Игорь Градов - «Хороший немец – мертвый немец». Чужая война Страница 41

После представления все расселись по местам и приступили к трапезе. Она была, как всегда, простой, но достаточно обильной: целый чугунок вареной картошки, копченая колбаса, шпик, местные пупырчатые огурцы и мутноватый самогон. Последний находился в здоровой, литра на полтора, бутыли, на треть, как заметил Макс, уже опустошенной. Зато майор Хопман пребывал в отличном настроении — видно, принял уже на грудь для поднятия боевого духа. Где он достал эту сивуху, оставалось загадкой — война же кругом! Но, судя по его довольному виду, качество самогона его вполне устраивало.

Майор лихо плеснул по стеклянным стопкам немного мутной, резко пахнущей жидкости и, как всегда, провозгласил первый тост: «За победу!» Макс (опять же, по своей традиции) подождал, пока все выпьют, и лишь потом, присовокупив к слову «победа» прилагательное «нашу», чуть-чуть пригубил. И едва не задохнулся — настолько самогон оказался крепок и вонюч. Закашлялся, судорожно схватил стакан с водой (спасибо майору, позаботился заранее) и залпом выпил. Закусил огурцом, чуть отдышался и вытер платком выступившие на глаза слезы.

— Хорош самогончик? — поинтересовался со смехом Хопман (слово «самогончик» он произнес по-русски). — Сам доставал. Всех жителей деревни допросил, полдня в сарае продержал, пока одна бабка не созналась, что у нее есть немного. Купил все, что нашлось, отдал за бутыль три банки консервов. Кажется, ее не обидел… Заплатил дорого, но и пойло, надо сказать, отличное. В сто раз лучше нашего шнапса, хотя, разумеется, сильно уступает по вкусовым качествам знаменитой русской водке…

И майор пустился в длинное, пространное рассуждение о крепости и свойствах различных спиртных напитков, сравнивая в основном немецкие, французские и русские виды (то, что он лучше всего знал), а Макс принялся срочно поглощать еду (внутри все горело от самогона), попутно рассматривая новых знакомых.

Грудь Карла Биргера украшала целая коллекция наград — два Железных креста, медаль «За зимнюю кампанию на Востоке» (знаменитое «мороженое мясо»), знаки отличия «За атаку», «За ближний бой», «За танковый бой» и еще серебряный — «За ранение». Настоящий боевой офицер, сразу видно. Да и выглядел он соответственно — сухой, поджарый, с коротким ежиком седоватых волос и цепким взглядом серых, колючих глаз. Ел Биргер медленно, тщательно пережевывая пищу и аккуратно отрезая ножом от вареной картофелины по небольшому кусочку. Колбасу и шпик осторожно подцеплял вилкой и, разделив на равные доли, последовательно отправлял в рот. Педант и аккуратист, понял Макс.

Молодой гауптман был гораздо проще и не столь щепетилен — не стеснялся брать колбасу и сало руками, весело болтал с набитым ртом, сразу видно — свой парень, из наших, из простых. Хотя к своему внешнему виду он, кажется, относился с еще большей тщательностью, чем его непосредственный начальник. Постелил рушник не только себе на брюки, но и засунул край его спереди за воротник, чтобы, не дай бог, не испачкать новенький китель.

Макс пытался узнать, что это за 550-й испытательный батальон, который теперь станет соседствовать с ним. Из разговоров выяснилось, что это вроде штрафного подразделения для военнослужащих, совершивших правонарушения. Но предназначение его оказалось значительно шире, чем просто воспитательно-исправительное: провинившихся солдат (испытуемых, биверунге) использовали в основном на самых опасных участках фронта. Причем как в наступлении, для преодоления наиболее хорошо укрепленных участков, так и для твердой обороны, когда требовалось остановить превосходящие силы противника…

— Мы как пожарная команда, — говорил, чуть улыбаясь, майор Биргер. — Если русские где-то прорываются и создают серьезную угрозу, нас тут же туда перебрасывают. И я могу с уверенностью сказать, что мы всегда справляемся с поставленной задачей. Большевики, когда узнают, что 550-й батальон перекидывают на их участок, почти сразу же останавливают свое наступление. Может быть, это прозвучит несколько самонадеянно, но благодаря нам соседние части могут какое-то время спать спокойно. По крайней мере, до тех пор, пока нас опять куда-нибудь не перебросят. Так мы и летаем — с одного пожара на другой, тушим все, что можно. Но мы всегда стойко стоим там, где другие отступают. Конечно, я не хочу сказать, что кто-то у нас в вермахте сражается плохо, нет, вы не подумайте… Но факт остается фактом — мы удерживаем наши позиции и тогда, когда противник значительно превосходит нас численно и материально. Я имею в виду, техническими средствами, танками и артиллерией…

