Алексей Колентьев - Партизаны третьей мировой. Главный противник Страница 39

— На живца будем ловить?

— Можно и так сказать.

В отблесках жёлтого пламени коптилки, я увидел азартно блеснувшие глаза приятеля. Идея ему видимо нравилась, я продолжил рассуждать:

— В своё время, мне приходилось слышать, про одних ушлых 'грушников'.[27] Они уходили в поиск, как духи. Жили в горах, оборудовали себе схроны и базы….

— Прям как мы сейчас!..

— Ну, так я к этому и веду. Работали они так скрытно, что даже ихнее начальство не всегда знало, где они да чего мутят. Дошло даже до такого, что духи стали их принимать за каких–то украинских наёмников воюющих за дудаевцев. 'Грушники' иногда громили одну группировку духов, объединяясь для этого с другой такой же но поплоше. Ходили, пересекались с разведкой частей федеральной группировки, но себя не обнаруживали и по возможности помогали. Там как было: идёт в поиск разведка наша и духи про неё уже почти всё знают: частоты слушают, маршруты выпасают. Сам может слышал, что сливали нас часто. Только по ящику всё на каких–то абстрактных 'генералов', да 'штабных' валят, но я думаю, всё гораздо выше сдавали. Будь это местное начальство — порешили бы их там же в штабной палатке. На той войне суд короткий был… генералы да офицерьё штабное, нас сермягу реально боялись. Если чего и сливали, то не так глобально–мозгов не хватало. Часто планы операций выглядели реально как подстава, мы никогда по калькам не ходили, иначе гнил бы в яме где — нить в горах по сей день…. Так вот спецы эти ушлые, всё раньше остальных хитро — мудрецов просекли и работали скрытно. И выходило, что всех палят, а этих вроде как и нет вовсе.

— А ну как свои подстрелят?

— Ну — Во рту пересохло, я снова глотнул отвару — Тут без риска никак, да и где они сейчас, эти 'свои'?.. Из потенциально своих, только эти самые 'туристы', в остальных смело можно стрелять и не ошибёшься — будешь прав. И потом, ты не задумывался, Миша, почему как только возникает какая–нибудь мало–мальски серьёзная заваруха в России, как мы тут же начинаем сперва мочить друг друга. Вот и ты сейчас, разницы между пиндосами и обычной одураченной ушлым проходимцем детворой не увидел. Не след сейчас среди своих врагов и инакомыслящих искать. Вот погоним иностранщину, тогда и разбираться будем, кто из нас больше Родину любит и какой способ самый подходящий. Я вот ментов не люблю, ещё на Кавказе достали они меня понтами своими дешёвыми: сядут на дороге или возле села, натащат стройматериалов, обустроят 'базу' и ну жрать сгущёнку с водярой пополам. Да и чего б не барствовать, когда везут с собой целые обозы со всякой всячиной. Их в дорогу все городские да областные барыги собирают, оно и понятно — сдриснут 'защитники' в командировку, может там и останутся. Подло, понятное дело, но как говорится, любая медаль имеет две стороны.

— Чего, они плохо воевали?

Мишка повернулся ко мне лицом и даже привстал. Про войну он слушать любил, собирал сборники афганских и потом уже 'чеченских' песен, ставил их когда я приходил к нему домой. Но после настоятельных просьб перестал: я не особый любитель ностальгировать, а тем более слушать неуклюжие завывания непонятных людей под гитару и синтезатор. Афганские песни, ещё туда–сюда: там тебе и Розенбаум и неизвестные мне, но талантливые ребята, исполняют нечто действительно стоящее. А чеченские мотивы… перепевки тех же афганских песен, только с переставленными для актуальности словами. Некогда было песни писать, даже присесть и послушать не получалось: пожрать бы добыть, а гитара или приёмник, это всё для оседлых. Даже немного подраться приходилось с ментами, которые узнав, что я вроде как где–то поучаствовал, включали то в кабинете то в машине эти самые песни. Ну не лежит у меня душа слушать про подвиги московского ОМОН, что тут поделаешь. Сейчас был ровно третий раз за все те годы, что мы знакомы с Михасём, когда ему удалось вытащить кусочек засевших больной занозой не слишком весёлых воспоминаний. Само собой, теперь мы уже вместе очутились там, где этой окопной романтики хоть жопой ешь, но человек так устроен, что самое интересное, это то, что так или иначе запрещено. Мысленно смирившись с неприятной для себя темой, нехотя отвечаю:

— Да причём здесь это твоё 'плохо' и 'хорошо'? Ты сам–то, много по это думал давеча: убивал и хотел чтобы не убили тебя. А как это выглядит со стороны, да что подумает кто–то посторонний ведь уже не особо важно, так или нет?

