Александр Шакилов - Армия древних роботов Страница 4

Вокруг сразу стало тихо-тихо.

Все в зале, а не только гвардейцы, уставились на Мазарида. Кое у кого челюсть отвисла, кто-то громко икнул в наступившей тишине. Чего им всем надо? Майор скрестил лапы на мускулистой полосатой – жаль, не серой – груди.

По правую лапу от него встрепенулся вдруг совсем седой и крохотный, как младенец, пирос. Только что он крепко спал, посапывая и причмокивая, а тут вскочил. Быть может, в прошлом он командовал эскадрильями, уничтожавшими целые поселения чистяков, но те времена безвозвратно миновали, потому что в небо ему уже не подняться из-за начавшегося отторжения крыльев.

– Молодой человек, нельзя так, вы же заняли место генерала Бареса! – бодро протараторил старикашка; в его огромных глазах Мазарид увидел искреннее непонимание и чуть ли не возмущение. – Здесь всегда сидит Непобедимый-И-Неустрашимый! Всегда!

Конечно, надо было встать, извиниться и пересесть. Именно этого все ждали от дерзкого майора, по недоразумению попавшего в зал заседаний. Но извиняться и поступать так, как хотят другие, Мазарид попросту не умел.

Пучки вибриссов над его глазами цвета спелых абрикосов встопорщились и чуть ли не зазвенели от напряжения.

– Генерал Барес мертв, – процедил он, глядя в глаза старцу-пиросу. – Я лично видел его труп. И теперь я вместо него, это мое место.

Старикашка не выдержал первым – он покосился на то, что осталось от правой лапы Мазарида и на продолжающий ее от локтя черный с металлическим отливом протез из легкого, но крепкого сплава. Когда Мазарид злился, из стыка протеза с плотью сочилась кровь. Вот как сейчас. На бетонный пол упала алая капля. Пирос перевел взгляд на грудь и живот майора – на кривой шрам, такой длинный и широкий, что его хорошо было видно сквозь густую полосатую шерсть. Пирос что-то хотел сказать Мазариду, уже открыл рот, но в зал заседаний ворвался новый председатель Совета – полковник Саламан, заменивший на этом посту генерала Корсуна. Председатель был заметно моложе прочих управителей, ощутимо ниже званием, куда более резок и быстр в движениях, и хоть укомплектатор сделал его голубокожим рептилусом, Мазарид сразу проникся к Саламану если не уважением, то чем-то отдаленно напоминающим симпатию.

Появление главного среди равных – в зале заседаний не приняты были обычные воинские формальности – подвигло гвардейцев затворить за ним бронеплиту двери и отвлекло всех (даже старичка-пироса) от Мазарида и злосчастного генеральского стула.

– Хороший день для смерти. Приступим, – не добравшись еще до своего места во главе стола, начал заседание Саламан. Рептилусы обычно гордятся своими роскошными волосами, собирают их в пучки на затылке и перехватывают серебристыми и золотистыми лентами, однако череп полковника был гладко, до голубого блеска выбрит. – Соратники, у нас много дел.

Услышав это, Мазарид воспрянул духом. Он-то здесь как раз, чтобы решить очень важный вопрос!

Увы, его энтузиазм быстро угас.

Заседание началось с обсуждения нынешнего положения дел в столице, резко ухудшившегося из-за погодных условий. Управители долго и обстоятельно спорили и соглашались, а потом опять спорили, но все-таки опять соглашались насчет того, как и где разместить всех, кто прибыл на Поле Отцов накануне, как накормить граждан, как напоить и обеспечить их элементарными удобствами, а потом отправить по месту постоянного жительства. Развести ли всех транспортом или попросить из города самостоятельно? Возможно ли привлечь самоходки, есть ли свободные экипажи? А не лучше ли топливо, которое понадобится для перевозки, сжечь в Минаполисе, чтобы обогреть жилища граждан, ведь, если морозы усилятся или продержатся долго, развозить будет некого?..

Высказаться желали все в зале. Каждый старикан считал своим долгом оторвать дряблый зад от стула и упереть ладони в столешницу так, чтоб были видны пигментные пятна на выцветшей до белизны когда-то голубой коже или проплешины в мехе, а затем, прокашлявшись, проскрежетать и просипеть, пробулькать и прошамкать нечто на заданную тему, начав обязательно издалека, с каких-то воспоминаний многолетней давности, имеющих очень отдаленное отношение к обсуждению. В финале же своей долгой и нудной речи каждый маразматик повторял почти что слово в слово сказанное предыдущим оратором, который в свою очередь выдал такой бред, что просто обязан был тут же сдохнуть в корчах от стыда. Но то ли стыд у стариков атрофировался, то ли исторгаемые их ртами глупости не казались им таковыми, однако, к великому сожалению Мазарида, массовый мор седых идиотов так и не начался.

