А. Живой - Небесный король: Эфирный оборотень Страница 41

Когда первые мысли стали посещать абсолютно пустую голову капитана Яшина, и он, машинально взяв бинокль, осмотрел окружающее море, то обнаружил что корабль был совершенно один посреди бескрайних просторов. Уже наступил рассвет и над водой молочной кисеей висел легкий утренний туман. Судя по всему они находились еще в проливе, но уже где-то недалеко от выхода из него. Еще немного и будет рукой подать до родных берегов. Впереди почти реальной надеждой замаячил Порт-Артур. Яшин приказал произвести осмотр всех повреждений. Ожившие словно после зимней спячки матросы сначала медленно, а затем все быстрее, забегали по кораблю, осматривая все пробоины и поломки. К счастью попадание в дымовую трубу не задело паровых котлов. «Изумруд» немного терял в скорости хода, но все-таки мог двигаться достаточно сносно. Была повреждена артиллерийская башня левого борта, убито пять матросов и один офицер, канонир Копылов ранен в ногу. В целом крейсер по-прежнему продолжал представлять из себя боевую единицу русского флота. Узнав о реальном состоянии дел, капитан Яшин приказал развить максимальный ход, на какой только был способен «Изумруд» в нынешнем состоянии. Крейсер усердно задымил и устремился в сторону родных берегов.

Окончательно придя в себя, Яшин приказал принести завтрак прямо на мостик. Он не успел еще допить первую чашку кофе, чей аромат пробудил в нем неуместные сейчас воспоминания о петербургских салонах и приемах, как завтрак его, едва начавшись, был прерван.

– Слева по курсу дымы! – доложил впередсмотрящий – четыре тяжелых броненосных крейсера типа «Асахи» и один броненосец, Ваше высокоблагородие. На броненосце поднят адмиральский флаг.

– Ну вот, – отрешенно подумал Яшин, допивая кофе, – нарвались на самого главнокомандующего японской эскадрой адмирала Того.

– Ваше высокоблагородие, – продолжал докладывать дозорный, – справа по борту дымы, похоже на флотилию миноносцев.

Яшин безразлично посмотрел на почти спокойную гладь моря, такого манящего в мирное время, и такого чужого сейчас. От ночного шторма не осталось и следа, лишь белые барашки кое-где украшали невысокие волны. Снова промелькнули перед глазами кадетские годы, первый выход под парусом на Балтике. Вспомнился далекий Петербург, горбатые мосты, нависшие над узкими каналами, Адмиралтейство, Таврический сад. Странная мимолетная улыбка озарила лицо капитана. Не торопясь он достал из кармана кителя пачку крепких папирос «Дункан». Закурил, с наслаждением затянулся и, наконец, произнес:

– Передать мой приказ – кораблю готовиться к бою.

Засвистела боцманская дудка. Матросы завозились у орудий, подготавливая крейсер к последнему сражению.

– Хана нам, братцы, – сказал на нижней палубе раненый в ногу канонир Копылов, – на самого Тогу набрели.

– Ваше высокоблагородие, крейсера отделились от броненосца и полным ходом идут нам наперерез, – докладывал дозорный Степцов, – миноносная флотилия начала заходить в тыл.

– Носовому орудию сосредоточить огонь на ближайшем крейсере «Мицуи»! – приказал Яшин, – машины на полный ход, курс – флагманский броненосец «Асама».

Через десять минут японские крейсера вошли в зону досягаемости пушек «Изумруда». Первый же залп снес мачту на «Мицуи».

– Молодцы, канониры! – обрадовался Яшин. В ответ японцы открыли мощный огонь по обнаглевшему русскому крейсеру. Море вокруг «Изумруда» вспенилось от посыпавшихся как град бронебойных снарядов. То тут, то там к небу взлетали фонтаны воды. Разогнавшись, «Изумруд» шел на сближение с «Мицуи» под таким углом, что орудия остальных трех крейсеров давали большой перелет. Пристрелявшись, «Мицуи» все-таки угодил в кормовую трубу русского крейсера. Со страшным грохотом она рухнула на палубу, изуродовав надстройки и раздавив десятерых матросов. «Изумруд» снова замедлил ход.

– Машины на полную! – орал Яшин, – огонь по «Мицуи», подавить его носовую башню.

– Сейчас, сейчас, – бормотал наводчик Кошкин, – мы тебя поджарим, япошка хренов.

Носовое орудие «Изумруда» повернуло на двадцать градусов влево, выцеливая шедший на сближение на всех парах «Мицуи». Но не успел Кошкин поймать в перекрестье оптического прицела нос японца, как палуба под его ногами заходила ходуном, и свет померк в очах. Двенадцатидюймовый бронебойный снаряд с «Мицуи» вошел прямо между орудий носовой башни «Изумруда». Башню сорвало с креплений и опрокинуло на палубу, раскуроченные орудия торчали в разные стороны. На носу крейсера начался пожар, так что даже капитанский мостик заволокло дымом. Следующим ударом «Мицуи» поразил «Изумруд» выше ватерлинии в середине корпуса. Левый борт крейсера покрылся черным дымом, а воздух пропитался едким запахом шимозы. Лейтенанту Головину осколком этого снаряда оторвало руку и отбросило ее на десять метров. Истекая кровью, он сидел на палубе и смотрел в шоке на свою руку, ничего не понимая. Благодаря набранной скорости изуродованный «Изумруд» выскочил из зоны обстрела японских крейсеров и устремился к флагманскому броненосцу «Асама». Не ожидавшие такой прыти, японцы посылали ему вслед один залп за другим, но никак не могли накрыть верткий крейсер.

