Никита Аверин - Метро 2033. Крым. Последняя надежда (сборник) Страница 39

– Дальше что было? – спросил Пошта, преодолевая брезгливость. «Гнида, а не человек», – решил он про Зубочистку.

– А что – дальше… Двинулись мы в Симферополь. Там – в кабак «Мрiя». Оставили сообщение у бармена для Профессора и стали ждать. Ну и бухать по мере сил и возможностей, че еще в Симфере-то делать? Тут мои подельнички, козлы поганые, меня и опоили…

Пошта кивнул. «Так тебе, гаденышу, и надо, – подумал он. – Круговорот дерьма в природе это называется. Не делай другим того, чего не хотел бы себе. Как подставить бойцов своей бригады под ураганный огонь “Адмирала Лазарева” – так это чистка рядов. А как свои же в бухло клофелину сыпанули – так это они козлы поганые. Двойные стандарты, как они есть…»

– Ты как в коше-то очутился? – спросил Пошта.

– Как-как… – скривился Зубочистка. – Я по пьяни своим пацанам проболтался, кому перфокарту загнать собирался. Вот они и двинули в Тортугу самостоятельно, чтобы без меня, значит, сделку закрыть. А я Профессору маляву оставил, что перфокарта у меня – вот и выходил мне капец со всех сторон: и мимо денег пролетаю, и для тортугских пацанов звездоболом окажусь, а они такое не прощают. Решил я своих козлов нагнать и перфокарту отнять. А ночью оно по Степи стремно ехать – вот и напросился к Ступке на хутор, думал – переночую спокойно и дальше поеду, до Тортуги нагоню козлов. А хрен вам. Даже поспать не получилось. Вы когда штурм начали, я тебя увидел – думал, по мою душу листоноша явился.

«Не так уж ты и ошибался», – подумал Пошта, но промолчал.

– Ну, а дальше ты уже знаешь, – подвел итог своей грустной истории Зубочистка.

– Земля – она круглая, – глубокомысленно заметил Пошта. – Сколько ни крутится, а встречи нам с тобой было не миновать. Ладно, не отдам я тебя казакам. С собой возьму. Поедем перфокарту вызволять.

– Правда? – обрадовался Зубочистка, просветлев лицом.

– Правда, – кивнул Пошта. – Но не сразу. Есть у меня одно дело еще – письмо от крымского хана доставить для гетмана Дорошенко. Я же, как ни крути, листоноша!

Глава 7

Хозяин неба

После Катаклизма Крым жил, как Дикий Запад, – по закону револьвера. Не было больше стран, государств, полиции и пограничной службы. Были более-менее организованные банды вооруженных людей, присвоивших себе древние названия аналогичных организаций седой старины.

Казачья Сечь (как и Бахче-Сарайское ханство) была образованием скорее политическим, чем географическим. Никто не мог бы сказать, какую площадь она занимала и какое население приютила под защитой гетманской булавы. Есаулы резали друг дружку, как Тапилина и Ступка, хутора переходили из рук в руки, татары совершали набеги, а более всего досаждали выжившим, разумеется, степные мутанты.

Однако у Казачьей Степи была столица – знаменитый Гуляй-город. Названный в честь гуляйпольского приюта знаменитого батьки Махно, Гуляй-город полностью соответствовал своему названию – ибо был не городом в классическом смысле слова, а караваном телег и повозок, странствующих по Степи.

Поэтому лучшей защитой столицы от вражеского нападения было то, что никто не знал (кроме казаков, разумеется), где тот находится – маршрут и расписание движения Гуляй-города были самой охраняемой тайной Сечи. Есаул Тапилина, донельзя благодарный Поште за все, рассказал ему, где по его расчетам будет находиться Гуляй-город через два дня. Листоноша, сдержанно поблагодарив, приторочил связанного Зубочистку к седлу Одина и выехал в гости к атаману.

Если бы не пленник, Пошта доскакал бы за день, но Зубочистка, семенящий стреноженными ногами, заставлял листоношу сдерживать Одина, готового пуститься во весь опор.

Так они и ехали два дня, почти не разговаривая – не о чем было да и незачем. Пошта торопился поскорее разделаться с поручением хана Арслана Гирея Второго и пуститься в погоню за бандой Зубочистки, пока та не добралась до Тортуги.

Наконец вечером второго дня на горизонте показался Гуляй-город.

Зрелище это было эпично и колоссально – почти как Летучий Поезд, разве что менее технологично. Основную инфраструктуру Гуляй-города составляли не фуры или грузовики, а самые обыкновенные телеги и повозки – это освобождало казаков он нефтяной зависимости, а уж лошадкам в Степи корм всегда найдется. Телеги эти и повозки были не из простых – усиленная пуленепробиваемым кевларом, невоспламеняющимся номексом, универсальной спектрой, старомодными титановыми и керамическими пластинами, выковырянными из бронежилетов, каждая телега представляла собой мини-броневик, способный выдержать обстрел из легкого оружия в течение получаса.