Когда же заговорили на тему, близкую многим в силу возраста, то есть о похоронных командах для работы на Поле Отцов, о том, какое оборудование понадобится, какой спецпаек им следует выделить, как организовать пункты обогрева, досуг после смен, кому поручить, как вообще организовать эти подразделения, Мазарид покинул зал.

Как-то просочившись через бронеплиты и бетон, он оказался на вершине Полусферы, горделиво возвышавшейся над Минаполисом, лучшим городом планеты, прямо-таки кишевшем наследниками. От неприступного округлого монолита, окруженного рвом и прекрасными мостами, лучами расходились улицы. Стены домов пестрели яркими рисунками и блестели в лучах солнца стеклом окон. Если бы Мазарид умел смеяться, он расхохотался бы, сбегая по выпуклому уклону Полусферы, он надорвал бы себе глотку от переполняющего его счастья, и заболели бы сотрясаемые ребрами и диафрагмой раны, скрытые под широким неровным шрамом. Ему давно не было так хорошо! Его шаги становились все шире и шире.

К краю Полусферы он приблизился, уже преодолевая за раз по пять мер. И от края он метнулся вовсе не вниз, как следовало бы ожидать от тайгера. Расправив отросшие вдруг перепончатые крылья – ну почему укомплектатор награждает ими одних лишь пиросов?! – Мазарид так легко взвился к небу, будто всегда умел это делать. Полосы его меха тут же выцвели, превратившись в серую кожу, которую не прорубить топором, и глаза его цвета спелых абрикосов расширились, заняв половину лица. И это было… отлично, превосходно и ни с чем не сравнимо! Он всегда тайно завидовал ястребкам – так называют пиросов чистяки, – способным порхать в облаках, и вот его мечта сбылась, и белые клубы мчат ему навстречу, ух, ах, и…

Треснули сверхпрочные кости крыльев. С хлопком разорвало под напором воздуха перепонки. С нарастающей скоростью Мазарида потянуло вниз, и он с хрустом и чвяком врезался в крону дерева, сорвался в кустарник под ним и распластался на траве.

Его должно было смять и разбрызгать по округе мельчайшими кусочками плоти, но он чудом остался жив. Со всех сторон Мазарида окружили чистяки. Грязные, мерзкие. Их было много, слишком много, а Мазарид даже не смог подняться. Чтобы не попасть в плен, он решил убить себя. Нет, только не плен, он уже был в плену, ни за что опять!.. У него, как у всякого тайгера, на конце хвоста есть шип, которым он проткнет себе сонную артерию… Только вот беда – Мазарид превратился в пироса, а у пиросов нет полосатых хвостов!

Мерзкие чистяки гоготали, глядя на него. Над ним склонилась бородатая рожа, и он плюнул в нее. Тогда его схватили и принялись медленно пилить ему лапу, ту самую лапу, которую он уже потерял в плену после того, как ему отрубили хвост!..

Едва не упав со стула, Мазарид проснулся – кто-то дергал его за протез.

– Молодой человек, вы удивительно похожи на досрочно покинувшего нас генерала Бареса, – старикашка-пирос прошептал это быстро-быстро, будто опасался, что его прервут. – Просто невероятно похожи: жесты, манера держаться, даже голос.

– Все наследники похожи, все мы братья, – говорить со старым маразматиком не хотелось, но и оставить без внимания его бредовые домыслы Мазарид не мог. А то еще начнет трепаться направо и налево об удивительном сходстве, тем компрометируя прекраснейшую мать Мазарида и его благороднейшего отца, который еще до рождения сына погиб, выполняя задание в землях чистяков.

Майор Мазарид принадлежал поколению наследников, в котором не родилась ни одна женщина. Ему давно следовало добыть себе за границей самку для размножения, но он все оттягивал исполнение этого постыдного обязательства. Его передергивало от одной только мысли о совокуплении со столь мерзким созданием, как чистокровная самка. Лишь когда падут Мос, Кий и Тарна, Мазарид выберет приемлемое вместилище для вынашивания своего ребенка.

– Майор, хочешь высказаться? – полковник Саламан внезапно навис над Мазаридом. Лысина его гневно блестела, мигательные перепонки то и дело накатывались на зрачки и тут же прятались в уголках глаз. – У нас тут не казарма, а заседание Совета, майор. Мы собрались тут не дрыхнуть в тепле, а чтобы принять решение по множеству важных вопросов, а ты!.. ты!..