Алексей Ефимов - Долгая дорога к дому Страница 41

Южные отроги Ансы виднелись уже совсем близко. Пёстрые холмы с темными вершинами были испятнаны серо-зеленовато-бурым различных оттенков и горы казались руинами заплеснивевшей, разрушенной и обветшавшей земли. Ничего не росло на этой рыхлой бесплодной почве, лишь у самого устья долинок возвышались круглые кочки, плотно поросшие кустами с неестественно темной зеленью и адскими шипами. Зной и духота, едкая соленая пыль царили в этих затхлых горах.

Левее и ниже, на спускавшейся к морю наклонной равнине, они заметили какое-то животное, — оно медленно двигалось вдоль берега. Расстояние было слишком велико, а их бинокли слишком слабы, чтобы рассмотреть его в мареве нагретого воздуха. Видно было лишь, что оно серого цвета и большое, но Элари вдруг пробрали мурашки: ему показалось, что форма этого существа была слишком… изменчивой.

— Что это? — наконец спросил он.

— Это морок, — сухо ответила Иситтала, почти не разжимая губ. — Там нет ничего, что могло бы оставить след, — но чем ближе ты к нему подходишь, тем более реальным он становится. Если ты подойдешь слишком близко — он убьет тебя.

Элари счел за благо прекратить расспросы. Казалось, само это место приносит несчастье — когда Иситтала наехала на острый камень и правая передняя покрышка лопнула со звуком, похожим на звук выстрела, он едва не завопил от страха. Машину резко повело влево и она чуть не опрокинулась. К счастью, у них было два запасных колеса, — но возня с домкратами и гаечными ключами оказалась нелегкой и, к тому же, серый призрак попытался приблизиться к ним. Иситтала вскинула винтовку и по равнине замелькали огоньки: её пули рвались в ярких оранжевых вспышках. Элари оставалось лишь гадать, чем они начинены. Ни одна, казалось, не попала в цель, но морок, тем не менее, исчез, — причем, никто из них не заметил, когда именно это случилось. Когда колесо, наконец, заменили, было уже слишком поздно ехать дальше. Пришлось разбивать лагерь — и, хотя Элари ни за что не согласился бы ночевать в таком месте, файа почему-то не разделяли его страхов.

Стараясь убедить себя, что вокруг и впрямь нет ничего опасного, он побрел по окрестностям лагеря — и незаметно увлекся. На темной вспученной равнине там и сям зияли идеально круглые впадины, заполненные красным песком. Ближе к горам, с высоты, под заходящим солнцем, неглубокие котловины этих впадин казались красной медью, обрамленной черным железом бугров. На широких размывах светло-желтых глинистых песков очень резко выделялись оторочки черного щебня. Пейзаж был столь странным, что казался Элари видениями другой планеты.

Когда он вернулся к лагерю, уже темнело. Ветренный алый закат освещал мрачную равнину, изрытую странными ямами и усеянную не менее странными буграми. Они спокойно поели, но никто из них не лег спать — казалось, что все ждут чего-то.

Ночь выдалась такой темной, что Элари не различал лица подруги, даже когда прижимался губами к её губам. Они занимались любовью так яростно, что спальный мешок стал слишком тесным и жарким для них. В поисках местечка поудобнее, они скатились в одну из круглых впадин — и здесь, на прохладном песке, Элари вновь овладел Иситталой. В густой тьме он не видел её — лишь ощущал. Их тела сплетались, выгибались, извивались — но, что бы Элари ни делал, это казалось ему недостаточным. Наконец, он распластал подругу на животе, сунул руки под грудь, щипая и крутя её соски. Её вскрики, её судорожно приподнявшийся тугой зад, его жесткие пальцы, его яростно скользящие вверх-вниз мокрые бедра, жгучее солнце удовольствия, пылающее внизу живота, дикая боль в босых ногах, упершихся в какие-то колючки — всё это казалось ему жертвой той тьме, что нависала над ними медленно кружащейся воронкой. Она опускалась всё ниже и Элари уже почти чувствовал её — она душила его, он судорожно хватал ртом воздух — но его движения становились всё более яростными. Он был уже весь мокрый, но не ощущал усталости — в нем жила только темная страсть. Доносившиеся издалека вскрики говорили, что и Санам с Иккином занимаются тем же — и это тоже разжигало его огонь. Тело Иситталы бешено двигалось под ним. Наконец, её движения стали короткими, быстрыми, тугими — и Элари выгнулся дугой, теряя сознание от невыносимого наслаждения. Казалось, что тьма, закружив, уносит его, его семя вырывалось в ослепительных вспышках, все более ярких — и, как-то вдруг, всё исчезло.

