Макс Мах - Квест империя: На запасных путях. Наша девушка. Империи минуты роковые (сборник) Страница 4

– Мы можем говорить на иврите или по-английски, – сказал Макс. – У вас будет хорошая практика. Да.

Через три дня она переехала к старику.

Старик оказался чудным, даже лучше, чем расписывала подруга-ватичка и чем увиделось самой Лике в их первую встречу. Он был спокойный, выдержанный и вежливый и никогда не повышал голос. Очень воспитанный человек. Типичный немец – еке, как называют таких в Израиле, – он был педантичен и крайне дисциплинирован, но при этом не требовал того же от Лики, предоставляя ей право оставаться самой собой. Он только просил не мешать и ему оставаться тем, что он есть.

– Все мы есть только то, что мы есть, – говорил Макс.

Он был стар, конечно, но не капризничал, как другие старики, и обладал ясным и трезвым умом, сохранившим, несмотря на возраст, остроту и гибкость. А еще у него была феноменальная память, что было уже и вовсе ненормально. В общем, если не считать вполне естественной физической немощи, Макс оставался нормальным дееспособным мужчиной преклонных лет. И по отношению к Лике он вел себя безукоризненно, как истинный джентльмен.

Он просыпался рано, около шести, но Лика могла вставать позже. Ее жизнь конечно же была привязана к распорядку дня Макса, но не жестко. Присутствовала значительная степень свободы, и Лика хорошо это понимала и ценила. Обязанности ее тоже не были ни тяжелыми, ни слишком обременительными или, не дай бог, унизительными. Старик оказался вполне самостоятельным. Ну почти. Он одевался сам и ел тоже сам, сам брился, если, конечно, не ехал к парикмахеру – дважды в неделю, через весь город, – и сам умывался. Не мог он сам только мыться, но Лика ведь была врачом, и вынести вид голого старика ей было вполне по силам. Но главное, что уже с первого дня жизни в доме Макса Лика почувствовала – а Макс как, оказалось, виртуозно умел дать почувствовать такие вещи, – она здесь не прислуга и не сиделка при старике, а, если угодно, компаньонка, как это называлось в старые времена. Звучит литературно, конечно, но по существу верно.

– Называй меня на «ты», – сказал Макс на третий день их знакомства. – Так будет проще. И знаешь что? Поедем-ка мы с тобой в ресторан. Поужинаем, послушаем музыку. Как ты относишься к французской кухне? Ну вот и славно. Тут на Адаре – это в Нижнем городе – есть чудный французский ресторанчик. Называется без затей «Вуаля».

И они поехали в «Вуаля».

Он вообще был изрядный сибарит, этот Макс. Отправляя ее в первый раз за покупками, он долго и тщательно объяснял, где и что нужно покупать. В особенности это касалось сыра и вина. «Передай Шаулю, что я просил бри, и понюхай, пожалуйста, когда будешь брать. У бри должен быть аромат лесных орехов. Чуть. Понимаешь? Теперь вино. Вот попроси у него это», и он записывал на бумажке: «Bourgogne Pinot noir A. Parent, 1999». Он позволял себе немного выпивать. Много он просто не мог, но занятие это, как поняла Лика, любил и знал в нем толк. Обычно дело ограничивалось бокалом красного вина за обедом, но пару раз в неделю он устраивал себе «маленький праздник».

– Ты любишь кофе, Лика?

– Люблю.

– Тогда давай выпьем по чашечке кофе.

– А разве вам…

– Лика!

– Извини. Разве тебе можно пить кофе?

– Нельзя.

– Но…

– Но очень хочется. Давай сделаем «маленький праздник». Какое сегодня число?

– Пятое.

– Хм, пятое сентября… пятое… нет, это было шестого… Мы взяли наконец этот чертов Бельчите, но пятого меня могли запросто убить, но не убили, а свалка была страшная… За это можно выпить не только кофе.

– А где это, Бельчите? – спросила Лика, направляясь варить кофе, – было ясно, что от своей затеи старик не откажется.

– В Испании, – ответил Макс и пояснил: – Это была ключевая позиция мятежников. Весь Восточный фронт следил тогда за Сарагосской операцией.

– Ты что, был в Испании?

– Много раз, – улыбнулся Макс. – Но я понял тебя. Ты спрашиваешь о Гражданской войне. Был, конечно. Два ранения и контузия и окончательная потеря иллюзий. Знаешь, место, где ты распрощался со своими любимыми иллюзиями, это как место, где девушка лишилась девственности. Вряд ли забудешь.

– И какую же девственность потерял в Испании ты? – Лика уже засыпала в джезву мелко помолотый кофе, залила водой и хотела поставить на огонь, но Макс остановил ее:

– Положи немного кардамона, чуть-чуть, и сахар, да, две ложки достаточно. Девственность? Я потерял там идеологическую невинность. По тем временам это было серьезнее, чем связь без брака. Даже в Испании. Пожалуй, в тогдашней Испании особенно.

