Великий Север. Хроники Паэтты. Книга VII - Александр Николаевич Федоров Страница 4

Когда спустя четверть часа один за другим забили колокола Кидуи, Линд, махнув своим парням, бросился на звук ближайшего из них. Это оказался довольно неказистый арионнитский храм, на невысокой колоколенке которого всклокоченный неопрятный жрец неистово дёргал верёвку.

— Что случилось? — крикнул Линд, не слишком-то надеясь, что оглушённый звоном священник его услышит.

Однако тот, вероятно, увидел подбежавших стражников, а также ещё несколько заспанных горожан, недоумённо выползавших из своих трущоб, потому что, на мгновение перестав звонить, завопил:

— Вторжение! Вторжение! На Кинай напали! Война!..

Глава 1. Линд

Линд знал, что он родился в городе — небольшом городке Руббаре, находящемся всего в десяти-двенадцати милях6 восточнее Кидуи. Но он не помнил этого периода своей жизни, равно как не помнил и городка Руббар. Маленькому Линду не было ещё и года, когда его отец со всем семейством был отправлен на побережье Серого моря, получив должность интенданта двенадцатого легиона империи.

Отсюда, из здешней глухомани, расстояние в двенадцать миль не было хоть сколько-нибудь существенным, а потому в глазах палатийцев Довин Ворлад был самым настоящим столичным жителем. Не говоря уж о том, что Довин был весьма родовит, о чём не уставал напоминать всем окружающим любыми доступными ему способами.

В общем, прибыв в гарнизон, новоиспечённый интендант не пожелал жить в бараках и палатках, а потому довольно быстро переселился в поместье местного феодала со свойственной ему бесцеремонностью. Впрочем, последний не слишком-то огорчился, поскольку столичный щёголь, во-первых, был весьма щедр, стремясь поддерживать свой статус, а во-вторых, он с большим энтузиазмом взялся за переустройство поместья, чтобы придать ему больше лоска, благо должность интенданта гарнизона потенциально была весьма и весьма прибыльной, а особенной щепетильностью барон Ворлад не страдал.

Поэтому Линд вырос в этом поместье, считая его своим домом, что, откровенно говоря, не сильно отличалось от действительности. Дело в том, что семейство того самого феодала теперь проживало в просторном флигеле, тогда как основной дом находился в полном распоряжении нагловатого гостя. За минувшие четырнадцать лет, похоже, даже сам хозяин поместья позабыл, как оно было прежде.

Линд очень гордился своим отцом. Довин Ворлад явно кичился своей военной должностью, а потому при любом случае облачался в кирасу и шлем с плюмажем, и даже в домашней обстановке ходил в сюртуке военного кроя. Линду он казался едва ли не божеством, и, наверное, едва ли не первой осмысленной мечтой мальчика стала военная карьера.

Довин умел подать себя. Будучи, по сути, всего лишь гостем в поместье, он вёл себя как полновластный хозяин. Будучи всего лишь интендантом гарнизона, он вёл себя как легат, но, разумеется, полностью отдавая себе отчёт, когда и перед кем это можно делать. Наконец, будучи некогда жителем довольно небольшого городка, он вёл себя как истинно столичный житель.

При прочтении этих строк у читателя могло сложиться впечатление, что барон Ворлад был неприятным человеком, которого окружающие лишь терпели. Это представление полностью не соответствовало действительности. Довин был совершенно очаровательнейшим малым, способным влюбить в себя кого угодно. Во многом это добродушие и широта души были напускными, но отец Линда был, без сомнения, прекрасным лицедеем, так что и в легионе, и в поместье, и в Тавере — городишке, расположенном милях в трёх-четырёх от поместья, где главным образом и квартировало командование легиона — в общем, везде его принимали с широчайшими улыбками и распростёртыми объятиями.

А потому нет ничего удивительного, что сеньор Хэддас, владелец того самого поместья, а также всё его семейство нисколько не пеняли Довину на то, что тот, по сути, оккупировал их родовое гнездо. Они воспринимали его как дальнего благородного и весьма богатого родственника, почтившего их своим визитом и соблаговолившего погостить подольше.

Стоит ли удивляться, что Линд с самого раннего детства воспринимал поместье Хэддасов как свой собственный дом и никак иначе? Более того, самого сеньора Хэддаса с семьёй он воспринимал скорее как приживальщиков. Он был очень дружен с младшим из сыновей Хэддаса, Бруматтом, но всегда смотрел на него немного сверху вниз, хотя и был моложе на пару лет.

У сеньора Хэддаса было ещё двое сыновей и две дочери, но братья Бруматта были куда старше его, и потому не участвовали в общих играх с ним и Линдом. Старшая из сестёр также была уже вполне взрослой, а вот младшая была погодком с Бруматтом, но, к несчастью, родилась умственно отсталой. Впрочем, брат был без ума от своей сестрёнки, и постоянно пытался брать её во все свои забавы, что весьма раздражало Линда.

Более того, когда парни вошли уже в тот возраст, когда их начали интересовать девочки, у Бруматта, похоже, появилась навязчивая идея свести Динди, как он называл свою сестру Дининдру, со своим лучшим другом. Будучи мальчиком практичным и в чём-то сообразительным не по годам, Бруматт понимал, что лучшего союза для любимой сестрёнки, чем Линд Ворлад, просто не сыскать.

Нетрудно догадаться, как сильно Линда бесили эти своднические потуги приятеля. Динди была, в общем-то, довольно миловидна, но её безнадёжно портило то лёгкое выражение дебильности, что, похоже, намертво приклеилось к лицу. Конечно, иногда он засматривался на её набухающую грудь, когда она наклонялась за чем-нибудь, или любовался мелькнувшими из-под подола сарафана бёдрами, когда она перебиралась через забор. Но стоило ему взглянуть выше, на это вечно ухмыляющееся глупой улыбкой лицо, и он морщился от брезгливого отвращения.

И вообще — Линд мечтал быть военным. Большинство их с Бруматтом игр сводились к тому, что они воображали себя легионерами. Причём Линд, пусть и был младше, неизменно назначал себя командиром, а точнее — интендантом, как отец. Он понятия не имел, чем занимаются интенданты, но по пышной форме и бахвальским рассказам отца понимал, что это — очень большой командир. И ему хотелось быть таким же.

А потому он, нацепив на голову сделанный из бересты кузовок, который в воображении мальчишек представлял собой великолепный легионерский шлем, отважно посылал свои когорты в лице Брума и Динди на штурм холма, изображавшего вражеский город, в атаку на заросли крапивы — полчища дикарей, или форсирование ручейка, в тот момент олицетворявшего собой всё Серое море.

Увы, отец строго запрещал игры с дворовыми мальчишками — сыновьями прислуги. Когда-то Линд пару раз увлёк их в свои забавы, и это