Сергей Зайцев - Темная мишень Страница 39

– Еще бы не плескало, баклан конченный! Ширинку-то застегни!

– Сам ты баклан! Я внизу что-то слышу, на станции! Как будто где-то льется и журчит!

– Так стекает же, губошлеп придурошный! По ступеням и стекает!

– Хорош на меня хавальник разевать, сам послушай!

– Гонишь ведь, – недоверчиво прищурился Крендель. – Опять покуражиться захотелось?

– Да ей богу не вру!

Это что-то новенькое, чтобы Штопор, да божился…

К решетке подходить близко не хотелось: на острые ощущения, в отличие от напарника, Крендель никогда не напрашивался. Хоть и заперта, и на мощный засов, и на здоровенный навесной замок, но… Ведь там, внизу – Мертвый Перегон, непроходимая для живых ветка, соединявшая Марксистскую и Третьяковскую, гребаная Обитель Мертвых.

Кренделю вспомнилось, как один из бичей, еще не окончательно пропивший мозги, пытался ему объяснить «интеллигентно»: типа, это такая сверхъестественная пространственная аномалия из чистого зла, по каким-то необъяснимым причинам запертая в перегоне между станциями. Любой, кто туда попадет, будет схарчен заживо, да причем многократно, и мучения его будут длиться вечно в этом материализованном аду. Впрочем, Крендель не мог вспомнить желающих сунуться туда по доброй воле. Станцию именно из-за близости с Мертвым Перегоном и забросили, и как оказалось впоследствии – верное было решение, ох верное.

Какое-то время после ухода с Третьяковской-Северной, чтобы «оздоровить» население Новокузнецкой, туда волевым решением Учителя выпихивали спившихся до потери облика алкашей, нищую шваль, больных и уродов со всякими отклонениями. Да и просто сумасшедших. Поначалу казалось, что они просто исчезают в бездонной утробе тьмы проклятой станции. Но потом к всеобщему ужасу выяснилось, что Мертвый Перегон по-своему позабавился с отверженными, и каким-то непостижимым образом появились страхолюдные морлоки – твари, лишь отдаленно напоминающие человеческое существо. Высылки на Третьяковскую решили прекратить, чтобы не подпитывать кошмарное «население» проклятой станции ни жратвой, ни новыми обитателями, но зло уже поселилось и обжилось. Теперь пугающее соседство с ним приходилось терпеть охранникам в отсечке, каждый день испытывая на прочность нервы. А время от времени – отгоняя особо назойливых «гостей» автоматным огнем.

И хорошо еще, что пока обходилось без людских потерь.

А тут еще эти скверные слухи – и все из-за Белого, болтливого недомерка из другой смены, большого любителя уходить в долгие запои… Ведь столько не зарабатывает, гад, чтобы упиваться до белой горячки, но как-то умудряется же. Вот после очередного бодуна, в такую же ночку ему и померещилось, что слышит какой-то плеск – так чуть в штаны не наложил и по всей станции «новость» разнес. Люди и так стараются не думать о заброшенной Третьяковской, проблем хватает без всяких Мертвых Перегонов. Есть, конечно, на Новокузнецкой народ зажиточный – из барыг или привилегированных блатных, эти-то живут припеваючи. Но большинству раз в день нормально пожрать – единственная радость. Если бы не Учитель, поддерживающий порядок железной рукой не хуже, чем воинствующие торгаши на расхваленной Ганзе, станция давно бы уже захлебнулась в кровавом и беспощадном бунте, когда все против всех, а правда только одна – у того, кто бьет на поражение первым.

Крендель вон сколько уже отдежурил, а никакого плеска не слышал. Поэтому в слухи не верил. А Белому как-то по пьяной лавочке здорово навалял – чтобы народ почем зря не будоражил, не пугал прорывом грунтовых вод и затоплением. Такими новостями панику поднять – раз плюнуть.

– Может, все-таки ходули свои кривые выпрямишь, а? – Штопора начинала злить недоверчивость напарника.

– Не гунди, ща гляну.

Прихватив на всякий пожарный «калаш», пожилой охранник нехотя покинул насиженный табурет. Ноги у Кренделя, изувеченные рахитом еще в детстве, задолго до Катаклизма и последовавших после него ужасов, и в самом деле были кривые – отсюда и погоняло. Браток на всякий случай пощупал ржавый навесной замок, убедился, что тот в порядке, затем выставил ухо сквозь прутья и боязливо прислушался, чувствуя, как невольно ускоряется сердцебиение. Прошло несколько секунд, а ему уже начало мерещиться, что мрак за решеткой дышит в лицо, словно огромное живое существо, шевелится и перетекает с места на место. Странные пугающие шорохи, пока еще далекие… едва слышный скрип ступенек эскалатора под легкими крадущимися шагами… нет, нет, это почудилось. Нет никакого скрипа, да и журчания тоже. Он отер дрожащей ладонью мгновенно взмокший лоб, ожег Штопора злым нервным взглядом:

– Ну, падла, за свои шуточки ответишь…

– Да ты чего, я…

– Тихо!

