Виктор Ночкин - Пищевая цепочка Страница 4

— Гоша, ты не понимаешь, я завязал вчистую.

— Слепой, выручай. За мной охота идет, обложили, как волка, как слепую собаку обложили…

Сталкер задумался. Ему не понравились тревожные нотки в голосе Гоши. Тот просил по-настоящему. И очень боялся отказа.

Гоша в самом деле боялся. А теперь еще почувствовал, что собеседник колеблется, и торопливо заговорил:

— Слепой, ты подумай! Тебя в Зону проведем, там я советов не даю, ты и без меня все знаешь. Спрячешься по-умному, тихо переждешь. Денег я тебе с собой, как полагается… Это ж чисто каникулы будут, оттянешься перед свадьбой, мальчишник, ну? Я тебе ж не о том говорю, что заплачу по возвращении, это без вопросов, премиальные — это само собой! Я толкую, что сейчас бабла отсыплю, командировочных, так что хоть не просыхай там до возвращения… А тут как раз и дом твой достроят. Выручай, Слепой. Выручай, не то пропаду я!

Слепой тяжело вздохнул.

— Ну ты ж согласен, а? Ну, Слепой, я тебя знаю, ты уже согласен!

Гоша даже такой — напуганный, нервный, почти превратившийся в нормального человека — был Слепому неприятен… но он был своим. Членом сталкерского братства этот бандит никогда не смог бы стать, однако, если доходило до крутого оборота, Гоша оказывался в драке на одной стороне со Слепым. И в самом деле хозяин «Звезды» не раз подписывался за постояльцев, любой из его «командировочных» мог рассчитывать на пусть и не бескорыстную, но помощь.

Теперь пришел Гошин черед просить. Знаешь, Гоша…

— Знаю. Ну, по рукам?

— По рукам…

— Тогда так, вот это мой пакет, видишь, совсем небольшой, такой спрятать несложно. А здесь бабки, это тебе на командировку. Это только аванс, настоящая оплата будет после, не обижу!

Слепой мельком оценил достоинство купюр в толстой пачке — неплохо, конечно.

— Тебе по-любому в Зону сейчас, — бросил, не оборачиваясь, Дрон. — Наших всех взяли, теперь допрашивают, показания снимают. И до тебя тоже доберутся, потому как известно, что ты в «Звезде» жил. Значит, и за тобой не сегодня завтра придут. И никакие связи не помогут, никто тебя не прикроет. Петрищев за арестами стоит, он сейчас лютовать будет, чтобы компромат перехватить. Так что тебе либо на кичу, либо в Зоне прятаться. Ты бы все равно туда свалил.

— Го-оша… — протянул сталкер. — А ведь ты мог бы мне это сразу сказать?

— Не мог. — Карый неожиданно улыбнулся. Улыбка в лунном свете вышла усталая, вымученная. — Я хотел, чтоб ты сам, по-честному. Чтоб сам меня выручить согласился. Так оно человечней будет, правильней.

А Слепой подумал, что Гошина человечность — редкий зверь, можно сказать, мутант. Но вот из-за таких нечастых его поступков как раз и стоит ему помочь.

— Не сомневайся, Слепой, — поднимаясь, заключил Гоша, — ты все правильно решил. Пара недель в Зоне — и все позади. Ты там не рискуй. Это и в моих интересах, чтоб ты целым возвратился и груз принес. Держись, где потише… А меня завтра взорвут, и я исчезну.

— Чего? Как взорвут?

— Машину заминируют — и привет. Собирайся, жду во дворе, подкину тебя к Периметру, перед рассветом будешь прорываться.

Машину вел Дрон. Гоша на переднем сиденье помалкивал, и Слепой снова начал засыпать. Сперва он перебирал в памяти, что мог позабыть в спешке, что не сунул в рюкзак, потом плюнул на это занятие — все равно уже не будет возможности возвратиться. Если чего не хватает, придется на ходу выкручиваться, благо деньгами Карый снабдил. И в конце концов, почему бы не навестить напоследок старых друзей? После свадьбы вряд ли представится случай… А Ларик поймет. Должна понять.

Разбудил сталкера Карый:

— Подъем, Слепой! Приехали, выметайся. До стрелки двадцать минут.

Слепой зевнул, потер глаза. Хотел потянуться, но в тачке было тесновато. Нашарил под ногами лямки рюкзака и выбрался наружу.

До рассвета оставалось совсем немного, час или около того, небо сделалось серым, а восток уже окрасился в цвета зари, опушка леса четко рисовалась на фоне розового безоблачного неба. Траву густо усеяли капли росы, в низинах серой ватой лежал туман.

Дрон заглушил мотор и полез из машины; этому великану требовалось извлекать себя из салона по частям — выставил наружу ноги, потом голову, плечо… Гоша уже прохаживался перед капотом, курил. При каждом шаге его мокрые ботинки оставляли длинные следы — примятая трава стелилась волнами, как кильватерный след за кораблем.

— Карандаш не опаздывает, — бросил он через плечо, — пунктуальный хрен! Осталось… восемнадцать минут. Вот увидишь, подвалит точно.

— Карандаш? Это который сафари для туристов устраивает?

— А, слыхал о нем?