— Ну, — Мишка заёрзал, сверяясь с ощущениями — Страшно было, потом … а потом снова страшно. До сих пор иногда колотун потряхивает. Но ведь не любишь ты их за что–то, значит воевали….

— Миша — Меня взяло зло на тупое упорство с виду взрослого мужика — На той войне не было 'хорошо' или 'плохо'. Было только две ипостаси истины: ты жив и значит прав, или ты мёртв и значит кругом обосрался. Когда нас с пацанами призвали, никто толком не понимал, зачем мы тут очутились. Сначала всё было бессмысленно и даже почти не страшно… тыкались так до первого артобстрела, когда духи севшие на нашу волну навели артиллерию на расположение бригады. Кто как, а я до отказа струсил, увидев горсть потрохов оставшихся от бойца с которым мы от самого Ростова ехали и неплохо общались. Но потом, пришёл в чувство и тупо разозлился. Вот только это и было: страх, злоба и ещё лютая ненависть к духам, генералам и офицерью. Не правда, что мол, все офицеры как один пеклись о солдатах, да берегли нас. Таких едва треть наберётся: чаще сталкивался с равнодушием и шкурностью — каждый только сам за себя. Потом многие очухались, поняв, что вместе выжить будет проще. Из пяти офицеров которым так или иначе подчинялся мой взвод, только один действительно мотался с нами на боевые, остальные чаще косили, если была возможность. И я их не осуждаю — война настоящая так сказать 'без дураков', это всегда очень тяжёлая и грязная работа. На 'гражданке', даже говно из труб канализационных вычищать и то безопасней, хотя на войне туда мы тоже лазили и помимо риска задохнуться и потонуть, была реальная перспектива напороться на мину или гранатную растяжку… 'ароматная', блин, смерть. Но были и те, кому та заваруха в масть попала: контрактники, менты… последним краше всех было, в этом я твёрдо убеждён. Милицейское 'красноармейство' устраивалось всегда нормально: ходили в сёла на зачистки, транспорт досматривали. Нет, сидели они и в Городе, на 'контролях',[28] но толку от них было чуть — то нас, то 'вованов' регулярно дёргали на зачистку местности опричь милицейских блокпостов. Но опять же, каждый делал то, что мог… или что прикажут. Так же как и нас, духи ментов ненавидели, ловили в засады, рвали фугасами, похищали. Просто сугубо на мой взгляд им было легче, чем пацанам, только что от титьки оторванным. А то не успел оглядеться, как сразу в горы, в полной снаряге, нагруженный как ломовой конь всякой всячиной, да часто без жратвы и помощи. Тушёнка разогретая на загривке работающего БТР — а это уже пища богов, потому как горячая. У меня во взводе всё так и было — та самая банка 'тушняка', была мне от ребят подарком на 'днюху'. Пацаны те консервы две недели берегли и не было мне дороже подарка по сей день, Миша. Хоть и был я чуть старше остальных хлопцев по годам, но всегда держался на равных И всё потому, что в бою все на одной доске так или иначе оказывались. Молодым редко кто реальный расклад объясняет, все только орут и требуют. Я этот порядок ещё с сержантов поломал, тесно мы держались, всё поровну хлебали. А тут представь, как выглядят менты со стороны этих замурзанных службой первогодков: взрослые, хорошо прикинутые по шмоткам и оружию мужики. Службу тянут не уставную, почти вольную и ходят по ровной земле, да ещё не ножками, а всё на броне. Никто их особо не напрягает и в случае чего из любого блудняка вызволит, стоит им громко позвать по рации. Опять же в хомячьем логове всякая деликатесная, по тамошним меркам еда: консервированные фрукты, чай. Всегда есть нормально обустроенный сортир, даже горячая вода и электричество. Письма не раз в три месяца а каждую неделю, да ещё и телефон время от времени удаётся достать — домой звякнуть с роднёй поговорить. А они потом дома ещё ноют, мол новый 'броник' тяжёлый, да воды помыться вовремя не подвезли… тяжело — то как на войне. Спору нет, с непривычки и это тяжко, но это же смотря что с чем сравнивать. Вот и рассуди: война была для всех, но у каждого она разная. С таким гревом, да хорошим, считай офицерским снабжением и снарягой, чего ж не воевать, да в новую командировку не заехать — милое дело, коли здоровье позволяет и делать ничего другого нет охоты. Я их заслуг не умаляю, но так сложилось по жизни, что уважаю только тех, кто как мы с салобонами из роты хлебнули солдатской каши полной ложкой, да через край, пока донышко не показалось. Знаешь, до точки последней в приказе на дембель…. А теперь давай спать уже, устал я….