Крендель замер, резко вскинув руку в жесте, призывающем к молчанию.

Теперь он действительно услышал слабый всплеск. И еще. Словно где-то там далеко внизу накатывала на некое препятствие легкая волна. А потом – далекое «шлеп, шлеп» – шаги по мелкой луже. Морлоки, наверное, бродят, сучье паршивое, хороших людей пугают. Когда ж вы там все передохнете…

– Убедился? – почему-то хриплым шепотом спросил Штопор, попятившись.

Крендель торопливо кивнул, перекрестился давно забытым жестом:

– Только потопа не хватало… Ты представляешь вообще, что это значит?

– Типун тебе на язык! – Штопор, побледнев, тоже неумело сотворил крест. – Учителя нужно предупредить!

– Это само собой, щас наши сменщики причапают, и доложим.

– Да отойди ты нахрен от решетки! – голос Штопора, обычно низкий и густой, едва не сорвался на визг, прежней бравады как не бывало. – Чего прилип, будто салом намазано!

Вывалившись из рук Кренделя, автомат громко лязгнул об пол. Охранника вдруг рвануло назад, впечатало спиной в решетку. Он захрипел, пытаясь содрать обеими руками что-то невидимое со своей шеи.

– Эй, Крендель, ты чего, братан, – ошалело вырвалось у Штопора. – Хорош дурака валять…

Он хотел шагнуть к приятелю, но мгновенно сковавший внутренности страх заставил оцепенеть. То, что он принял за игру тени и света от колеблющегося огонька в лампадке, оказалось длинными черными пальцами. Протянувшись сквозь прутья решетки, они оплели, сжали горло Кренделя смертельными тисками. Его лицо стремительно синело от недостатка крови, глаза вылезли из орбит, уставившись на напарника в диком ужасе и мольбе о помощи. Тело охранника мелко затряслось, ноги подломились – но он не упал.

Кто-то держал его, стиснув в удушающих объятиях.

Кто-то, обитающий во мраке за решеткой.

Не помня себя, Штопор подхватил с грязного пола автомат приятеля, воткнул ствол между прутьев решетки. И, шуруя им, как поливочным шлангом из стороны в сторону, от души выдал длинную и оглушительную после тишины очередь – пока не щелкнул впустую боек. Удушливый страх отхлынул мутной волной обратно во мрак, испугавшись грохота и пламени. Что-то с шумом покатилось по лестнице вниз – не иначе, как труп морлока, пожелавшего вкусить свежей крови, но захлебнувшегося собственной.

Продолжая невнятно материться, Штопор подхватил осевшего ему на руки приятеля, быстро оттащил подальше от решетки. Похлопал по щекам, пытаясь привести в чувство. Голова Кренделя лишь безвольно склонилась набок. Штопор безумным взглядом уставился на его окровавленную шею: та выглядела так, словно охранник за те короткие мгновенья, пока его душил морлок, успел побывать в пыточной.

– Ы-ы! Тварь! Паскуда! Мразь!

Штопор рухнул на колени, рванул куртку на груди дружка, прижал ухо к сердцу.

Ощутив слабые толчки, радостно оскалился и вскочил. С лязгом отодвинул внутренний засов, запирающий выход на внутренней решетке, пинком распахнул злобно взвизгнувшую ржавыми петлями дверь. Увидев, что навстречу по лестнице с платформы уже спешно поднимаются несколько вооруженных братков из станционного патруля, встревоженных шумом в отсечке, кинулся обратно. Лихо взвалил отяжелевшее и неподатливое тело напарника на плечи, от лихорадочного возбуждения не замечая веса, и сломя голову понесся вниз по лестнице.

Патрульным ничего не оставалось, как шарахнуться в стороны.

– Сейчас, братан, мы тебя в больничку отволочем, потерпи, – бормотал под нос Штопор, с каждым шагом перескакивая через две ступеньки. – Только не подыхай, гад, с кем я еще буду по ночам козла забивать… даже и не думай, так просто от меня не избавишься!

– Пошла вон, зараза! Разгулялись тут, как у себя дома, ёханый бабай!

Крупная серая крыса недовольно пискнула, выскочила из гуляющего по путям желтого пятна света от налобного фонаря и бесследно исчезла в темноте.

– Они и так дома, Федя, – насмешливо заметила Наташка, двигаясь сразу за челноком по правую сторону от шпал.

– Федь, выключи свет на минутку. – Димка остановился, устремив взгляд в глубь туннеля.

– Это еще зачем?

– Выключи.

Как только болезненно яркий луч погас, тьма радостно всколыхнулась, надвинулась на людей, навалилась непроницаемым покровом, заглатывая обратно отвоеванное фонарем пространство. Для Кротова все исчезло – и обшарпанные стены туннеля, и обвисшие обрывки кабелей на монтажных крючьях, и ржавые рельсы с утопающими в мусоре шпалами.