9.

Элари проснулся словно в другом мире — в прохладном, туманном рассвете. Высокий голубоватый небосвод парил где-то очень высоко над ним — и там, в вышине, плавало озеро розоватого света. Иситтала спала на его плече. Впрочем, она тут же проснулась и зевнула, потягиваясь. Её гладкая кожа тускло мерцала в полумраке, — но, глядя на неё, Элари не чувствовал желания. Все мускулы у него ныли — но сам он был очень свежим и легким, каким-то бесплотным. Ему было очень хорошо вот так лежать нагишом на холодном песке, обнимая теплую подругу и глядя в небо…

Он опомнился и помотал головой. Мира его детства больше не существовало. Этот мир тоже был ему незнаком — и он даже не знал, что произошло с ними.

— Что это было? — наконец спросил он.

Иситтала повернулась к нему. В полумраке её огромные глаза казались совсем темными.

— Теперь ты Житель Пустыни, как и мы. Отныне она не причинит тебе вреда — по крайней мере так, как могла бы. Плата была… более чем достаточной.

— А ты?..

— Я мало давала понять?..

Элари смутился и Иситтала первой поднялась на ноги, томно потягиваясь. Она была очень красива в этот миг и он любовался ей — но это было лишь любование, не больше. Желания в нем не осталось и следа.

Не одеваясь, нагишом, они пошли к машине. Элари ничуть не смутился, увидев Санам и Иккина, тоже нагих — сейчас они все были невинны, словно дети.

По-прежнему нагие, они приготовили завтрак и поели, посмеиваясь и посматривая друг на друга из-под опущенных ресниц. Элари уже начал подумывать, что неплохо и это утро тоже посвятить любви — так они все были красивы — но пришлось одеваться и трогаться в путь.

Когда они обогнули хребет, перед ними раскинулась бескрайняя щебнистая равнина пустыни Темраук. Она была ровной, словно стол, и Иситтала резко прибавила скорость. Окна кабины были широко распахнуты, холодный и свежий воздух плотной массой летел им навстречу. Земля впереди посинела, ушла вниз, в беспредельную высоту поднялось испятнанное сгустками темноты туманное небо со светлыми, жемчужно-серыми облаками. Они вихрились, струились и извивались, словно на скате взброшенной к небосводу волны. Приближались и налетали темные, глубочайшего синего цвета холмики, черные, как отлитые из металла кусты разбегались в безмолвном испуге, — а машина летела и летела в таинственную даль, где волны всхолмленной земли расплывались и сплавлялись с серыми шершавыми тучами в один вихрящийся вал. Тучевой вал стеной вздымался вверх, улетая в небесную бездну над их головами. Машина безмятежно нырнула под него, стремясь к загадочной цели, никем не отмеченной, ничем не ограниченной на темно-синем просторе…

Элари уловил резкий запах намокшей пыли, но, лишь увидев идущую прямо по земле стену красно-серой мглы понял, что надвигается песчаная буря. Иситтала, казалось, не замечала опасности. Пылевой вал накатился на них, померк свет и так далекого солнца, бешено захлопал тент, загудела и затряслась кабина. Песчаный туман заволок все вокруг. По равнине неслись густые желтые облака и плотные колонны смерчей, взвивавшихся в низкое серое небо. Из-под колес машины вылетали длинные хвосты щебня, тут же сносившиеся вбок. В щелях кабины над ухом стоял высокий, наглый, издевательский свист ветра. Редкие капли дождя высыхали среди несущейся пыли почти мгновенно, она набивалась в кабину и Элари начал чихать, то и дело протирая слезящиеся глаза. Он подумал, что следует остановиться — но укрытий тут не было и оставалось лишь как можно быстрей ехать вперед. Ветер то затихал, то налетал снова и страшные шквалы заставляли порой даже их тяжелую машину опасно раскачиваться на ходу. Так продолжалось больше двух часов. Затем небо прояснилось, песок осел на землю, но сильный ветер бушевал до полудня. Всё в кабине пропиталось пылью и кожа Элари покрылась ей даже под одеждой — он ёжился и поводил плечами, но поделать ничего не мог.

Безотрадный пейзаж изменился. На серой каменистой равнине появились низенькие кустики с густыми скоплениями ярко-синих цветов, издали похожих на колокольчики. Они пролетали мимо несущейся машины, как вспышки синих огоньков. На пепельно-светлой поверхности пустыни резко выделялись гребни и башни разрушенных базальтовых скал. В высоком солнце дня, когда серый щебень казался голубым или синим, они из черных превратились в густо-фиолетовые, острыми фестонами вершин вонзаясь в желтоватую ширь неба.