Собранные в караван, повозки образовывали гужевой аналог бронепоезда. На стоянках же, следуя заветам древних римлян и скифов, телеги ставили в круг, образуя непрошибаемый периметр, способный отразить набег как степных мутантов, так и татар с бандитами. Татары, впрочем, на Гуляй-город не нападали, следуя заключенному пару лет назад перемирию между Казачьей Сечью и Бахче-Сарайским ханством…

По периметру внешнего круга через равномерные отрезки располагались сторожевые башни – быстросборные конструкции из алюминиевого профиля, наверху которых дежурили пулеметчики и огнеметчики. К одной такой башне и направился Пошта, ведя в поводу Одина и Зубочистку.

– Пошта, – представился он. – Листоноша. У меня письма для гетмана Дорошенко.

– А это кто с тобой?

– Один и Зубочистка, – назвал Пошта своих спутников.

– Один – это восьминогий? – уточнили с вышки.

– Угу.

– А тощий – Зубочистка?

– Ага.

– А ему че тут надо?

Пошта хмыкнул:

– Вы же не спрашиваете, что надо Одину? Вот и про Зубочистку не спрашивайте. Место в стойле я оплачу за обоих.

На башне заржали, Зубочистка зашипел от ярости и унижения.

– Проходи, листоноша! – разрешили с башни. – Гетман любит хохмачей!

Пошта вошел внутрь.

Изнутри Гуляй-город напоминал любое поселение выживших крымчан – разве что поднятое на колеса и привычное к кочевой жизни. Бегали полуголые дети, таская дохлых крыс на палочках, стирали в лоханях и куховарили на кострах женщины, махал кадилом пузатый поп, пьяный в стельку, где-то щелкали нагайки – казаки упражнялись в меткости, где-то ржали лошади, а над телегами, повозками и трейлерами тянулся очень домашний запах – дыма, еды, человеческого пота и самогона.

Казаки, встав на постой, расслаблялись за картишками и мордобоем, собираясь компашками по десять-пятнадцать человек. Бродячие певцы зарабатывали на жизнь, истошно голося: «Это все-о-о-о, что останется после меня…»

Пошта поймал за рукав проходящего мимо не слишком пьяного казака и спросил:

– Где гетман?

– Та-а-ам, – махнул рукой казак, пьяно пошатнувшись. – В шинке.

Шинком оказался трейлер, переделанный под питейное заведение. Гетмана Дорошенко Пошта узнал сразу, хоть никогда и не видел его прежде: огромный, пузатый, с моржовыми седыми усами и длиннющим оселедцем, нос-картошка, глазки-пуговки, ярко-красный татарский халат и меховая казачья папаха, за кушак заткнута булава и «маузер», в руке – штоф самогона, а вокруг толпа прихлебателей, адъютантов, секретарей и высшего командного состава Сечи, пьяного в жопу, веселого и довольного жизнью.

– Гетман! – поклонился Пошта.

– Ты кто? – попытался сфокусировать взгляд гетман.

– Пошта. Листоноша. У меня для вас письмо.

– А-а-а-а, Пошта! Знаем, слыхали! Ты Олеську Тапилину спас. Любо, братец, любо! А ну давай выпьем!

– Нет, – покачал головой листоноша. – На работе не пью. Вот письмо.

Он протянул гетману конверт.

– От кого? – нахмурился Дорошенко, крутя ус.

– От хана Арслана Гирея Второго из Бахче-Сарая.

– Ох ты, ах ты, все мы космонавты! – хохотнул гетман, и казаки подхватили смех. – Хан! Крымского ханства хан! Арсланушка черножопый, шаурма-пилав-чанахи! Ханом себя величает, повар задрипанный!

Казаки уже хохотали вовсю.

– Давай сюда письмо! – Гетман протянул руку, и Пошта с облегчением отдал надоевшее послание.

Гетман разорвал конверт, покрутил письмо в руках и раздраженно ткнул секретарю:

– Читай!

«Вот так вот, – подумал Пошта, пока тщедушный секретарь, нахмурив лоб, напряженно шевелил губами над текстом, – руководитель одной из могущественнейших сил Крыма не умеет читать. Вот и возрождай с такими людьми цивилизацию!»

– Беда, гетман! – побледнел секретарь. – Хан войну объявляет. Пишет – отныне считаю перемирие законченным.

– Что-то?! – аж привстал гетман Дорошенко. – Ах он лживая паскуда! То-то я думаю – чего он листоношу отрядил, а не своего татарина прислал с депешей! Татарина-то за такие известия мигом бы на палю натянули! Хитер Арслан, хитер, да мы хитрее! Войны хочется? Будет ему война!

Казаки воинственно загудели, кто-то шмальнул в воздух из пистолета, и весть о грядущей войне мигом облетела Гуляй-город, все население которого, включая седых стариков, женщин и детей, подтянулось к шинку, где бушевал гетман.