Александр Сапегин - Столкновение Страница 4

Вадим покачал головой:

– Нет, не годен я к строевой – хромые армии без надобности. Был я в комиссариате, через месячишку за военником поеду.

– От оно как. Какие планы?

– Какие могут быть планы, дед? Планы отложены на следующий год, пока дома буду. Денег подзаработаю. Сено косил? Чувствую, что нет. Дед, ты извини, но работник из тебя сейчас никакой.

– Цыть! – Старческий кулак так стукнул по столу, что посуда, жалобно звякнув, подпрыгнула на месте. – Не твое собачье дело решать, работник я или нет!

– Не гоношись, пень старый, побереги себя. – Баба Поля сурово посмотрела на мужа, дед моментально сдулся. Спорить с Полиной в такие моменты было себе дороже. – Не слушай его, сынок. Хорошо, что тебя выписали. Я уже и не знала, за что хвататься…

Сено пришлось покупать, благо у Вадима оставалось больше половины взятых с собою средств, да старики не растрясли кубышку. Рулоны под навес пришлось перекатывать в одни руки. Как бы дед не ерничал и не хорохорился, уставал он быстро, к тому же у него появился нехороший кашель. Сено, комбикорм для скотины, картошка, все хозяйские дела, требующие силы, полностью легли на плечи внука. Вадим убрал и перетаскал в сараи созревший урожай, перекопал огород. Навоз – куда без него с коровой, бычком и двумя поросями, – также перекочевал на Вадимовы вилы. Стайки приходилось чистить каждый день, и как старики справлялись без его помощи?

После приезда внука дед вроде потихоньку пошел на поправку. Освобожденный Вадимом от тяжелой работы, он занялся пчелами и садом. Особое внимание старика привлекало деревце, выросшее рядом с облепихой. Михаил Пантелеевич лелеял мечту сделать весной несколько отводков, проверить, пустят ли они корни, уж больно ему понравилось неизвестное растение.

Если быть точным, тонкий серебристый росток, проклюнувшийся посреди кучи прелой травы и листьев, которые специально складывали под колючие кусты, Вадим заметил еще в начале июня. Поначалу он хотел вырвать сорняк, но, принюхавшись к медовому аромату, идущему от нежных зеленых листиков ростка, решил повременить с кардинальным решением. Интересно, может, это и не сорняк вовсе? Дед, которому было указано на серебристого новосела, согласился с мнением внука. Если что, топор всегда под рукой, срубить никогда не поздно. Тем паче старый экспериментатор хотел посмотреть, как на медовый аромат будут реагировать пчелы, для чего съездил на пасеку и привез тройку ульев. «Мухи» к инициативе пчеловода отнеслись благосклонно. Им явно пришелся по вкусу нектар, выделяемый по утрам и вечерам листиками деревца с бархатной, серебристой корой, которое к середине июля вымахало до трех метров в высоту, выстрелив во все стороны множеством тонких веток и обзаведясь красивой зеленой шапкой.

Так, в домашних заботах и хлопотах, пролетели остаток августа и почти половина сентября. Победив огород, Вадим отправился в тайгу. Он не оставил планов на высшее образование, по-прежнему мечтая поступить, теперь он определился точно, в медуниверситет. А для поступления требовались деньги на репетитора. Зима впереди долгая, есть все условия, чтобы подтянуть знания по химии. Брать деньги у стариков не позволяла совесть, от матери помощи ждать бесполезно, значит, необходимо крутиться самому. А как крутятся таежники? Правильно – грибы, орехи, ягоды и дичь.

Тайга, как на горе, совсем не радовала в этом году груздями: приходилось часами ходить по грибным местам, чтобы нарезать пятиведерный короб. Лимонник тоже не уродился. Оставалась надежда на орехи – шишки на кедре было море[1], поэтому Вадим заранее сговорился с ватагой поселковых мужиков, приготовил молотилку с моторным приводом и сита. Молотилка была его персональной гордостью, как и привод, цепляемый к переделанному заднему колесу «Минска». Раньше шишковать он ходил и ездил с дедом. Но в связи с новыми обстоятельствами стоило скооперироваться с парой-тройкой надежных мужиков. Чревато соваться в лес и лазать по кедрам одному, были случаи, когда одиночек находили между ветками через два, а то и три года после пропажи. Зачастую муравьи успевали объесть незадачливых шишкарей до блестящих косточек. Да много ли возьмешь в одного? Гораздо легче разбить стан и работать группой. Чем шишку в одну харю палкой сбивать, лучше на толпу кедрину аккуратно, чтобы не сбить кору, обстучать колотом[2].

Планы-планы… сколько бы ты ни планировал, не стоит забывать, что на твои предположения всегда могут лечь чужие расположения. Бегая за груздями, Вадим не чурался резать жарешники. Белые, подберезовики, подосиновики и маслята неплохо дополняли ежедневный рацион. Хотя большая их часть попадала в банки – зима длинная, а маринованные грибочки в морозный день у теплой печи расходились влет. Иногда грибник заходил к соседке – бабке Ширшихе. На самом деле Пелагея Матвеевна носила фамилию Ширшова, но, как водится, за глаза ее звали именно так, иногда добавляя Ширшиха-ведьма. Вадим искренне не понимал такого отношения сельчан к одинокой бабусе. Она никому не отказывала в помощи и никогда ни с кого не брала денег. Стоило только медицине дать на ком-нибудь сбой, а врачам – беспомощно развести в стороны руками, как люди вспоминали о старой деревенской знахарке и шли на поклон к нелюбимой и нелюдимой односельчанке.

Никто не знал, сколько Пелагее Матвеевне лет, на памяти Вадима она всегда была сморщенной бабуськой невысокого росточка. Дед иногда говорил, что в молодости та была огонь-бабой и многие мужики старались добиться внимания красивой молодки. Но то было, когда он сам босиком носился по лужам, а в памяти сей факт отложился потому, что мать часто кричала на отца, чтобы тот не зарился на бесстыжую соседку. С тех пор утекло немало воды, Пелагея схоронила мужа и двоих детей, четверо младших сыновей и внуки уехали из поселка лет тридцать назад, после отъезда ни разу не навестив мать, правда, иногда отмечаясь редким письмом. Где и как они живут, никто не знал, а Ширшиха не говорила. Со знахаркой Вадим познакомился в семь лет. Случилось это после того, как он навернулся с груши и вывихнул правое плечо. Баба Поля не раздумывая повела хнычущего внука к соседке, справедливо рассудив, что в фельдшерском пункте, в котором два года как отсутствовал хирург, особой помощи не дождешься. Ширшиха осторожно пощупала тонкими пальцами отекшее плечо мальчика, что-то пошептала, велев бабе Поле налить в таз теплой воды и подать ей мыло. Намылив руки, она несколько минут водила ладонями по плечу Вадима, который с интересом следил за угрюмой соседкой, тут в ее руке будто сам собою возник киндер-сюрприз.

– Держи, – сказала знахарка. Вадим потянулся за лакомством левой рукой. – Нет-нет, другой ручкой, давай. – Она улыбнулась доброй открытой улыбкой, обнажив на изумление белые и крепкие зубы, что было удивительно для древней старухи. Не понимая, что делает, забыв о боли, он потянулся правой. В плече щелкнуло, резко стрельнуло болью, и тут же все прекратилось.