Андрей Ливадный - Титановая Лоза Страница 41

Спотыкаясь, обдирая руки и колени об острую арматуру, торчащую из рухнувших, раздробленных железобетонных плит, он, кряхтя и кашляя, выбрался из подвала.

Горячий ветер пахнул в лицо, глаза тут же стало разъедать дымом, он закашлялся, натужно глотая поднявшуюся клубами, как будто повисшую в воздухе гарь, смешанную с бетонной и кирпичной пылью.

Взглянув на город, Савва оцепенел.

Ощущение было такое, словно ему саданули ногой в переносицу.

Гул в голове, шумный ток крови в ушах, взгляд, помутившийся от увиденного: он озирался, словно попал на другую планету, сердце внезапно замедлило темп ударов, глухо и редко трепыхаясь в груди.

Вокруг, куда ни глянь, простирались руины, их освещало пламя пожаров, чуть выше, теряясь в клубах пыли и дыма, плавали пласты зеленоватого призрачного сияния, во многих местах от исковерканной земли к низкому, тяжелому, напоенному пеплом небу тянулись черные грибовидные выбросы с багряными прожилками.

Панорама окрестностей не находила ни объяснения, ни какого-то адекватного, осмысленного отклика в рассудке. Он оцепенел, впитывая взглядом чудовищную реальность, внутри все оборвалось. Подсознательно Савва понимал глобальность, непоправимость свершившегося, но разум отказывался верить увиденному, побелевшие губы кривились, дрожали, хотелось проснуться и, обливаясь холодным потом, с облегчением понять: это всего лишь пригрезившийся кошмар…

Не тут-то было.

Неподалеку, словно вызов тотальному разрушению, высилось несколько многоэтажных зданий, невероятным образом изогнувшихся, но не рухнувших. Словно кривые, согнутые пальцы — одни судорожно сжатые, другие указующие в небеса, они возвышались над завалами строительного мусора, в который превратились целые кварталы мегаполиса.

Савва ущипнул себя, делая последнюю, отчаянную попытку очнуться, а в следующий миг одно из зданий прямо на глазах внезапно пошло трещинами, с высоты посыпалось бликующее багрянцем крошево стекла, и вдруг верхние этажи небоскреба взорвались, окутавшись тугим шарообразным облаком обломков, из недр которого во все стороны ударили ветвистые разряды молний.

Первым чувством при виде абсолютно невозможной с точки зрения здравого смысла апокалиптической картины стала полная растерянность, ощущение собственной ничтожности и беспомощности перед лицом вершившегося на глазах катастрофического действа. Кожу на затылке стянуло крупными мурашками, в груди застыл холод, тело трясло в нервном ознобе, а каждый судорожный вдох забивал легкие едкой пылью, вызывая мучительный кашель.

Не выдержав навалившегося со всех сторон сонмища ощущений, он, согнувшись от кашля, инстинктивно метнулся назад, к узкому лазу, ведущему в сумеречные недра подвального помещения.

Первым желанием Саввы было забиться в какой-нибудь угол и пересидеть свой страшный глюк, вызванный паленой водкой.

Если не сдохну, брошу пить, — мысленно пообещал он себе.

Интоксикация, белая горячка, что угодно, но только не реальность. В подвале было душно и жарко, спертый, пыльный воздух не давал дышать, но тело, покрытое липкой испариной, било ледяным ознобом так, что лязгали зубы.

Савва совершенно потерял ориентацию во времени и пространстве, ему казалось, что он провел в подвале уже целую вечность, наполненную глухими ударами, толчками, но на самом деле прошло минут пять, не больше, прежде чем он бросил глупые и тщетные попытки отгородить свой надломленный рассудок от жуткой реальности.

Может, он и был болен, но не настолько. Чудовищное наваждение не рассеивалось, напротив, оно усиливалось — плиты перекрытия над головой угрожающе потрескивали, иногда слышался скрежет, звон лопающейся арматуры, шелест и перестук осыпей…

Затем пришли иные ощущения. На фоне поглощающего разум ужаса, который постепенно начал притупляться, обострившийся слух выделил новые звуки.

Кто-то шевелился во тьме!…

Внезапное осознание, что рядом есть еще кто-то живой, было острым, словно удар тока.

Кое-как отдышавшись, Савва пополз на звук, ощупью пробираясь меж фрагментов проломленного, местами рухнувшего перекрытия. В состоянии тяжкого аффекта его мысль сосредоточилась на слабом человеческом голосе.

Под руку попалась связка заготовленных для устрашающего шествия факелов.

Отыскав зажигалку в кармане дешевой дерматиновой куртки, он выщелкнул язычок пламени.

