Владимир Стрельников - Ссыльнопоселенец Страница 39

— Дурень, кто тебя за язык тянул, — в сердцах сказал старший людолов, пересчитав деньги. Взял у злющего молодого конец рогульки, и протянул его мне. — Владей, слово было сказано.

— Свидетельствую, — отозвался Виктор Сергеевич.

— Свидетельствую, — кивнул Генри. Все, по здешним законам, я теперь рабовладелец. Всю жизнь мечтал, ешкин кот. Несмотря на всю серьезность ситуации, я усмехнулся, и Герда удивленно гавкнула на меня.

— Ладно, мы пошли. Судя по всему, сейчас ваш новичок развяжет девку, а она нас ночью перестреляет. Не будем у вас ночевать, поспим в лесу, дело привычное. Пошли, парни, — и людоловы повернули вниз по течению, и вскоре исчезли в ближайшем перелеске. А девушка внезапно, как будто у нее опору из-под ног выдернули, опустилась на землю.

Переглянувшись с Федором, я подошел к девушке, присел на колена, и вместе с товарищем снял с нее ярмо.

— Так, парни, закончите, ведите девчонку в баню, там как раз парок поспел. Но глядите у меня!!! — Марк погрозил мне поварешкой.

— Ты как, по-русски разговариваешь? — поглядел я в темные сине-зеленые глаза девушки. Красивые глаза, промежду прочим.

— Да, говорю, — с легким акцентом ответила пленница. Акцент едва заметен, кстати, вполне может быть, что это диалект такой. Ничего, расскажет.

— Сейчас я тебя развяжу, и отведу в баню. Но только, если ты пообещаешь мне не делать глупостей вроде самоубийства или побега, хорошо? — Снимая с нее рюкзак и ружье, спросил я, и с помощью Федора аккуратно поднял ее на ноги. Герда уже давненько возле нее крутится, и чуть ли не зализала уже. А девушка смотрит на нее огроменными глазами.

— Это что, голован?!!

— Да. А ты откуда знаешь? Менталистка, что ли? — слегка удивился я. Впрочем, ничего удивительного, люди постепенно развиваются.

— Да, но не очень сильная. Хорошо, я обещаю, что буду вести себя хорошо, не закончу жизнь самоубийством, и не буду сбегать. — Девушка кивнула, и выпрямилась.

Зайдя ей за спину, я аккуратно перерезал хитрый узел, не особо стягивающий руки, и вместе с тем, не позволяющий развязаться. Мда, этого я не умею, нужно многому учиться.

— У меня есть свежее белье, но оно тебе будет великовато, — заметил я, оглядывая фигуру девушки.

— И как тебя зовут? Меня Матвей Игнатьев.

— Мое имя Вера Круз. И у тебя есть белье, которое на меня подойдет. В этом рюкзаке, — разминая пальцы, Вера показала сапожком на свой рюкзак. — Не, если ты, хозяин, фетишист, то конечно, я на него не претендую…

Усмехнувшись на это заявление, я обернулся на сидящего неподалеку и с интересом глядещего на все это Сергеича.

— Сарказм это хорошо, вредность тоже. Виктор Сергеевич, засвидетельствуй, пожалуйста. — Я прошел в барак, положил на свой гамак ружье Веры, от греха подальше, и взял свою планшетку. Выйдя, уселся за стол, вытащил чистый лист бумаги, и стал писать, диктуя вслух.

— Я, Матвей Игнатьев, заявляю, что дал в долг на выкуп из плена (слово „рабство“ я решил не писать, одно дело пленная, другое — рабыня!) Вере Круз две тысячи, — тут я обернулся к бугру. — Сергееич, а как здешняя валюта называется? Кредиты они везде кредиты, чем они от федеральных отличаются?

— Номиналом, — серьезно ответил бригадир. — Пиши — местные кредиты.

— Ага. Так, две тысячи местных кредитов. Срок долга и время выплаты определяет Вера Круз по мере возможности. Деньги дадены без ростовых обязательств. Так, а число какое? — вот как-то не интересовался я этим ни разу.

— Гринвича хрен его знает. Тут день чуть длиннее. И местный — сегодня двенадцатый день второго месяца. Сорок пятого года от начала ссыльного времени.

— Угу. — Я вписал все это в бумагу. Вообще-то, в жизни всего две бумаги написал от руки. Первое было заявление о приеме на службу, второе — то, что я с материала дела ознакомлен, и с приговором согласен. Еще бы мне не согласиться, пусть ссылка, но не пожизненное в тюрьме из старого рудовоза на задворках Галлактики.

— Так, Вера, распишись здесь. — Не верящая своим глазам девушка подошла, и чиркнула свою роспись. — Сергееич, сколько свидетелей нужно, чтобы бумага приняла официальную силу?

— Меня одного хватит. Щас печать принесу. — Сергеич протопал в свой закуток в бараке, и приволок небольшой сундучок и свою кожаную папку с бумагами. Вытащил из него печать, губку с чернилами, и вскоре моя писанина стала вполне себе официальным документом.

— Так, Вера, распишись здесь. Будешь помощницей повара, и получать пятнадцать кредитов в месяц. — Сергеич протянул ей лист договора. — Ты вообще кто по специальности?

— Врач-нейрохорург, специалист по установке нейросетей. Но здесь именно это бесполезно. — Вера расписалась, но Сергеич не торопился убрать лист бумаги со стола.

— А кроме нейросетей, ты что-нибудь еще знаешь? — совершенно нелишний вопрос. Слишком специализированно все сейчас.

— Знаю, — кивнула девушка. — Я же не из Метрополии, у нас в секторе врачей учат сначала общему курсу, а только потом по специализации. Опыта у меня практически нет, но по крайней мере фельдшером смогу. А вообще, диагностика и хирургия, но как без современных инструментов и оборудования вести практику — не представляю. Вообще-то, мне записали в имплантанты пару курсов из древних, конца двадцатого — начала двадцать первого веков медицинских институтов, но там одна теория, и мне нужно минимум год, чтобы изучить записанное.

— Тогда распишись еще здесь, — Сергеич снова накарябал пару строк, и протянул девушке листок. — Еще пятьдесят в месяц как фельдшер. И Вера, ты не торопись, приедем в Звонкий, поговорим с нашим главврачом. Ну, нашей больнички. Если договоритесь, то община возьмет на себя твой долг Матвею.

Девушка внезапно снова заревела, спрятав лица в руках. А я сидел как истукан, и понимал, что вроде как сделал неплохое дело.

— Ну, Матвей, топай, проверь баню, Вера первая пойдет. Марк, ты пока ужин готовь, — бугор подсел к девушке, и обнял ее за плечи. — Ты, дочка, если хочешь — поплачь. Женская слеза любое горе смоет. И здесь ты в безопасности, мои парни — ребята отличные. Правда, и кобели хорошие, но тут уже от твоего согласия все зависит.

— Спасибо вам. — Шмыгнув носом, Вера вытерла лицо рукавом шинели, окончательно размазав по лицу саже и грязь. — Спасибо огромное. Но на сексуальные свершения меня, наверное, еще долго тянуть не будет, слава богу, что срок действия контрацептива заканчивается через полгода. Точно от тех уродов не залечу.

— Это твое право и проблемы наших парней. — Усмехнулся бригадир. — Иди. Мойся. Учти, это не душевая комната, осторожнее там. Не ошпарься, и кипяток на себя не опрокинь с непривычки. А про людоловов забудь. Теперь ты вольная женщина, тебя обижать — себе дороже. За обиду свободной женщине и повесить могут.