— Известная личность. А он здесь каким боком?

— Тебе на ту сторону нужно? Нужно, — принялся объяснять Карый. Он волновался, ему хотелось поговорить, чтобы занять время ожидания болтовней. — А старыми каналами я не могу воспользоваться, по эту сторону Периметра любая собака может оказаться купленной, здесь же все под Петрищевым. Кругом его люди. Куда ни ткнись, отовсюду к нему ниточки тянутся, смекаешь?

— «Далеко простирает химия руки свои в дела человеческие», — процитировал Слепой.

— Трепло. При чем здесь химия? Чего это ты?

— Это не я, а Михайло Ломоносов.

— А, ну ладно. В общем, у Карандаша своя крыша, он с военными не связан, и подчинение у него федеральное, плюс связи в Москве.

— «Рука Москвы», ага. Москва тоже далеко простерла. Так что, с Карандашом меня отправишь, как лаборанта?

— Нет, Слепой, этот вариант тоже не прокатит. При любой отмазке тебя все равно засекут. Прорыв сделаем изнутри, из Зоны… Нашумим, конечно… Дрон, ты бы приготовился пока что, а?

Верзила полез в багажник, зашуршал брезентом.

— Как это — прорыв изнутри?

— Не кипешуй, сейчас увидишь. Может, пока что в кустики прогуляешься? Потом некогда будет.

Гоша докурил, втоптал сигарету в мокрую измятую траву. Дрон вылез из-под крышки багажника, в каждой руке у него был АКМ.

— Ого-о, — протянул Слепой. — А если бы нас по дороге тормознули с проверкой?

— Теперь уже все равно, — меланхолично пожал плечами Дрон. — Семь бед — один ответ, мы хоть так, хоть этак в розыске. Держи. И патроны тоже.

Слепой взял «калаш», привычно проверил, щелкнул затвором. Вдалеке загудел мотор, показался грузовичок «BMW».

— Вот и Карандаш, — объявил Гоша. — Слушай, Слепой, мы сейчас в двух километрах от Периметра. У Карандаша есть такая установочка…

— Манок, — вставил Дрон.

— Ага, манком ее называют. Радиопередатчик, который испускает радиоволны. Эти сигналы привлекают мутантов. Собак, там, ваших всяких… ну, ты в курсе. Военные иногда используют, чтобы стаю под обстрел заманить, когда у границы Зоны территорию зачищают. Не знаю, как манок к Карандашу попал, это военная разработка…[1]

— У Вандемейера[2] что-то наподобие имелось, — вспомнил Слепой.

— В общем, Карандаш везет манок, здесь его врубим и устроим гон. Собачки по минным полям сюда дернут, расчистят дорогу. Только не спрашивай, во сколько мне это дельце обошлось! Если я скажу, ты не поверишь.

— Ничего себе! Так ты хочешь, чтобы я против гона шел? Эх, Гоша, сказал бы я тебе…

— Потом скажешь… — Гошу, конечно, ничего не смущало. — Здорово, Карандаш!

Из «BMW» вылез коренастый крепыш в камуфляже, перетянутый ремнями. Вместо приветствия он только махнул рукой:

Давай не тянуть. Ты готов? Я машинку запускаю. Карандаш явно нервничал, он и двигатель глушить не стал. Едва дождавшись Гошиного согласия, побежал к кузову, отпер дверь, сунулся внутрь.

Дрон перекинул автомат на локоть, поглядел на часы: По Карандашу можно хронометр выставлять. Ноль три сорок, собачья вахта.

— Это ты к чему? — удивился Гоша.

— На флоте до четырех часов — «собачья вахта». Стоять ее трудно, потому что под утро спать очень хочется. Вот и прозвали «собачьей».

— Угу, сейчас ты это слепым собакам рассказывать будешь, — бросил Карандаш, показываясь из кузова. — Я врубил установку, вот-вот начнется.

Слепой рассовал запасные магазины по карманам, у Гоши в руках возник «Микро-Узи». Карандаш машину не покинул, но на крыше грузовичка открылся люк, показалась макушка… потом убралась. Минуты тянулись, ничего не происходило.

— Ну, заканчивается твоя «собачья вахта», — бросил Гоша телохранителю, — а собак-то нет.

Хозяин «Звезды» опять нервничал. И тут, словно в ответ на его слова, издали донеслись завывания мутантов. Едва различимые, на границе слышимости. Возможно, их не удалось бы разобрать, случись дело в другой час, не перед самым рассветом, когда над землей стоит особенно тонкая, хрустальная тишина.

— Заработало, — удовлетворенно отметил Гоша. Минутой позже вой приблизился и как будто стал более многоголосым. Потом громыхнуло раз, другой. Слепые псы мчались на зов манка, их тянуло за Периметр, куда обычно мутанты не суются. Их и у границы Зоны-то нечасто встретишь — без привычной искаженной атмосферы они чувствуют себя неуверенно. А за пределами отравленной территории и прожить долго не смогут — это факт общеизвестный. Но сигнал манка был сильнее инстинкта самосохранения, и твари Зоны неслись навстречу сигналу все увереннее и увереннее. Чем ближе подбирались стаи к источнику радиоволн, тем скорее крепла их решимость.