Цвет твоей крови - Александр Александрович Бушков Страница 38

– А если у них есть какое-то оружие вроде моего?

– Но ведь нечего больше сделать, – без улыбки ответил Грайт. – Придется рискнуть. Если все пройдет гладко, разрушишь Мост. Нас уверяют, что это нетрудно сделать простым топором…

«Интересно, кто это вас уверяет, кто это такой информированный?» – рвался у меня с языка вопрос, но я сдержался. Нутром чую, не ответит все равно…

– Предположим, я эту штуковину разрушу… – сказал я раздумчиво. – А дальше?

– А дальше уже наша забота, – словно бы с некоторым мечтательным воодушевлением сказал Грайт. – Главное, ватаки не смогут получить подкрепление из своего коэна… если только на другой стороне у них есть свой коэн. Некоторые считают, что они – нечто вроде бродяг меж коэнами, небольшое племя. Если так, это нам только облегчит задачу. Мы их перебьем… есть средства. Или просто возьмем их замки в осаду, перестанем снабжать едой и водой и посмотрим, что будет. Тот, кто ест и пьет, как человек, без еды и воды проживет, мы так прикидываем, не дольше человека. Чтобы создать новый Мост, потребуется не менее двух месяцев, а этого нам вполне хватит, чтобы извести их под корень… и достойно встретить новых, если они опять придут, пусть даже в другом месте… – К его мечтательности явно добавилась злоба. – А первым делом мы истребим всех прислужников ватаков… включая королевскую фамилию. Может, с короля и начнем. Есть люди, которые до сих пор убеждены, что ватаки уничтожили королевскую фамилию и заменили ее двойниками или как-то вселились в их тела и подчинили их разум. Но я этому не верю по очень веским причинам. Видишь ли, я год служил пажом у нынешнего короля, когда он был наследным принцем. Поехал повидаться с матерью и из-за Вторжения застрял в нашем замке на добрый месяц, но потом король за мной прислал, и я вернулся во дворец. Остался пажом до тех пор, когда мне исполнилось три раза по шесть лет – потом, согласно строгому порядку, перестал быть пажом, но во дворце остался. Через два года старый король умер, и на трон взошел принц. Уж я-то знаю и его, и двор… И старый король, и нынешний остались совершенно прежними, в самых мелких мелочах, ни один двойник не смог бы так убедительно играть… и ничто не позволяет думать, что разум короля подчинен какой-то другой силе. В жизни двора совершенно ничего не изменилось… ну разве что остались не у дел придворные летописцы, поэты, прочие, чьи занятия требовали грамотности. Да еще некоторые придворные примкнули к одному из мятежей. Кто погиб, кто был приговорен к смерти. А во всем остальном – тот же самый король, тот же самый двор. Я полагаю, здесь другое. – На его лице промелькнула горечь. – Король покорился ватакам, чтобы сохранить жизнь и корону, прилежно им служит. Жаль, он был неплохим мальчишкой, между нами до Вторжения установилось что-то вроде дружбы… именно «вроде», у королей и даже у принцев настоящих друзей не бывает, если ты понимаешь, что я имею в виду…

Видно было, что продолжать разговор ему неприятно. Я посчитал, что узнал достаточно, и не настаивал. Чуть придержал коня и отстал от Грайта на корпус, мы снова ехали вереницей, и я вернулся к прежним мыслям…

Жизнь королевства под властью ватаков теперь еще больше казалась ничуть не похожей на прозябание наших предков под татаро-монгольским игом или индусов – под пятой британцев. Прежний уклад жизни оставлен в неприкосновенности, мало того, ватаки покончили со вторжениями соседей, победили эпидемии и особо тяжелые болезни, подарили здешним жителям разные технические новинки. И сидят себе сиднями менее чем в полутора сотнях замков, разбросанных по стране. Как-то это ничуть не похоже на поведение злобных колонизаторов. Может, это и в самом деле какие-то кочевники, наконец нашедшие для себя тихий уголок? А я помогаю их уничтожить…

Однако, как ни тягостно было на душе, вывод был прежний, безрадостный: выхода у меня нет, попала собака в колесо – пищи да беги. Либо я буду старательно выполнять приказы Грайта, либо мне не вернуться назад, где сейчас каждый штык дорог. Никогда не подумал бы, что однажды мне придется сделать такой выбор, оказаться в ситуации, нисколечко не похожей на все предыдущее…

– О чем ты задумался, Костатен?

Это Алатиэль догнала меня и ехала стремя в стремя. Похоже, она окончательно перестала дуться из-за недавнего поражения.

– Да так, сплошные пустяки, – ответил я как мог веселее – она была ни в чем не виновата: задурили голову девчонке взрослые дяди подпольной романтикой…

– Давай поговорим? Так скучно ехать…

– Давай, – сказал я.

Она, игриво поглядывая, поинтересовалась, есть ли у меня девушка. Я откровенно ответил: не просто девушка, а невеста, на которой я собираюсь жениться (не стал уточнять, что сначала нужно вернуться с войны живым и здоровым, а до того и здесь постараться уцелеть – не к теще на блины едем). И в который раз пожалел, что фотография Наташки вместе со всеми документами осталась у того дерганого старлея, что едва меня не расстрелял.

– Красивая, конечно?

– Очень, – сказал я, вспомнив Наташку в желтом купальнике на берегу широкой медленной реки.

– А чем она занимается?

– Как тебе сказать… – Я не сразу подыскал нужные слова, вряд ли вигень справился бы со словом «студентка», здесь ведь нет студентов. – Она… учится на Книжного Человека. Будет работать в библиотеке.

– Как у вас все устроено… – вздохнула Алатиэль. – Открыто учатся на Книжных Людей, библиотеки есть… Вообще у вас интересно. Я с Грайтом у вас три раза бывала, всякий раз на несколько дней…

– И что тебе у нас больше всего понравилось?

– Сладкое холодное лакомство в сдобных стаканчиках. У нас ничего подобного нет, потому что не бывает, как это… зьимы. И танцы. Грайт разрешил мне одной пойти туда, где у вас танцуют. Он сам не мог пойти – он ведь изображал жреца, а жрецы не ходят туда, где танцуют… совсем как у нас. – Она оживилась, глазищи блестели. – Только пришлось оттуда быстро уйти. Я ведь совсем не умела танцевать ваши танцы, а меня то и дело приглашали молодые люди и очень удивлялись, что я не умею. Знаешь, Грайт пообещал: если все закончится удачно, он меня в поощрение отпустит пожить у вас пару недель. Я обязательно разучу ваши танцы и пойду туда, где танцуют. И туда, где показывают смешные живые картины на белой стене…

Мне стало интересно, где это они с Грайтом ухитрились побывать, и я стал расспрашивать –