— Позвольте спросить, господин майор, — поинтересовался Макс, — за счет чего вам это удается? Ну, я имею в виду — такая стойкость…

— Дисциплина и еще раз дисциплина, — самодовольно усмехнулся Бигнер, — вот наш главный метод. Конечно, еще нужны и поощрения. Кнут и пряник, как говорится. Если испытуемый хорошо себя проявляет, показывает храбрым воином и дисциплинированным солдатом, точно и старательно выполняющим приказы командира, то со временем он может заслужить прощение и вернуться в обычную часть…

— Так значит, у вас служат в основном преступники? — уточнил Макс.

— Да, разумеется, — холодно кивнул Бигнер, — хотя мы предпочитаем называть наших подчиненных испытуемыми. Странно, что вы этого не знаете, господин лейтенант…

Майор впился в Макса холодными, прозрачными глазами, в которых сквозила явная подозрительность.

— У лейтенанта Штауфа недавно была сильная контузия, — вступился за Макса майор Хопман, — которая и привела к обширной амнезии. Петер, к сожалению, много чего позабыл…

— Да, — виновато улыбнулся Макс, — меня сильно двинуло по голове взрывом… Последствия сказываются и сейчас — я иногда забываю самые простые, элементарные вещи, которые должен хорошо знать…

— А, тогда понятно, — кивнул майор. — Я знаком с подобными случаями. Что ж, на войне всякое бывает… Так вот, специально для вас повторяю: мои испытуемые — это люди, совершившие, так сказать, некие правонарушения. Не слишком тяжелые, впрочем. В основном — мелкие кражи, самовольное оставление части, непослушание, неповиновение командиру, трусость… И тому подобное — ерунда, одним словом. Вот их и собрали в особую часть, чтобы они могли в бою искупить вину и очиститься перед Рейхом. Все лучше, чем просто держать их в тюрьме — кормить, тратиться еще на охрану. А так они принесут хоть какую-то пользу, послужат фюреру и Германии.

— Хм, выходит, у вас не самый лучший людской материал, — скептически заметил Макс, — трудно поверить, чтобы трус, попав в ваш батальон, сразу стал храбрецом… Как же он может заслужить помилование?

— А этого от них и не требуют, — пожал плечами майор, — достаточно того, чтобы они могли хорошо и честно выполнять свой воинский долг и подчиняться командиру. Дисциплина, ответственность и послушание — вот основы нашей службы. Впрочем, вы и сами это знаете. А что касается помилования… Так большинство из моих подчиненных до этого просто не доживает — убыль в ротах достигает восьмидесяти процентов. Это потери среди испытуемых, само собой, которые проходят у нас исправление, а среди постоянных служащих они в основном в пределах нормы. Хотя, конечно, они тоже нередко гибнут… Что поделать, война есть война, и нас часто бросают на самые горячие участки фронта. Зато наш батальон постоянно пополняют — преступников, как вы понимаете, в вермахте пока хватает…

— А политические? — встрял в разговор майор Хопман. — Я имею в виду — разные там недовольные, социалисты, коммунисты… Они у вас есть?

— А как же, — поморщился майор, — имеются, куда же без этого! Но, слава богу, в очень небольшом количестве, и погоды не делают. А еще у нас есть разные там извращенцы — гомосексуалисты, насильники… К счастью, те долго не живут. Я стараюсь посылать их в атаку в первую очередь, на самые горячие направления. Так что их жизнь — до первого настоящего боя, а потом — или трибунал, если сдрейфят и побегут, или сразу в испытательный ящик.

— Куда? — опять-таки не понял Макс.

— В испытательный ящик, — повторил, громко смеясь, гауптман Шуверт. — Так у нас называются гробы, куда мы запихиваем останки испытуемых. Иногда по двое-трое в один — для экономии места. И свободное пространство все равно остается — если они попадут под русские танки или их «ратш-бумы». Собираем испытуемых по частям, что найдем, набиваем полный ящик и хороним. Просто и дешево. Не зря же наших ребят называют «живыми мертвецами»…

«Веселый парень этот гауптман, — подумал про себя Макс, — смешливый, жизнерадостный. Надо будет с ним подружиться — такие любят болтать. Глядишь, и узнаешь для себя что-нибудь полезное и нужное. А то служишь-служишь, а много чего все равно не знаешь…»

Вот как с этими немецкими штрафными батальонами, к примеру. Макс раньше думал, что они были только в Красной Армии, а оказалось… Нет, надо бы лучше узнать службу, а то так недолго и лопухнуться.