Огонь лизнул факел, загудел, мятущиеся отсветы злыми бликами прыснули по сторонам, освещая стены, пробиваясь на пару метров сквозь пыльный сумрак, отбрасывая корявые, удлиненные тени от рухнувших, иззубренных бетонных плит.

Наконец, перебравшись через очередной завал, он увидел в дрожащем свете факела скорчившуюся на полу человеческую фигуру.

— Эй, ты живой?!

Человек не шевелился. Он лежал в позе младенца, поджав ноги к груди, обхватив руками колени, уткнувшись подбородком в грудь.

Савва подобрался чуть ближе, присмотрелся.

Хистер!…

Если несколько часов назад он, слушая речь новоявленного «вождя», чувствовал откровенную неприязнь, понимая, что визит сюда был как минимум ошибкой, то сейчас все прежние мысли улетучились.

— Хистер! — негромко позвал он, пугаясь своего осипшего голоса.

Тот застонал, затем нашел в себе силы распрямиться и сесть, тряся головой. В его волосах запеклась кровь, руки были ободраны, одежда запорошена бетонной пылью.

— Кто тут? Помогите!…

Савва протиснулся в узкую щель между двумя сложившимися домиком бетонными плитами, протянул руку.

— Хватайся. Я тебя вытащу!

Хистер обернулся на звук, ошалело посмотрел на него, а затем вдруг судорожно вцепился в руку Саввы, заорав что было сил, срывая голос на истошный визг:

— Тяни! Тяни, су-ука! Тяни!…

Савва не обратил внимания на истошные вопли. Сам сейчас готов был орать. Хистер, вызывавший стойкую неприязнь, уже не казался таким отвратительным: на фоне всего увиденного его бесноватый образ потускнел, все, что было раньше, теперь не имело значения. Главное, что рядом нашелся еще один живой человек!

Савва тянул его, пропуская мимо ушей истеричные вопли, пока ободранный, отделавшийся синяками, ссадинами и обморочным испугом «вождь» не оказался в более или менее свободном пространстве.

Почувствовав, что свободен, Хистер по-крабьи отполз в сторону, привалился к треснувшей стене здания, из которой через разлом выпучило арматуру, поднес к лицу покрытые ссадинами, окровавленные руки и вновь тихо взвыл.

— Да заткнись ты! — не выдержав, просипел Савва.

Хистер притих, завозился в сумерках, что-то выцарапывая из-под порванной одежды.

Снаружи громыхнуло, затем тяжкой судорогой прокатилась новая серия взрывов, стены подвала внезапно содрогнулись, по изломанным бетонным плитам с треском прыснули трещины, вновь всклубилась пыль, не давая дышать, и они, не сговариваясь, одновременно устремились к единственному выходу, понимая — еще немного, и их похоронит заживо.

Узкий лаз не вмещал обоих.

Они застряли, отчаянно барахтаясь, отпихивая друг друга, пока что-то холодное не уперлось в горло Саввы, как раз под подбородок.

— Пусти меня! Застрелю!

Он понял — Хистер не придуривается. В сумраке его глаза блестели бешено, бесновато, дрожащий палец на спусковом крючке раритетного «макарова» грозил выстрелом, и Савва обмяк, подался назад.

Хистер выполз наружу, и тут же раздался его нервный требовательный голос:

— Ко мне!

Совсем рехнулся недобиток… — Савва уже немного оправился от шока, к нему постепенно возвращалась способность мыслить если не здраво, то хотя бы связно.

— Хантер! Вылезай!

Что за бред?! Какой Хантер? Ах да, эти уличные отморозки, возомнившие себя генофондом нации, помешанные на разного рода атрибутике, давали всем «сочувствующим» нерусские имена, — внезапно вспомнил Савва. — Накануне, в ходе бесноватого обряда, его окрестили Хантером.

Савва никогда не умел управлять своим гневом. В принципе он не был злобным, но не любил, когда его доставали, а уж тем более не терпел разного рода помыкательств.

Сопя, он выбрался из утробы полуразрушенного подвала, выпрямился, судорожно кашляя, а затем, сцепив руки в замок, что было сил врезал «вождю» по морде.

Лицо Хистера смялось от удара, в наступившей над руинами города тишине был отчетливо слышен хлюпающий звук, и он, сдавленно охнув, вдруг мешковато осел на груду обломков.

— Вот так-то лучше… — Савва сплюнул на землю, выломал из ослабевших пальцев Хистера пистолет, убедился, что тот заряжен, и, от греха подальше поставив оружие на предохранитель, сунул его в карман порванной куртки.

Пламя пожаров тянулось к небесам, набирало силу. Багровые сумерки окончательно окутали город.