Юрий Волгин - После нас Страница 39

Запах. Густав до сих пор помнил запах из этой пасти. Долгое время он представлял себе, что именно так пахнут переваренные, съеденные люди. Гнилостно и тошнотворно. Он успел подставить руку, и на его запястье сомкнулись мощные челюсти собаки. Она порвала ему кожу и тряхнула мордой, досадуя, что это не шея Густава, а всего лишь рука. Но и этого оказалось достаточно, чтобы сломать тонкую кость неокрепшего мальчика.

Густав закричал, и скорее от страха, чем от боли, и только тогда к нему на помощь пришел его отец. Спустя годы странник осознал, что борьба с собакой не заняла и минуты и что отец чисто физически не смог среагировать быстрее. Но тогда он решил, что родители бросили его.

Предательство.

И он заплакал от горя, мгновенно переполнившего его больше, чем боль и ужасная вонь, исходившая от белой собаки, весело виляющей хвостом и активно грызущей его руку.

Отец выстрелил точно в лоб собаки и пинком отбросил ее обмякшее тело. Оно плюхнулось в пыль, все еще дергая хвостом. Отец поднял Густава на руки и понес его в корабль, говоря что-то успокаивающее. Что именно – странник не помнил, но запомнил его тон. Сильный и ласковый.

Затем они на огромной скорости полетели в Берлин, чтобы найти там болеутоляющее и, если получится, вакцину от бешенства, так как их запас анальгина не помог маленькому страннику избавиться от неприятных чувств. Отец всю дорогу рассказывал разные веселые истории, а Густав лежал на коленях матери, корчась от ноющей боли в руке. И улыбался.

Ему тогда было почему-то хорошо, да, так хорошо, как никогда не было прежде. И как никогда больше не будет. Теперь он знал это точно. Не будет, да. Потому что тогда у него была семья.

И эта гавкающая тварь, восседающая сейчас на его груди, являлась прямым тому подтверждением.

Густав медленно повернул голову, ища глазами пистолет, но в серой траве его никак не удавалось разглядеть. Он пошевелился, и собака зарычала, ткнувшись в его шею и не сводя с него глаз. «Только не это, только не это», – беспокойно подумал странник. Если она вцепится ему в кадык или начнет рвать яремную вену, то ему ничего не останется, как выдавить ей глаза большими пальцами руки и побыстрее добраться до мозга. Но на все это потребуется время, а его, при плохом раскладе, будет слишком мало.

Странник вытянулся в струнку, следя за движениями собаки и готовясь к своевременному ответу. Но она не спешила грызть его или кусать. Она пока просто его нюхала. Твердые подушечки лап и когти больно давили на грудь и живот Густава, но он был этому даже рад. Все лучше, чем клыки, чавкающие у тебя в районе глотки.

Собака зарычала и оглянулась. Коротко гавкнула и снова внимательно посмотрела на Густава карими глазами. Ему вдруг показалось, что она сейчас что-то скажет на иньере, потому что ее взгляд был настолько осознанным, что…

Но собака молчала. Она оглянулась еще раз и спрыгнула с груди странника.

Он осторожно приподнялся, садясь и не выпуская ее из виду. В шее стрельнула мерзкая вспышка обжигающей боли, означающая, что он либо прищемил себе нерв, либо потянул что-то весьма серьезное. Но обращать на это внимание сейчас не было времени.

Он видел, как собака подбежала к трем щенкам, подпихнула их носом, и они потрусили в сторону домов. Прошмыгнули под забором через явно не случайный подкоп. Качнулась высокая трава, и больше здесь никого не осталось, кроме Густава и ворчащего на все лады квадроцикла, валяющегося вверх колесами.

Мать.

Эта собака была матерью тех щенков, и она спасла их, выбив Густава из седла квадроцикла. И сделала это, рискуя своей жизнью.

Все перевернулось. Мир перевернулся вместе с квадроциклом. Сегодня странник был той большой белой собакой, которая хотела убить маленького человеческого детеныша. О нет, он не хотел специально убивать этих щенят, просто мимоходом размазал бы их колесами, а затем убил бы кого-нибудь из стаи, может быть даже эту мать с двумя рядами разбухших сосков. Бах и нет. Не ради пропитания, не томимый голодом, нет, а просто так, ради развлечения.

Густав положил руки на ноющую шею.

Из шлема доносились какое-то бульканье. Он поднял его и прислушался.

– Ты где, странник? Эй, Густав, где ты, ответь! Алло! – кричал из микрофона Семен.

Густав перевернул шлем и, не надевая его, как можно спокойнее сказал охотнику:

– Я тут, все в порядке. Поезжай прямо по дороге, только чуть дальше, за поворот, мне нужна небольшая помощь.

