в глазах поплыли пятна. Поля и гор уже не было видно, внизу сверкали огни целого полушария, из-за массивной черной туши которого вставало зарево близкого солнца – видимо, свечение его фотосферы? Ракета кренилась, выходя на разгонную орбиту. Перегрузка быстро слабела и вдруг кончилась, на пару секунд возникло под ложечкой противное ощущение невесомости, и вдруг пришла нормальная сила тяжести: это ракета легла на траекторию разгона, и включился рабочий ход, создающий на борту гравитационную компенсацию.

– Ох елки же палки, – проскрипел я на родном языке, с трудом ворочая глазами. Фродо не отреагировал: похоже, перегрузка тоже далась ему нелегко.

Несколько минут я сидел в блаженной неподвижности, приходя в себя.

– Внимание пассажирам, – раздался в интеркоме голос Реостата – хриплый, но почему-то гораздо менее веселый, чем раньше. – Можно отстегнуться. Перепадов тяжести и резких маневров в ближайший час не ожидается.

Я открыл было рот, чтобы что-то сказать Фродо, но Таук предостерегающе поднял палец.