Шимун Врочек - Питер Страница 40

Но зуб можно вырвать, а с телом не так просто.

— Пуля прошла вот здесь, — показал доктор, военный медик с Площади Ленина. — Попала в металл и ушла по касательной. Тебе повезло, что ты надел защиту. Бронежилет?

У военврача было длинное лицо и короткие брови. Почти лысый, с тощей шеей. Как гриф из диснеевского мультфильма про Маугли, который Иван видел в детстве. Но твердый, словно железо — это Иван сразу понял. У такого не забалуешь.

— Совпадение, — сказал Иван. — У меня ребра были повреждены. И спина в тот день болела. Вот я их и закрепил, чтобы не болтались лишний раз. Проложил металлическими пластинами и закрепил на бинт сверху. Держит. То есть… — Иван помедлил. — Держала.

— Удивительно, — брови врача поднялись. — Впрочем, я слышал и о более невероятных случаях. И в ладанку пуля попадала и в книгу. А у вас, смотри-ка, в самодельный бронежилет. — Он посмотрел на Ивана пугающе голубыми глазами. — Был такой старый фильм… «За пригоршню долларов», кажется. Клинт Иствуд… впрочем, вы его вряд ли знаете. Он повесил на грудь печную заслонку.

— Я просто снять их не успел, — объяснил Иван зачем-то. Словно был виноват в том, что простая случайность спасла ему жизнь…

Врач улыбнулся, поднялся. Фонарь, закрепленный на шнуре, исчезнув за его головой, окружил лысину синеватым нимбом. Ух, ты, — успел подумать Иван, прежде чем врач сдвинулся, — он же как святой на старой иконе. В глаза Ивану плеснуло белым. Чёрт, он прикрыл глаза. На внутренней стороне век таял раскаленный просверк лампочной спирали.

— Я оставлю перекись для промывания раны, — сказал доктор. — Ещё стрептоцид. Порошковый. Антибиотики прописал бы… но, увы, у меня их нет. Впрочем, я думаю, у вас и так будет всё хорошо. Организм сильный, крепкий. Только содержите рану в чистоте.

— Спасибо, доктор, — сказал Иван.

Когда доктор ушёл, он вернулся на койку. Закрыл глаза. Ребра пульсировали. Смешно. Кто бы знал, что та тварь с Приморской невольно спасёт его от пули? Вот это номер.

Через минуту он услышал шаги и стук костыля. Решил не вставать. Интересно, что старикан учудит на этот раз? Иван чуть приоткрыл веки, задышал ровнее, чтобы сойти за спящего.

— Разлегся, — старик постоял над ним, прислушиваясь. Затем поднял костыль… Ч-чёрт! Иван не успел среагировать, как тупой наконечник вонзился ему в здоровый бок.

Блин!

Иван сам не понял, как вскочил.

— Ты, блин, что делаешь?!

— Поднимаю тебя, чтоб не валялся на моей койке, — спокойно объяснил старик. — Ибо не фиг.

— Доктор сказал: лежать!

— Вот и пиздуй на свой матрас, — старик усмехнулся. Та ещё сволочь. — Который, кстати, тоже мой.

Иван не выдержал, засмеялся. А у старикана есть определенный шарм.

— Ладно, — сказал Иван. Стоять ему уже было невмоготу. Комната перед глазами кружилась. Опять снова здорово… Надо отлежаться денек и топать дальше. Авось не сдохну по пути, решил Иван. — Ладно, уговорил, языкастый. Где твой матрас?

Ночью ему опять снились госпиталь и лейтенант с мёртвыми глазами. Снова в слепящем белом свете он шёл за лейтенантом по проходу между койками, опять раненые смотрели на них с ненавистью и страхом, отводили взгляды. И снова вспышка, мир вздрагивал и сдвигался, когда лейтенант нажимал на спуск.

Доктор падал медленно-медленно. Иван видел белёсые волоски у него на тощей шее. Но лицо доктора изменилось, теперь это был военврач с Площади Ленина. Беззвучно разевали рты медсестры. Одна из них была Таня. Другая та девушка, Иллюза. Иван во сне, он помнил, очень натурально удивился.

Иллюза кричала. Таня кричала.

Иван положил руку на плечо лейтенанта…

Тот медленно поворачивался. Иван уже предчувствовал, что не нужно было этого делать… но, наконец, увидел лицо.

Лейтенантом был Сазонов.

— Здорово, Ваня! — весело сказал Сазон. Вспышка. Иван вздрогнул, почувствовал, как пуля входит ему между ребер… там же металлическая пластина, верно? Иван опустил голову и увидел, как кровь толчками выбивается из пулевого отверстия. Меня убили, подумал Иван. И начал падать…

Отдаляющееся лицо Тани.

Белое подвенечное платье.

Отчего не бросилась, Марьюшка, в реку ты…

Иван открыл глаза. Пора уходить, понял он. Хватит терять время. Выздороветь можно и по пути.

