Флот решает всё (СИ) - Батыршин Борис Борисович Страница 4

— Ну, это, положим, преувеличение… — Остелецкий покачал головой. — Наши дельцы чувствуют себя в Александрии вполне комфортно, об этом наш египетский атташе регулярно пишет в своих докладах. Иные отчаянные типы даже поднимаются вверх по Нилу, собираются вести дела в самом Судане!

Остелецкий с удивлением покачал головой.

— И что, махдисты не против? Они европейцев, христиан не жалуют — режут, не разбирая кто перед ним, русский или англичанин.

— Так и есть. — подтвердил граф. — Однако, с тех пор, как Махди замирился с египетским хедивом, ситуация постепенно меняется, и мы внимательно за этим наблюдаем. Но там есть и иная возможность, с запада…

Абиссиния? — понимающе кивнул Венечка.

— Да. Большая, густонаселённая страна, одно из первых христианских государств в мире, большая часть населения которой исповедуют христианство монофизитского, дохалкидонского толка — а, следовательно, по мнению наших отечественных отцов церкви, куда ближе к каноническому православию, нежели католики или, не к ночи будь помянуты, лютеране. И здесь для России открывается некий шанс, только вот воспользоваться им следует аккуратно. Так, чтобы это выглядело не как прямое действие Российской Империи, а как частная инициативе её подданных. Так сказать, неофициально — если вы понимаете, о чём я…

— Атаман Николай Ашинов. — усмехнулся Остелецкий. — Казачье воинское поселение в заливе Таджура, что на.

— Именно. До сих пор мы приглядывали за эскападами этого господина издали, не вмешиваясь. Но теперь, когда позиции России вокруг Суэцкого канала и Красного моря упрочились, он, видимо, счёл, что его время пришло, и развил — пока только здесь, в России, — бурную деятельность в попытках найти кого-нибудь, кто окажет поддержку его проекту. Полагаю, и нам пришло время заняться им поплотнее.

— И вы хотите…

— Чтобы вы взяли это на себя. Именно так, Вениамин Палыч, вы всё верно поняли.

Юлдашев раскрыл портфель, который принёс собой, выложил на крахмальную скатерть пухлый бювар. Услужливый официант во фраке сунулся, было, сдвинуть столовые приборы и тарелки, но граф нетерпеливым взмахом ладони отослал его прочь.

— Здесь то, что мы знаем об Ашинове, самые выжимки, разумеется. Если вам понадобятся сырые материалы — я распоряжусь, всё будет предоставлено в ваше распоряжение. С моей стороны одно пожелание — возьмитесь за это дело сейчас же, немедленно.

Он помолчал немного и добавил, уже вполголоса.

— Боюсь, у нас с вами совсем не осталось времени. Этот господин, Ашинов — особа чрезвычайно деятельная, и если мы не вмешаемся прямо сейчас — он, пожалуй, способен наломать дров и напрочь изгадить такую перспективную идею.

Санкт-Петербург,

Роты Измайловского полка.

Выйдя из «Донона», Остелецкий не стал брать извозчика, а пошёл, не торопясь, по набережной Мойки в сторону Крюкова канала. Пересёк Фонтанку по Египетскому мосту и оказался в «Латинском квартале» занимающем изрядную часть Рот Измайловского полка. Это была вотчина студентов — Императорского Университета, Технологического института, Путейского, Института Гражданских инженеров и прочих высших учебных заведений столицы. Здесь, в Четвёртой Роте, он снимал небольшую, но уютную квартирку на третьем этаже дома номер двенадцать, принадлежащего мещанину Кудрявцеву. Вообще-то, подобное жильё в подобном месте никак не подходило для флотского — н то была каста, связывающая своих адептов массой условностей. Когда-то и Остелецкий принадлежал к ней — другой бы на его месте огорчился, лишившись привилегированного статуса, но только не Венечка, испытавший даже своего рода облегчение. Тем более, что требования к офицерам по Адмиралтейству в повседневном быте были заметно скромнее, и это, безусловно, облегчало ему жизнь. В сознании общества он теперь был ближе к чиновникам, инженерам, путейским, а потому другие обитатели доходного дома не удивились такому соседству. Здесь же, поблизости, он обычно и ужинал — в трактире, что расположился в двух домах дальше. Кормили здесь сытно и недорого, что, конечно, так же не подобало капитан-лейтенанту Императорского флота, однако вполне подходило скромному то ли чиновнику, то ли инженеру, каких поАдмиралтейству служит несчитано — и лишь по недоразумению носящему морскую, с серебряными вместо золотых пуговицами форму. Завсегдатаи трактира, как и соседи Остелецкого его присутствием не тяготились, чем он и пользовался — разговоры в трактире велись самые, что ни на есть вольнодумные, без оглядки на чужаков, которых здесь, считай, и не было. У него завелись даже приятели среди студентов-завсегдатаев трактира, в том числе, и весьма революционно настроенных. Эти молодые люди были уверены, что новый знакомый, хоть и носит мундир, но служит в каком-то техническом комитете, а значит — свой брат, интеллигент, вольнодумец. И, соответственно, позволяли себе высказываться при нём довольно откровенно.

