Прародитель Магии. Том 2 - SWFan Страница 39

Мужчина усмехнулся и посмотрел на небо, вдыхая свежий, прохладный утренний запах травы.

Он был в хорошем настроении, как после хорошо выполненной работы.

Эльф с интересом начал разглядывать восход. Вдруг он заметил волнистое, рыжее облачко, висевшее над ясным и пустым голубым небом.

Его улыбка сразу же упала, и даже иллюзия немного съехала. Артур холодно хмыкнул и развернулся.

*********

У Альфии болели руки. Она уже второй час раскачивала огромный веер, сама тяжело дыша от палящего зноя в раскалённой комнате. Перед ней сидела за своим столиком Мария, и писала. У неё на шее сиял голубой камешек на цепочки.

Альфия передохнула и снова продолжила махать. Начался третий час. Наконец Мария осторожно отложила перо и сказала: “Ты хочешь услужить мне и попросить этот камешек”. Она потрогала свой амулет.

Альфия дёрнулась и промолчала.

“Я его не отдам”.

Альфия опустила голову и веер.

“Это подарок. Я его не использую, потому что не хочу, чтобы он побледнел. Мне нравится голубой”.

Она улыбнулась.

“Я его не отдам”.

66. Животное

Артур угрюмо вернулся в теперь уже свою комнату. Она была просторной, мебель её заполняла дорогая и изящная — две чёрные софы, столик между ними, в углу кровать, высокие часы, плоский ковёр на земле… и целое живое дерево посредине, карликовая ива.

А ещё тут был книжный шкаф.

Юноша обыскал его нижнее отделение, достал папку с отчётами и взялся читать. Теперь его звали Фреон, он был богатым дворянином из очень древнего и знатного, но безземельного рода; главным источником его доходов был возглавляемый им преступный синдикат, промышлявший, среди прочего, наркоторговлей, работорговлей — рабство в Срединных землях, где находилась столица и Священный город, было запрещено — и многим другим нелегальным бизнесом. Под ним работало несколько банд, три аукционных дома, два чёрных рынка — один запасной — и целая армия из пары сотен лояльных деньгам наёмников.

Самоцветов не было. Артур пробежал все записи о доходах и снабжении за прошлый год. Ни одного упоминания действительно больших камней, пригодных чтобы поглощать из них манну. Значились только лишь маленькие камешки, нужные для освещения и особых нужды, что бы это не значило.

Юноша не был особенно разочарован. Из первого своего ознакомления он уже знал, что ценные, большие камни были необходимы для выращивания воинов самоцвета, а потому их оборот строго контролировался правительством, Академией и премьер-министром в частности.

Захват и владение большим самоцветом считалось государственным предательством. Юноша вспомнил голубой камешек и нахмурился.

Он продолжил перелистывать бумаги.

Меж тем Аркадия покинула его тень и присела на кушетку. На втором ранге она могла оставаться в мире теней не более суток — и каждую секунду непрерывно тратилась её манна. Девушка в своём обыкновении опустила одну руку на живот, другую на лоб. Артур покосился на неё и одобрительно кивнул. Большую часть времени он не обращал внимания на свою служанку, и был поэтому очень доволен. Она была старательна. Ей оставалась ещё, быть может, неделя до Третьего ранга.

Тогда она станет ещё полезнее, подумал Артур и вернулся к бумагам.

И в комнате наступила тишина.

Приятная прохлада исходила от желтеющего небо — казалось, где-то на горизонте огромный золотистый павлин пучил свой хвост. Тонкие облака натягивались на земной угол; переливы света сияли в небе неподвижно — и земля ещё пребывала в темноте.

Из рукава служанки выбрался и забрался ей по плечу и на макушку цыплёнок.

Щёлкали стрелки высоких часов. Переливы бледнели светом. В один момент в дверь постучали и плавно вошёл дворецкий, высокий и опрятный золотой эльф. Он наклонил голову, и его длинные волосы зависли в сантиметре над землёй.

“Мастер”. Обратился он, исподлобья оглядывая помещения. Его взгляд ни на секунду не задержался на Арке.

“Всё готово, желаете сделать всё сейчас?”

“Давай”. Небрежно ответил маг, не вполне понимая, о чём была речь. Наверное, о завтраке.

Дворецкий поклонился и вышел. Артур не спешил продолжать читать, он уставился в потолок. Вскоре дверь снова открылась, и вошла девочка совсем малых лет с серебристыми волосами и темной кожей. На ней были кальсоны и белая майка. За ней медленно вошёл мальчик с миловидным личиком, в платье с цветочным узором и в туфлях.

И наконец вернулся сам дворецкий. В одной руке он нёс золотистый тазик с водой. Его он поставил на пол. В другой у эльфа была курица, живая — дворецкий было собирался кинуть её в таз, но заметил вдруг цыплёнка, опешил и унёс назад. Секунду спустя он возвратился, достал с пояса плеть с металлическими зазубринами и с поклоном положил её на стол перед Артуром.

“Наслаждайтесь, мастер”. Сказал он и немедля отлучился.

Артур посмотрел на детей, на плеть, на тазик, на цыплёнка…

И растерялся.

С одной стороны, он был в целом рад, что ничего в этом не понимает, но с другой обстоятельства были немного неловкими. Юноша медленно повернулся к Джозефу, который сидел на балконе. Мужчину сразу же сделал очень оскорблённый вид:

“А я тут причём? Я тоже не знаю. И с каких пор ты так дурно думаешь обо мне, Эрхи?”

Артур кивнул и медленно повернулся назад, к детям. Мальчик дрожал. Девочка хмурилась наклонив голову.

“Он забыл мыло”. Вдруг механическим голосом сказала Арка, и не успел Артур переспросить, как вдруг снова хлопнула дверь и вошёл дворецкий с большим жёлтым куском мыла. Эльф опустил его в таз, поклонился и снова вышел.

Артур и Джозеф одновременно повернулись к служанке.

Она пожала плечами.

“У меня был опыт”.

…

…

…

Юноша покачал головой. Одна из проблем кражи чужих лиц в том, чтобы затем следовать неизвестному распорядку и вливаться в неизвестную жизнь. Маг профессии Многоликий кроме лица крадёт ещё и воспоминания, и даже чувства и кровные связи своей жертвы. Иллюзия, которую демонстрировал сам юноша, была довольно примитивна; обмануть мага ею было невозможно. Даже Древо его распознало; этот был трюк пригодный только для обмана детей.

Кстати о детях.

Артур потёр брови и ещё раз взглянул на пару из девочки и мальчика. Второй был в ужасе, страх внутри него как будто нарастал, словно звон, который множился от собственного эха и потряс его тельце; девочка на контрасте не двигалась, но в её