– Что ты имеешь в виду?

– Видишь ли, Лика, я же тогда был коммунистом. То есть тогда уже был коммунистом только по привычке и от безвыходности. Некуда было идти больше. Но в Испании я окончательно понял: пора кончать. Миша Кольцов звал меня в Москву, но у меня хватило ума в Москву не ехать.

Вскипел кофе. И Лика успела снять его с огня с первой густой шапкой пены, в которую тут же – по приказу Макса – капнула несколько капель ледяной воды.

К кофе Макс потребовал «пару капель» коньяка – в его баре оказался «Мартель» – и сигарету. Оказалось, что и сигареты – «Кент» – тоже лежат в баре.

Лика выпила немного коньяка и, посматривая на то, с каким наслаждением смакует коньяк и кофе Макс и как он затягивается табачным дымом, спросила:

– Макс, а ты откуда?

– В каком смысле?

– Ну, где ты родился?

– Ах, это! В Констанце.

– Так ты из Румынии?

– Румыния? Нет, Лика. Не Констанца, а Констанц. Это в Германии, на Боденском озере. Потом мы, правда, переехали в Фрайбург, но детство я провел в Констанце. Ты даже не представляешь, какой это чудный город. Чудесный! Впрочем, неважно.

– А откуда ты знаешь русский?

Услышав вопрос, Макс усмехнулся:

– Я учился там и жил потом немного.

– Учился?

– О да! В Коммунистическом университете народов Запада… ну и еще кое-где… Я ведь, Лика, старый коминтерновец. Да-да! Представляешь, я слушал Бухарина и Радека, даже Зиновьева видел. Был на приеме у Сталина, в Кремле, а с Николаем Ивановичем говорил пару раз, как вот с тобой сейчас, только без коньяка и кофе.

Лика была поражена. Вот перед ней сидел человек, старый, конечно, но вполне живой, который помнит Зиновьева и Бухарина и еще много кого, наверное, помнит живыми.

«Бог мой, – думала Лика. – Кто теперь вообще помнит, кто такие эти Бухарин и Зиновьев? И что Бухарина звали Николай Иванович?»

– А еще?.. – спросила она.

– Что еще? – переспросил он. – Кого еще видел? Многих. Всех и не перечислишь. А многих ты и не знаешь. Ну вот Тухачевского, Ворошилова, Примакова, Эйдемана… Тельмана лично знал. Достаточно?

И в самом деле достаточно. Для первого раза вполне. Макс оказался очень интересным человеком. Он знал множество вещей и с удовольствием рассказывал Лике при случае истории из своей жизни или просто почерпнутое в одной из множества прочитанных им книг. Книги он продолжал покупать – библиотека занимала целую комнату – и читать (в очках, разумеется).

Чем дальше, тем больше Лика относилась к Максу не как к нанимателю, хозяину, а как к хорошему другу. Старшему и старому другу. Так он сумел поставить их отношения. Они гуляли вместе, беседуя о том и о сем, и пили вместе чай, и даже ходили в театр – ездили в Тель-Авив смотреть балет или слушать оперу. Лика практиковалась в иврите, который она практически не знала, и в английском, который она знала неплохо. Впрочем, английский Макса был какой-то странный.

– Не обращай внимания. С кем поведешься. Так это называется. Я в ту войну служил с шотландцами, вот и набрался.

Он умел быть галантным. Ведь не зря она назвала его про себя джентльменом.

– Ты сегодня удивительно хорошо выглядишь, – не забывал он сказать ей утром.

– Ты знаешь, что рыжие женщины отмечены Богом? – непринужденно вставлял он при случае.

– Ей-богу, не пойму, как ты умудряешься сохранять такую фигуру? Ты же ничего для этого не делаешь, – комплимент, сказанный как бы между делом.

– У тебя есть вечернее платье? – спросил он на второй неделе знакомства.

– Нет. – Лика была озадачена. Зачем, спрашивается, может понадобиться вечернее платье новой репатриантке.

– Плохо. – Макс был явно расстроен. – Но поправимо. Едем!

И они поехали по дорогим бутикам и ездили четыре часа, пока не нашли ей платье и туфли, которые удовлетворили взыскательного Макса. Впрочем, к платью пришлось купить и белье. Сколько все это стоило, Лика только догадывалась – о цене речь не зашла ни разу, а расплачивался Макс кредиткой – но даже от этих догадок ее бросало в жар.

– Великолепно! – сказал Макс, осмотрев ее со всех сторон. – Но бюстгальтер, пожалуй, мы купили зря. Впрочем, пусть будет, но попробуй-ка без него.

Лика попробовала. Она была сейчас в таком странном состоянии души, что, попроси ее Макс раздеться полностью, разделась бы без тени сомнения.

Когда она вышла из примерочной во второй раз, Макс, посмотрев на нее, улыбнулся и показал большой палец: