Дмитрий Манасыпов - Район : возвращение Страница 4

Только-только оклемавшись, сестра сразу начала рваться назад, чтобы… а вот что чтобы? На это никто из нас не смог бы ответить. Рассудком я давно смирился с тем, что всё, никого из них мы наверняка больше не увидим, но вот сердце, которому это не объяснишь, не молчало. И только слова Таната, которые он произнёс, вернувшись из одной из своих отлучек, заставили нас принять жестокую правду такой, как она есть. Если про Настю он не был точно уверен до конца, то вот про Большого сомневаться не приходилось: "пуритане" достали его. Он не сдался им живым, и сейчас тело нашего друга находилось у них. Как охотничий трофей, вот сраные ублюдки…

Я не стал говорить Скопе ничего про свои мысли, потому что знал, что они её не обрадуют. А мысли постоянно крутились возле одного и того же: может, хватит? Сколько можно ещё продолжать эту гонку за артефактами, которая в результате не закончится ничем хорошим. Ведь всё равно, в конце концов, мы придём к одному концу, и сдохнем где-нибудь у Площади, или в Топи, или на Колыме. Невозможно постоянно играть наперегонки с судьбой, испытывая на прочность самих себя, что и доказал наш последний рейд. Но вот смогу ли оставить Район?! Не знаю, не знаю… это тяжело, на самом-то деле.

В какой-то момент я понял, что Танат, продолжающий автоматически отвечать досужей Скопе, сидит и внимательно смотрит на меня своими глубокими антрацитово-чёрными буркалами. Потом он совсем замолчал, и через какое-то время моя сестра, поняв, что сейчас что-то пошло не так, успокоилась. Забралась в кресло с ногами, завернувшись в клетчатый шерстяной плед, обиженно нахохлилась и прикурила ещё одну.

– Ты не уйдёшь, Пикассо. – Танат чуть грустно улыбнулся. – Можешь попробовать, но уйти не сможешь. И дело даже не в том, что Район нужен тебе как воздух. Это ты нужен городу, хотя понять и принять это будет нелегко.

– Что? – Я недоумённо уставился на него, ставшего в этот момент тем, кем он и был – Изменённым, бывшим мне, человеку чужим. – Что-то, то ли я туплю, то ли лыжи совсем без смазки…

– Да всё ты понимаешь, рейдер. – Танат усмехнулся. – Каждый из вас, оказавшийся здесь, обречён с самого начала. Но кто из вас останется обычным охотником за лёгкой добычей, а кто сможет сделать что-то стоящее… этого никто не сможет сказать точно. Пока не придёт время действовать.

– Вы про что это, а? – Скопа, недовольно поблёскивающая в нашу сторону глазищами, решила вмешаться. – Слышь чего, брат, а прояснить?

Я чуть помолчал, прежде чем ответить ей. Достал сигарету из пачки, покрутил в пальцах, понюхав сладковатый аромат, прикурил…

– Хочу завязать, вот что. – В стремительно накатывающей темноте её лицо было не очень хорошо видно, но всё же стало заметно, как оно ощутимо вытянулось, напрягаясь в гримасе недоумения. – И тебе советую над этим подумать, сестра.

– С дуба рухнул? – Скопа выматерилась. – Какого хрена ты мне тут пургу какую-то прогоняешь, а? И что ты делать будешь, уедешь назад, начнёшь покупать-продавать?

– Ну, не знаю… – На самом деле ни разу не задумывался над тем, что делать, если прекращать ходить в Район. Почему-то казалось, что всё образуется само собой. – Можно подумать, тем более что средства вроде как есть…

– Знаешь что… – Она встала, откинув плед. – А не пошёл бы ты в жопу со своими такими правильными мыслями, а? Не хочу про это говорить сейчас, вот чего, спать пойду!

И пошла в сторону двери, аккуратно, придерживаясь за перила веранды. Было слышно, как, ругаясь под нос, она дошла до комнаты, в которой спала. Хлоп, и мы остались вдвоём с Изменённым, сидевшим напротив меня. Глядящим на меня своими бездонными зенками и улыбкой чеширского кота на абсолютно невозмутимом лице.

– Она поймёт, только не сейчас. Не переживай, она простит и поймёт.

– Я знаю. Просто сейчас она больше всего на свете хочет отомстить за друзей, это понятно… – На душе неожиданно стало очень противно, как будто предал её. – И не захочет принять моего решения спокойно. Но что делать?

– Ладно, что тут ломать голову над тем, что разрешится в любом случае? – Танат легко поднялся. – Спать пора идти, завтра будет сложный день.

– Почему?

– Будет и всё тут. – Он повернулся в сторону города, откуда начала доноситься частая стрельба. – Всё повторяется, постоянно одно, и тоже. Там, кстати, сейчас как раз развлекается Кэт. Я чувствую, когда эта девочка выходит на охоту, иногда стараюсь помешать ей. Хотя это редко получается, с её хозяином мне не сладить…

– С кем? – А вот это уже действительно интересно. Мало того, что бэньши существует, так у неё ещё есть хозяин?!

