От Карпат до Амура - Владимир Владиславович Малыгин Страница 4

К Батюшину меня отвезли на автомобиле. Проехали по столичным мостовым, разбрызгивая грязную снежную кашу. Проскочили под аркой Измайловского проспекта, оставили в стороне Исаакиевский собор… Сказать, что я удивился маршруту, это значит ничего не сказать… Мы же вроде к Николаю Степановичу должны были ехать?

Проводил взглядом уплывающие назад деревья Александровского сада, его кованую ажурную ограду, Адмиралтейство. Все понятно. Машина выехала на Дворцовую площадь, свернула к левому крылу Зимнего. Успел еще увидеть ошалевшего от нашей наглости городового у Александровского столпа, насторожившийся караул на входе, и на этом все – остановились перед «Собственным» подъездом.

Название это я только сейчас и услышал. От порученца. Вдобавок при этом офицер продолжительно так посмотрел на меня. Со значением. И снисхождением, что ли? Где-то в глубине его глаз промелькнуло что-то этакое. Мол, гордись оказанной тебе честью. А мне как-то и все равно. Нет, то, что меня во дворец привезли, это сильно так напрягло. А вот то, что именно к этому подъезду… Да какая мне теперь разница? Поэтому многозначительный взгляд офицера проигнорировал. Ну не до подобных мелочей мне сейчас!

Порученец выскочил из автомобиля первым, притопнул ногами, сбивая с сапог грязь, потянул на себя тяжелую филенчатую дверь и оглянулся. Ну да. Я-то никуда не спешу, потому и выбрался из теплого автомобильного нутра спокойно. Пошел за офицером, перехватил и придержал дверь, шагнул в зеленого цвета тамбур. И так же неторопливо вслед за ним поднялся по ступеням лестницы, стараясь автоматически идти чуть сбоку ковра. Ну, чтобы этот самый ковер грязными сапогами не пачкать.

А вообще, безлюдно здесь как-то. И порядка не наблюдаю. Неужели некому было снег со ступенек на входе смести? Да и вокруг вообще убраться бы не помешало… Бардак какой-то…

– Ну, наконец-то! – Его высокопревосходительство не побрезговал и встретил меня на пороге своего, а может и не своего, кабинета, стоило только адъютанту доложить о моем прибытии. – Столько срочных дел, а вы в своей Сибири прохлаждаетесь!

Отмахнулся Николай Степанович от моего доклада и пригласил присаживаться к столу:

– Надеюсь, долетели нормально? И с самолетом все хорошо? – спросил сразу же, как только я уселся.

– Так точно! – пришлось вставать и докладывать.

– Полноте, Сергей Викторович. Довольно. Присаживайтесь и рассказывайте.

Ну, раз нужно, то можно и рассказать о том, как добрался в столицу. Правда, сомневаюсь, что Батюшина так уж мои дорожные приключения интересуют. Скорее всего, Николаю Степановичу нужно время, чтобы окончательно принять какое-то решение. Какое? Вот в чем вопрос. Особенно если принять во внимание недавнее отречение Николая. Довольно-таки странное отречение.

– Так говорите, все у вас хорошо? – задумался на миг Николай Степанович. Выбил глухую и причудливую дробь пальцами по лакированной столешнице и решительно выдохнул: – Ладно. Хватит ходить вокруг да около. А скажитека, Сергей Викторович, что вы обо всем этом думаете?

– О чем именно? – осторожно уточнил.

– Да обо все этом! – показал глазами на портрет нового государя Николай Степанович, да вдобавок еще и характерно так рукой вокруг себя обвел.

– Ничего не думаю, – попытался увильнуть от разговора. Не вышло.

– Сергей Викторович, – протянул с укоризной в голосе Батюшин. – Ну не хотите мне говорить, так это ваше право. Догадываюсь, что вам было запрещено ранее говорить с кем-либо на подобные темы, но сейчас не тот момент… Да и этот кабинет предполагает относиться к его хозяину с куда бо́льшим доверием и откровенностью… Не находите? Нет? Жаль, очень жаль. Тогда хотя бы меня выслушайте мои выводы и предположения. Глядишь, и передумаете играть в молчанку…

Генерал поднялся на ноги, жестом придержав меня на месте. Шагнул к окну, выглянул на улицу и развернулся ко мне лицом:

– Николай Александрович сразу же после отречения уехал в Крым. Вместе с семьей.

Шагнул вперед и развел руками:

– Не понимаю! И все! Такие блестящие победы! Одно только взятие Проливов чего стоит! А Константинополь? И после всего этого добровольное отречение… Не понимаю! И ладно бы Михаилу Александровичу державу передал, это бы мы все поняли и приняли. Но кому? Олегу?! Мальчишке!

Николай Степанович шумно перевел дыхание, присел к столу и тут же снова вскочил, отошел к стене:

– Ходят упорные слухи, что настоящей причиной отречения стало совсем другое – государь испугался старого пророчества…

Батюшин замолчал, потянул драматическую паузу, словно вынуждая меня проявить любопытство и заинтересоваться только что сказанным. А мне не любопытно. Я про это пророчество давно знаю, еще оттуда, из той своей жизни. И меня сейчас весьма настораживает вся эта нарочи́тая патетика. Как-то подозрительно она выглядит в этих стенах. На кого рассчитана? Точно не на меня… А тогда на кого? А пауза-то затянулась. Похоже, придется очень аккуратно подыграть Николаю Степановичу:

– Не слышал. Что за пророчество?

– Не знаете? Странно. И про монаха Авеля не слышали? Ну как же? Впрочем, вполне возможно. Сей монах весьма искусно пророчествовал. Видел, так сказать, будущее… И рассказывал о своих видениях государям. За что неоднократно был взят под стражу и отправлен в заключение. Видимо, не совсем добрыми были те предсказания… – Ба́тюшин мягко оттолкнулся от стены и, бесшумно ступая, переместился к столу, наклонился в мою сторону. – Скорее, совсем недобрыми… Вам это ничего не напоминает?

– Нет. А это должно мне что-то напоминать? – постарался не выказать своих эмоций. Да что он все ходит вокруг да около? Давно пора переходить к делу!

– Не знаю, не знаю… Но вот что самое интересное… – наконец-то выпрямился Николай Степанович, перестав нависать надо мной. – Все эти так называемые пророчества сбывались!

– А я-то тут при чем?

– Сергей Викторович, похоже, вы в своей Сибири успели забыть о том, какое ведомство я имею честь возглавлять. Неужели думаете, что и ваши так называемые пророчества остались мне неизвестными? Я даже знаю о том, что именно вы напророчили Николаю Второму.

– И что? – не стал отказываться. Ну, знает, велика ли беда. Я и вправду никому об этом не рассказывал. Никому, кроме Марии Федоровны. Значит, утечка произошла из окружения, причем ближайшего окружения, государя. Уже бывшего государя.

– Да то, что ваши слова полностью совпали со словами Авеля! Вы знали о том, что император Павел перед своей смертью оставил запечатанное послание для своих потомков, которое нужно было вскрыть ровно через сто лет?

Кивнул утвердительно головой. Кивнул и сразу же спохватился. Только уже поздно было. Поймал меня Николай Степанович.

– А ведь в начале разговора вы уверяли, что ничего не знаете… Но ладно. Пока пропустим. Тогда вы должны знать, что в этом послании предсказывалась и недавняя война, и скорая страшная гибель всей