Впрочем, к Венечкиной чести следует сказать, услышанное никогда не уходило дальше него самого. Молодой человек полагал, что наблюдение за любого рода неблагонадёжными личностями есть дело чинов жандармского Корпуса и полиции; он же, как профессиональный разведчик, просто обязан быть в курсе умонастроений не только за границей, но и здесь, в своём Отечестве.

Но сегодня Остелецкий ужинать не стал — купил по дороге несколько пирожков у разносчика, попросил дворника поставить самовар, а сам засел за изучение полученных документов. В разговоре с Юлдашевым он сделал вид, что знаком с историей вопроса — но на самом деле, всё, что знал Ашинове, было почерпнуто из нескольких наискось просмотренных газетных статеек. Теперь следовало вникнуть в тему поосновательнее — Юлдашев многое прощал своим «аналитикам», но только не умственную леность и неизбежно вытекающую из неё некомпетентность.

Сверху в бюваре лежала изрядная стопка газетных вырезок. Это было кстати; Серёжа заварил себе чаю покрепче и стал перебирать их, припоминая заодно, что он, собственно, знает о предмете изучения. К его удивлению, получалось не так уж мало.

Итак: некий казачий атаман — кто его знает, на самом деле, атаман он или нет, репортёры изощрялись в остротах, обличая Ашинова в самозванстве, — затеял основать русское поселение в Африке, на берегу залива Таджура. Газеты писали, что земли под поселение посулил Ашинову сам абиссинский негус Иоанн, он же император Йоханныс IV-й, объявивший предприимчивого атамана своим другом. Сообщалось так же, что предприятию якобы благоволил морской министр Шестаков, якобы обещавший выделить поселенцам новейшие винтовки и даже пушки, а так же посуливший отправить для их сопровождения военный крейсер. Всесильный Победоносцев открыто высказывался в поддержку атамана; высокопоставленные церковные иерархи охотно рассуждали о пользе дружбы России и православной Абиссинской империи. Газеты упражнялись в прогнозах и остротах — Ашинова называли то авантюристом, то новым Ермаком Тимофеевичем. Задуманной им колонии то предрекали скорую гибель от рук французов, итальянцев или турок-османов, то, наоборот, предрекали что теперь, после столь счастливо закончившейся войны, никто не посмеет покуситься на бело-сине-красный флаг, и сулили первому российскому воинскому поселению невиданное процветание.

Московские, петербургские, киевские издания пестрели восторженными статьями вперемешку с ругательными очерками. Гимназисты, студенты, даже охотнорядские приказчики — все бредили прожектом Ашинова. Из одной из таких статей Остелецкий узнал, что сам атаман всего пару недель выступал выступает с лекциями в Санкт-Петербурге, собирая средства для своего предприятия — а в настоящий момент он уже несколько дней, как пребывает в Первопрестольной. Что ж, вполне разумно: московская публика охотно демонстрирует и благочестивое рвение и верноподданнейшие чувства, так что Ашинов сумеет собрать там немало средств для свой авантюры, да и от добровольцев наверняка не будет отбоя…

Венечка закрыл бювар и задумался, потягивая чай. Пожалуй, имеет смысл съездить в Москву, и сделать это не откладывая — изучить обещанные Юлдашевым материалы он сможет и потом, а сейчас важно составить собственное впечатление о самозваном атамане и его авантюрной затее.