На капитанском мостике флагманского броненосца в расшитом золотом мундире морского флота его величества императора страны восходящего солнца стоял сам адмирал Того. Он держал в руке подзорную трубу и следил за ходом боя своих крейсеров с русским, время от времени делая спокойным голосом замечания стоявшему рядом ординарцу:

– Капитана «Мицуи» после боя разжаловать в матросы.

Немного помедлив:

– Артиллеристов представить к наградам.

Увидев, что «Изумруд» прорвался, адмирал добавил:

– Посмертно.

Рвавшийся на бой с мощным броненосцем израненный русский крейсер очень нравился адмиралу. Крейсер был сейчас по духу чем-то похож на японских камикадзе. Адмирал Того даже немного пожалел, что капитан этого крейсера не служит у него во флоте, это был первоклассный воин. А пожалев, Того приказал:

– Огонь правым бортом.

Броненосец вздрогнул всем правым бортом, утопив в огне русский крейсер. Когда дым рассеялся, удивленный адмирал увидел «Изумруд», лишенный всех палубных надстроек, с одной трубой, в черных клубах дыма, но все еще двигавшийся прямо на «Асаму».

– Уничтожить! – заорал адмирал Того, выходя из себя.

Броненосец вздрогнул еще раз. «Изумруд» лишился верхней палубы, части левого борта, и стал похож на факел. Однако этот факел неумолимо приближался к флагманскому броненосцу.

С пробитым плечом и раненой головой, истекая кровью, капитан Яшин был все еще жив. Из команды, кроме капитана, остался только боцман Батарейкин, да матрос Попадайло. Крейсер, лишившись рулевого, стал забирать вправо, вознамерившись разойтись с «Асамой».

– Батарейкин, – еле слышным голосом приказал капитан, – закрепи руль и готовь котлы к взрыву.

– Будет исполнено, ваше высокоблагородие, – ответил боцман хриплым голосом и стал пробираться к котлам, – утянем за собой на тот свет этого Тогу.

– Утянем… – сказал Яшин и слабо улыбнулся, прислонившись спиной к переборке. Попадайло смотрел на них остекленевшими глазами: ему было двадцать лет, и он не хотел на тот свет.

На флагманском броненосце началась суматоха. Русский крейсер нацелился прямо в борт, и столкновения было не избежать. «Изумруд» подошел уже так близко, что стрелять было бесполезно – снаряды уйдут в перелет. Неожиданно шальной снаряд с «Мицуи» угодил ему прямо в нос. Раздался взрыв, и «Изумруд» начал быстро погружаться, ныряя под флагманский броненосец. На корме русского крейсера стоял боцман Батарейкин и смотрел на адмирала Тогу. В усах боцмана играла улыбка. Спустя мгновение море всколыхнулось. Казалось, в его глубине родилась огромная сила, разорвавшая остатки русского крейсера и заставившая расколоться надвое японский броненосец.

Глава 2. В небе «Красный барон»

Казалось, уже ничто не предвещало неожиданной встречи с противником. Совершенно чистое небо над всеми французскими позициями и на десять километров за них. Истребительный отряд королевских ВВС Великобритании под началом знаменитого майора Хоукера возвращался после успешного налета на немецкий аэродром и рейда по вражеским тылам. Десять минут назад английские асы разминулись с эскадрильей французов на «Фарманах», шедшей также к себе на базу. Приветственно махнув друг другу плоскостями, аэропланы разошлись разными курсами. Судя по самолетам, которые, как определил Хоукер, принадлежали прифронтовой ударной авиации, французы летали отнюдь не на прогулку. Скорее всего не один объект на германской территории подвергся обстрелу, а, возможно, и кто-нибудь из немецких летчиков простился с жизнью. «Да, жаркий денек выдался сегодня для подданных кайзера», – удовлетворенно пробормотал майор Хоукер и похлопал свой маневренный биплан «Де Хэвиленд» по выпуклой фанерной обшивке. Пропеллер биплана жужжал ровно и надежно, вселяя в сердце бравого майора спокойствие за истребитель и свою жизнь. Перегнувшись через борт, Хоукер разглядывал проплывавшие далеко внизу зеленые квадратики виноградников на желтой земле, предаваясь приятным наблюдениям и наслаждаясь полетом, как вдруг, откуда ни возьмись, появился этот проклятый немец на раскрашенном в ярко-красный цвет «Альбатросе» и пристроился в хвост биплану Хоукера. Как ни старался майор быть бдительным, но, замечтавшись, все же проморгал противника и очнулся только при первых звуках пулеметной очереди, просвистевшей над его головой.