– С кем надо. – Неожиданно отрезал Танат. – Пикассо…

– Что?

– Помни, что я сказал тебе про Район. Ты ему нужен, также как и твоя сестра…

Что оставалось сказать на такое? Вот и я не тогда не смог ничего ни спросить, ни ответить. И до сих пор мучаюсь над тем, что хотел сказать этим Изменённый.

Через неделю мы ушли. Скопа, всё ещё дующаяся на меня, шла хорошо, последствия ранения практически не сказывались. За нами пришёл тот самый Следопыт, на деле оказавшийся вовсе даже Егерем. Он провёл нас по абсолютно незнакомой мне тропе, которая вывела к старой заправке, от которой в сторону Кротовки уходил сохранившийся асфальт дорожного покрытия. Блокпосты Периметра остались позади, и до дома мы добрались без приключений.

Что сказать… было нелегко. Когда находишься в Районе, то постоянное напряжение нервов не даёт тебе окунаться в переживания с той глубиной, с которой бы хотелось. А вот вернувшись – откат, полученный от них, зачастую превосходит все мыслимые ожидания. Этот раз исключением также не стал, скорее наоборот.

Несколько дней подряд мы просто пили в "Солянке", начав спускать то, что успели заработать за несколько месяцев. Сдобный, который всё прекрасно понимал, в результате запретил брать с нас деньги и подрядил двух своих вышибал контролировать тот момент, когда нас со Скопой начинало нести и отправлять наши практически бездыханные тела домой. Нас никто не пытался задирать, понимая, что сейчас это будет чревато. Те самые Бек с Жаном, с которыми мы так и не успели подраться перед последним выходом в Радостный, прониклись этим вообще, по самое не хочу. Они постоянно находились рядом и, как-то раз, даже самолично набили морды каким-то туристам, решившим пристать к Скопе. В общем – все нас понимали, жалели и старались накрыть волной любви и понимания.

Пить нам надоело довольно быстро, тем более что как ни старайся, залить эту боль и потерю ничем не удавалось. На какое-то время я так вообще закрылся сам в себе, стараясь лишний раз не выходить из квартиры, сперва, как казалось, ненадолго. Скопа отходила также мучительно, но более агрессивно. Придя в себя после почти недели заливаний спиртосодержащих, она отправилась в Район с Соколом, несмотря на то, что просил её этого не делать. Но она не стала слушать, заупрямившись и наорав на меня, а я… я не смог отправиться с ней.

Что-то надломилось внутри, что-то очень важное. Каждую ночь, выходя на улицу и смотря в сторону розового неба над Радостным, мне хотелось оказаться там. Вновь ощутить пронизывающий ветер, постоянно дующий у Черты, почувствовать запах сгоревшего пороха и толчки отдачи в плечо от стреляющего АК. Увидеть перед собой врага, без разницы, умеющего думать, или нет. Пройтись тенью вдоль самых опасных мест, чувствуя хребтом, как пробегает по нервам редкая и позорная дрожь. Вернуться в него… но нет. Дни шли, Скопа возвращалась, бросала на пол трофеи, а в стиралку грязные, пропитанные потом и кровью вещи. Залезала в душ, а потом садилась в кресло напротив, закутавшись в старый халат, дымила сигаретами и рассказывала, рассказывала. Её не отпускало, но она хотя бы старалась выместить неугасающую злобу и ненависть, в каждом рейде отстреливая хотя бы по одному "пуританину", против которых объявила форменный крестовый поход. В скором времени с ней стала ходить лишь команда Сокола, считавшего нас даже ближе чем простыми друзьями. Остальные, даже явно влюблённый в неё Лебедь, рисковать не хотели. Воевать с "серыми" в Районе было сущим самоубийством. Но она хотя бы пыталась что-то делать, а вот я…

Потом меня вызвали в местное отделение Конторы, к офицеру, которого я никогда здесь не видел. Был долгий разговор, в котором в основном звучал мой монолог, лишь изредка прерываемый вопросами собеседника. Что и как произошло, что случилось с Ефремовой, с её командиром, как там оказались пиндосы? Куча вопросов последовала после того как я замолчал, и на многие из которых ответить было невозможно. В какой-то момент хмурый и уставший человек, сидевший напротив, понял, что больше я не смогу ничего сказать, и меня отпустили. Самое удивительное, что с меня просто взяли подписку о невыезде и неразглашении… хотя что я мог разгласить? Не знаю, может и мог бы, но наверняка никто не поверил бы в это. А когда мне выдали две пластиковых карты, которые при проверке оказались заполнены тугриками под завязку, то вот тут просто растерялся. Но возвращать их естественно не стал, обналичив обе и убрав деньги всё ещё безумствующей в очередном рейде сестры в сейф Сдобного.