Александр Южный - Удар Страница 41

– Подсчитайте и доложите. Идите.

Когда Лус вышел, Ицу встал с кресла и довольно потянулся.

– Вот так и нужно с ними, – произнес он. – Кстати, идея Лусу понравилась. Если бы нет, он так бы и сказал. Лус не заискивал перед Бахом, поскольку получал деньги не за это.

– С чего будем начинать? – спросил Тайгер, оторвавшись от созерцания хрустального оконного витража.

– С рекламы! – сказал Ицу.

Тайгер удивленно посмотрел на него:

– С рекламы? Это же не средство для омоложения.

– Все средства хороши, – усмехнулся Ицу. – Не пускать же по улицам парней с горящими глазами пророков, которые будут хватать людей за рукава и убеждать их в том, что искусство – одна из граней истины. Стадо надо пробивать его же оружием – тотальностью. Пусть то, что мы предлагаем, укоренится в глазах обывателя, как нечто модное, свежее. Сейчас вовсе не обязательно приобретать единомышленников-одиночек. Нам нужней массы.

– Ни один уважающий себя мастер не опускался до рекламы, – произнес Тайгер.

Ицу поморщился:

– С волками жить – по-волчьи выть. Какой-нибудь паршивый кофе, благодаря рекламе, за месяц получает куда большую огласку, чем любой стиль боевых искусств за всю свою жизнь. Попробуем хоть раз обеспечить его рекламой.

– Ну хорошо, – согласился Тайгер.

– Как только легализация боевых искусств завершится, мы плавно перейдем к решению основной задачи, – произнес Ицу.

– Основная задача… – Тайгер потер рукой подбородок и произнес, глядя в невозмутимое лицо Ицу: – Ты хоть отдаешь себе отчет в том, что мы собираемся перевернуть мир вверх дном в буквальном смысле этого слова?

Ицу холодно улыбнулся:

– Я думаю об этом с того момента, как тебе вернули тело. И я кое-что обнаружил. Некую закономерность – все мессии и пророки, пытаясь переделать человека, начинали с него самого. Это было ошибкой. Но по-другому они не могли, не было денег. У нас есть, мы можем поменять реальность одним точечным ударом.

– Надо еще найти эту точку, – произнес Тайгер.

– Неужели ты ее не знаешь?

– Система ценностей? – чуть помедлив, произнес Тайгер.

– Да. Если ее изменить, все остальное начнет меняться само собой. Мода, законы, вкусы, приоритеты, отношения между людьми. Престижным станет иметь не виллу за городом или бриллиантовое колье, а силу духа. Знаю, это долгий процесс, но, если его все время контролировать и направлять, подогревая денежными субсидиями, он удастся. Самая гибкая вещь на свете – это человеческая психология. К власти чаще всего приходили умелые ораторы, которые могли мять ее, как глину.

– Мы не ораторы, – произнес Тайгер.

– Мы их купим, – сказал Ицу, – а заодно и мыслителей, которым давно уже некому поверять свои мысли. Мыслители разработают концепции, которые нам нужны, а купленные оптом ораторы будут твердить о них на каждом углу. Тем самым они облекут в красивую обертку нашу пилюлю.

Ицу взял со стола бутылку минеральной воды, сделал из нее хороший глоток и произнес:

– Красивая обертка нашей пилюле необходима. Мы поднесем обществу не очередное удовольствие, а лекарство. Лекарства бывают горькими, а эффект от них наступает не сразу. Кроме ораторов, мы задействуем газеты. У империи Баха больше сотни собственных газет и в придачу к этому столько же на нее работают. Кроме этого, прорва разбросанных по всему миру теле– и радиостанций.

– Христос и Будда пытались переделать человека. Они были велики, как боги, но у них ничего не вышло, – заметил Тайгер.

– Они любили человечество и потому думали о нем лучше. Это неизбежно, когда любишь. Человек – это кусок вонючего сырца, из которого ваятель должен сделать существо высшего порядка. А ваятель и есть сам человек. Ему лень ваять. Он хочет жрать, пить, развлекаться. Мы вынудим эту скотину ваять таким же способом, каким его вынуждают носить узкие брюки вместо широких, а потом наоборот. Или как его вынуждают приобретать массу ненужного барахла. И приучим его работать над собой теми же методами, какими его приучили торчать у телевизор или как его приучили к табаку, кофе и алкоголю.

Свет солнца на витражах и стенах принял красноватый оттенок. Тайгер посмотрел вниз, где в сизой дымке, подставив грудь свежему дыханию залива, лежал город. Затем перевел взгляд на Ицу, молча застывшему рядом. Способ, который он предлагал, был неожиданным.

– Помнишь ту историю с Безумным Михелем? – спросил Тайгер.

– Что-то слышал, – сказал Ицу. – Этому парню удалось прихлопнуть весь развлекательный и игорный бизнес в Оттаве.