Глава 20

Первое, что увидел Густав, был кусок окровавленной кожи со спутанными черными волосами, прилипший к плащу Семена с левой стороны, почти под лацканом. Он подъехал, гордо выпрямив спину, словно вместо позвоночника у него был титановый стержень, и подняв забрызганный кровью же защитный экран шлема, как забрало.

Одно крыло его аппарата треснуло, и в нем застряло тоже что-то малоприятное, кровоточащее – Густав не стал уточнять, что именно.

– Все нормально? – спросил Семен, спрыгивая с машины.

Амортизаторы квадроцикла мягко качнулись с сочным звуком, все же, что ни говори, охотники содержали их в идеальном порядке.

– Да. Просто попал тут в историю, с собаками этими, и не смог удержать квадроцикл.

– Споткнулся что ли? – усмехнулся охотник. Он только сейчас заметил на себе кусочек мута и щелчком попытался сбросить его. Это получилось с третьего раза.

– Вроде того. Не поможешь с квадроциклом?

Густав заглушил двигатель, и вместе они поставили машину на все четыре колеса. Странник мельком осмотрел квадроцикл, но никаких повреждений, кроме отлетевшего, но целого, благо оно было сделано из пластика, ветрового стекла не обнаружил.

Семен с хрустом расправил плечи и снял шлем. Его волосы оказались мокрыми от пота, взъерошенными, но вот глаза счастливо блестели. Если бы Густав не знал точно, то подумал бы, что охотник где-то выпил не меньше бутылки крепкого алкоголя. Но, судя по всему, Семену было хорошо и без этого. Мутов день подарил ему ни с чем не сравнимое наслаждение.

«Интересно, а что бы он сделал, окажись в моей ситуации с собакой? – подумал Густав. – Убил бы ее, не задумываясь? Вцепился бы в глотку? Или нет, нет, все не так. Семен вообще не допустил бы подобной ситуации. В первую очередь он застрелил бы двух, а то и трех кобелей. Потом мимоходом задавил бы щенят и вряд ли после этого встретился с их мамашей на незабываемом свидании. Он просто прикончил бы ее, вот и все, никаких тебе вопросов, обжигающего взгляда и длинных клыков. Мертвые не умеют скалиться».

– Значит, все у тебя в норме? – еще раз спросил Семен.

– Да. Ты закончил с мутами?

– Почти, – сказал Семен.

– Почти? Это уж точно, ты только посмотри!

Густав показал на дорогу. По ней, размахивая руками, к ним бежал мут. Небольшого роста, плотный, но с очень тонкими и непропорциональными конечностями. Он родился с чересчур развитой заячьей губой, и щель, которая шла ровно посередине его лица, уходила далеко вверх, расщепляя передние зубы, десну и нос почти до бровей.

Он был одет в какие-то тряпки, а на каждом его запястье болталось по галстуку. Мут что-то кричал и всем своим видом показывал, что настроен очень серьезно.

– С ними никогда не закончить, – резюмировал Семен.

Он подскочил к квадроциклу, вытащил винтовку и быстро прицелился, ведя мушку вслед за бегущей фигурой. На мгновение он ускорил свое движение, опередив бег мута, и выстрелил. Пуля попала точно в цель, бесцеремонно прервав траекторию направления мута, вошла ему в шею и с багровым фонтаном вышла сзади. Мут подскочил на месте, ноги, еще продолжавшие бежать, ушли вперед, а туловище отбросило назад.

Густав поморщился.

– Настойчивый, да? – сказал Семен, поднимая еще дымящуюся гильзу с асфальта.

– Агрессивный какой-то.

– Я убил его жену.

– Кого? – изумленно спросил Густав.

– Жену. Тварь с вытянутыми сиськами. Он ее прикрывал, а я его пожалел, дурак, ей же прямо промеж сисек засадил из дробовика. Видимо, любил он ее.

– Думаешь?

Семен внимательно посмотрел на странника, а потом вдруг расхохотался:

– Да ладно, не делай вид, что поверил мне! Ну какая любовь! Это же муты, они хуже животных, твари без души и дома! У них нет никаких чувств.

Густав кивнул. То же самое ему говорил отец, да и все странники, с которыми он общался, держались того же мнения. Только речь шла жителях городов. Дикари для странников были тем же, чем и муты для дикарей. Интересно, а существует ли подобное отношение у мутов к кому-нибудь? Может, к собакам? А у собак?

Семен покровительственно потрепал Густава по мокрому затылку:

– Веселье еще не закончилось, мой друг. Там осталась пара десятков дебилов, которые не поняли, что к чему, или подумали, что я уехал навсегда. И на твою долю хватит. Надевай шлем и погнали. И не грусти! Праздник же!

Охотник подкинул шлем высоко вверх и ловко поймал его. Затем, поправляя ремешок крепления и весело посвистывая, пошел к квадроциклу. В этот момент раздался писк портативной сотовой станции. До этого мерно мигавший красный огонек превратился в постоянно горящий синий.