Над ним был серый потолок со щелью между плит.

Обитал старик в перегоне от Восстания до Чернышевской, в маленьком заброшенном бункере. Для каких целей его создавали, неизвестно, но тут было две комнаты (одна из которых с телефоном), а в дальнем конце, через коридорчик, что-то вроде складского помещения — маленького и тёмного. Там стояли серые железные шкафы, и возвышалась колонна из инструментальных ящиков, сложенных один на другой. В бункере был свет — лампы на шнурах. И две из них работали! Впрочем, к тому, что электричество может быть везде и расходоваться без нормы, Иван после Площади Восстания начал уже привыкать.

Старику освещение без надобности, так что, можно сказать, Ивану повезло.

— Собираешься уходить? — спросил старик, когда Иван сообщил ему о своем решении. — Дело твоё, хозяин барин. Возьми. Твой паспорт.

— Серьёзно?

Иван вынул потертую книжицу из пальцев старика, осторожно раскрыл.

«Иван Сергеевич Горелов. Дата рождения: 01.11.2008, место рождения: г. Санкт-Петербург Ленинградская обл.»

— Это не мой паспорт, — сказал Иван. — Имя моё, а паспорт не мой.

Старик пожал плечами.

— А чей? Он лежал рядом, когда я тебя нашёл.

Может, его выронил гнильщик? Вот это у судьбы шуточки.

Иван хмыкнул.

Подарочек от гнильщиков. И как нельзя вовремя — без документов в метро сейчас сложно.

— И кто ты по паспорту? — спросил старик.

— Иван. Только фамилия другая.

— Ну и забей, — старик задрал голову, словно разглядывал потолок. — Даже привыкать не придётся.

— Логично.

Сазонов забрал оружие Ивана, нож, фонарь и документы, остальные вещи были в Ивановой сумке на станции. Там же, в сумке, был и стеклянный шарик. Подарок для Тани. Иван прищурился. Таня. Глаза — лампы накаливания с выгоревшими спиралями.

— Мне нужно домой.

Молчание.

— Вернуть всё, как было — это и есть твоя цель? — старик повернул голову к Ивану. — Не слишком романтично.

— Я хочу назад свою жизнь, — упрямо сказал Иван.

— Глупости, — сказал старик. — Твоей жизни никогда не было. Ты умер на этой войне, диггер. Просто ты до сих пор этого не знаешь. Ты умер, Иван, — повторил он. Белые глаза без зрачков смотрели на диггера из-под век.

— Кто ты?

— Я? — слепой засмеялся.

— Смех расточил я звенящий на тысячу кубков… — продекламировал он. — Вышла из мрака младая… Ты знаешь такую? …с перстами пурпурными Эос.

Иван невольно вздрогнул. Где он слышал про «младую Эос»? Не так давно… впрочем, недавние события, казалось, произошли сто лет назад.

— Как мне тебя называть, старик?

Тот помолчал.

— Зови меня Айс, — ответил наконец. — Хотя лучше… никак не зови.

Через два дня Иван окреп достаточно, чтобы совершать короткие прогулки. Старик составил ему компанию — нехотя и ворча. А, главное, непонятно зачем — по крайней мере Иван этого так и не понял. Ради компании? Держи карман шире, а то патроны не влезут. Гулять со стариком было сущее мучение. У него был свой ритм. Обычно он врубал полную скорость и убегал вперёд на своем костыле. А иногда, как нарочно, плелся позади.

Чтобы отвлечь себя от боли в выздоравливающем теле, Иван рассказывал старику историю про морскую тварь на Приме.

— Я как тигра увидел, сразу понял, что тут дело нечисто.

— Тигра? — удивился старик. — Какого тигра?

— Белого.

— Бенгальского, что ли? Хех, — старик вдруг засветился изнутри, как потолочный плафон из матового стекла. — Красивая тварь. Откуда он в метро?

— Ну, говорят, один из работников зоопарка его выпустил перед самой Катастрофой и он забежал в метро. Байка, конечно, — сказал Иван. — Но почему бы и нет? Мне нравится.

— Байка, говоришь? — старик почесал бровь. — Вообще-то, это я его выпустил.

Пауза. Иван решил, что ослышался. Или старик окончательно сбрендил? А мир за семь дней он случайно не создавал?

— Откуда выпустили?

— Из клетки, конечно! Не задавай идиотских вопросов. — Старик продолжал шагать, опираясь на костыль. Двужильный, сука. — А где он, по-твоему, должен был находиться? На Эмпайр Стейт Билдинг? Ну, ты чайник.

Это было обидно. Иван даже остановился, чтобы разобраться в собственных ощущениях. Действительно обидно. Он и забыл, когда в последний раз чувствовал подобное. Пожалуй, после смерти Косолапого — ни разу.

Стоило позволить, чтобы тебя убили, чтобы снова почувствовать себя чайником.