Александр Ищук - Спецгруппа «Нечисть». Экспансия Страница 39

– Пошел ты… – отправил Марсю Зяма по всем известному маршруту.

– Зяма, Марся прав, – поддержал Марселя Ильдар, обшаривавший вещи пленных на предмет чего-нибудь интересного. – Они тебе просто не верят. Ты им конец свой, обрезанный, покажи. Может, тогда поверят…

Присутствующие бойцы тихо рассмеялись, а Зяма, чуток подумав, потянулся к ширинке.

– Слышь, сын еврейского народа, – на Борьку хмуро смотрел Коваль, – если ты их, – он кивнул в сторону пленных немок, – насиловать собрался, я тебе лично оттяпаю твой и без того короткий инструмент.

Коваль, как и все мы, без зазрения совести мог перерезать всех пленных, несмотря на их пол, но насиловать снайперш никто не стал бы. Воспитание у нас не то.

– Леха, не собираюсь я их трахать, – обиделся Зяма. – Я хочу им показать, что я еврей!!!

– Зяма, – сплюнул Леха, – достаточно того, что мы знаем, что ты – еврей. И это знание с каждым днём всё сильнее давит на нас своим неподъемным грузом. Заканчивай корчить из себя «ангела возмездия» и иди – медикам «северян» помоги. Кто-то из них при захвате перестарался.

В стороне от основной массы пленных два врача группы «Север» пытались привести в сознание захваченную фрау. Та упорно не хотела этого делать. Даже беглый взгляд подсказывал, что ей слишком сильно стукнули по голове.

Зяма отогнал обоих эскулапов, осмотрел череп снайперши и вынес свой вердикт:

– Черепно-мозговая. Долго не протянет. Загребин, вдолби в башку своим архаровцам: не умеете бить по голове – бейте по другим частям.

Загребин оторвался от изучения документов пленных немок и ответил:

– Боря, не умничай. Ты лучше скажи: жить будет?

– Нет. Через сутки ласты склеит.

– Тогда нечего с ней возиться. Копатыч, кончай ее. Один из медиков Загребина, который минуту назад пытался «оживить» пленную, отодвинул Зяму, перевернул снайпершу на живот и один раз ударил пяткой в шею. Чуть слышно хрустнули кости, по телу немки прошла судорога. Зяма наклонился к убиенной, проверил пульс, после чего похвалил коллегу:

– Митька, можешь же, когда хочешь! Копатыч ничего не ответил. Он схватил тело за ногу и потащил в сторону, где висели останки командира снайперов.

К Ковалю подошел Бойченко и отчитался:

– Всё. Немки кончились. Наши и «северяне» в охранении.

– Добро, – кивнул Коваль.

– Так, други мои, – окликнул меня и Коваля Загребин. – Идите сюда.

Димка разложил перед нами карту, найденную у командира снайперш.

– «Валькирии», судя по карте, должны были вы двинуться в наш тыл. Исходя из отпечатков пальцев на карте и следам неких тупых твердых предметов им, – Димка кивнул в сторону снайперш, – предстояло занять несколько точек в зоне ответственности нашего фронта. Сопоставив эти точки, я получил не кую дугу. Но остатки моих знаний говорят, что такое расположение не характерно для действий снайперов в тылу противника.

Загребин показал нам карту, изъятую у покойного майора. Первое, что бросалось в глаза, – масштаб карты, его величина. Второе, что бросалось туда же, – это точность, с которой карта была выполнена. Возникало ощущение, что её сделали не стандартным способом, а нарисовали специально для командира «валькирий».

Димка обработал карту специальным составом, позаимствованным у криминалистов. Состав не только выявлял отпечатки пальцев, оставленные на любой поверхности, но и позволял отлично рассматривать их при освещении ультрафиолетом.

– Вот смотрите, – Димка подсветил своим фона рем.

На карте проявились множественные отпечатки пальцев. Часть из них была сгруппирована в отдельных точках карты, что позволяло сделать вывод: владелец карты несколько раз показывал кому-то места, интересующие его или же ещё кого-то. Учитывая, что сработали мы против группы снайперов, сам собой напрашивался следующий вывод: местами этими были точки, где подчиненным покойного полагалось разместиться.

– Остатки твоих знаний не обманули тебя, – согласился с мнением Загребина Коваль. – Количество огневых точек и незамкнутость линии указывают на то, что из этой карты мы получили не всю информацию.

Леха оглянулся на пленных и предложил:

– У нас два варианта. Первый: из карт каждой снайперши можно попробовать получить данные криминалистическим путем, а потом всё сопоставить. Либо – плотно допросить баб.

– Давай сразу оба, – предложил Бойченко. – Загребин пусть «пытает» карты, а Бармалей со своими головорезами пытает немок.

– Саня, сработаешь? – спросил Загребин.

– Легко, – согласился я. – Марся, тащи сюда Макса.

Тот кивнул и умчался за нашим переводчиком. Я внимательно осмотрел немок, вглядываясь в лицо каждой. Сделав для себя нужные выводы, вернулся к Загребину. Марсель уже вернулся с переводягой.

– Дима, убитая Копатычем девка с кем в паре была?

– Сейчас узнаем, – он подозвал медика, перестаравшегося при захвате и впоследствии порешившего пленную. – Митяй, покажи, кто был в паре с покойной.

Копатыч уверенно направился к барышне, лежавшей с краю:

– Эта.

– Тащи её к нам, – велел я.

Он, не церемонясь, схватил барышню за шкирку и волоком подтащил.

– Дима, карту её давай.

Загребин выудил из пачки карту немки, обработал ее, покрутил в руках и жестом показал, что информации нет.

– Макс, – велел я переводяге, – работаем по схеме «да – нет». Эта «да».

Макс кивнул, склонился к пленной и зашептал ей инструкции. Схема «да – нет» использовалась для развязывания языков у попавших в плен при условии, что пленных было больше трёх. Схема проста как мычание. В зависимости от ценности пленного, его заставляли кричать «да» или «нет». Кричавшего «да» оставляли в живых, кричавшего «нет» – убивали на глазах присутствующей публики. Из карты, данной фрау, мы не смогли получить никакой информации, поэтому она должна жить и, соответственно, кричать «да». Макс закончил инструктаж, а я вытащил нож. Мы с Марсей потащили пленную к двум покойникам, один из которых висел без башки, а вторая лежала под ним, со сломанной шеей. Немка, поняв, куда её тащат, сжалась.

Уложив снайпершу лицом на убитую напарницу, я вытащил шарик из её рта. Продукция БДСМ-индустрии неожиданно плотно вошла в нашу боевую жизнь. По крайней мере изделия, позволяющие зафиксировать конечности или не позволяющие говорить-кричать, после случая с Роджером стали обязательными в наших укладках. Наш квартет (немка, Марся, Макс и я) был достаточно далеко от группы пленных, поэтому наши вопросы те не слышали. А крики фрау «ja», в переводе «да», были слышны отчетливо. Выглядело это так:

– Кричи, сука, – шептал я.

– Ja, – подсказывал Макс.

– Ja, – отвечала пленная.