– Да! – кивнул Тайгер. – Он скупил и закрыл в городе все, начиная от самого задрипанного притона с игровыми автоматами, до самых фешенебельных ресторанов и казино.

Потом ездил в бронированном автомобили по городу и кричал: «Свиньи! Вы погрязли в скуке и излишествах! Вам некуда себя деть? Так засуньте себя в собственные задницы! Они ничем не отличаются от тех вонючих лавочек, в которых вы протирали свои штаны!..»

Обалдевшая толпа ходила за Михелем Дэйвом и, разинув рот, слушала его проповеди. Насколько безумный Михель был ошеломляюще богат, настолько он был прекрасным оратором. И многие тогда вняли его словам. «Виски?! – вопрошал Михель Дэйв. – Ну что ж, я оставлю несколько забегаловок. В них будут подавать виски, но только для самых несчастных и жалких неудачников. Горька будет эта рюмка!» Забегаловки Михель оставил, как и обещал. Наливали там бесплатно. В них отирались только самые конченые существа. Человек, у которого еще остались крохи самолюбия, не мог позволить себе войти туда. У Дэйва появились единомышленники. Довольно много. Возможно, он продержался бы долго, если бы не замахнулся на Монте-Карло. Это был ошибочный шаг. Михелю Дэйву обломали зубы.

– Чтобы заглотить такой кусок, как Монте-Карло, нужно иметь огромную пасть, – заметил Ицу. – А что стало с Дейвом?

– Пропал, – ответил Тайгер. – А его бесплатные забегаловки остались. Их показывают туристам.

Через две недели Лус вошел в кабинет Тайгера, ведя за собой пухлого невысокого человека в белом полотняном пиджаке, который делал его фигуру еще шире.

– Адамо Веласкес! – представил толстяка Лус. – Управляющий развлекательным бизнесом в нашей корпорации.

Толстяк поклонился.

– Садитесь, – предложил ему Тайгер. – И ближе к делу.

Адамо с удовольствием устроился в кресле.

– Для начала мы нашли старые ленты о боевых искусствах, – принялся рассказывать он. – Затем показали их в наших кинотеатрах, все в один день и только один раз. Поверьте, это было непросто. Вы же знаете, что они запрещены. Но честь корпорации не затронута. Естественно, директоров кинотеатров и тех, кто непосредственно демонстрировал фильмы, придется уволить, поскольку ведется расследование. Эти люди берут все на себя. Естественно, за приличное вознаграждение. Резонанс от показа чувствуется. Многие газеты упоминают об этом странном происшествии.

Некоторые даже анализируют его, в том числе и наши. Кроме того, все телестанции корпорации, пользуясь этим происшествием как предлогом, выпустили специальные программы, в которых рассуждают о былой мужской силе и доблести, исчезающей из этого мира. Прозрачно намекается, что без боевых искусств мужчины забывают о своем предназначении, что мужчина уже не тот и, вообще, мир дряхлеет. Короче, дешевый треп. Но этот треп сделает свое дело. При этом ненавязчиво демонстрируются фрагменты, тем или иным образом затрагивающие боевые искусства. Конечно, нам выдвинут кое-какие обвинения, но у нас хорошая адвокатская поддержка.

«Не такой уж это и дешевый треп», – подумал Тайгер, слушая Веласкеса.

– Мы учредили приз в двести тысяч долларов тому, кто напишет лучшую статью о том, что, не занимаясь боевыми искусствами, мужчина не может развиваться гармонично, – продолжал тот. – Заведомо полагаю, что это будет чушь, но с весьма серьезными аргументами. Некоторое время спустя все наши газеты, и не только наши, начнут выпускать ностальгические статьи о боевых искусствах, о славных ушедших временах, – Адамо иронично улыбнулся и, достав платок, промокнул лицо. Он потел, несмотря на кондиционер, работающий в полную силу.

Затем Адамо встал, видимо, темперамент не позволял ему долго сидеть, и продолжил рассказ стоя, опершись руками о спинку кресла:

– За короткое время нам удалось взбудоражить не только именитых бойцов, чьи имена преданы забвению, но и тех, кто постигал лишь первые ступени искусства, а также тех, кто делал деньги на боях и кто ходил их смотреть.

– Да вы присядьте, – произнес Тайгер.

Веласкес сел, не прекращая при этом говорить:

– Удалось склонить на свою сторону кое-кого из Конгресса, намекнув о будущих барышах, если дело, конечно, выгорит. Вы знаете, что мне это напоминает? – Адамо, не сводя круглых ореховых глаз с Тайгера, опять достал платок и вытер лицо. – Мне это напоминает аферы с картинами, когда галерейщик скупает полотна у какого-нибудь молодого, талантливого, но неизвестного художника. Света эти полотна не видят, свет, разумеется, их тоже.