Евгений Аллард - Если замерзнет ад Страница 42

— Да, непредумышленном. Сейчас посмотрю.

Воцарилась долгая пауза, заставляя Райзена все сильнее раздражаться.

— Голубые, — ответил Стэнвуд, наконец.

— Вы в этом уверены? — с досадой переспросил Райзен. — Насколько я помню у него зелёные глаза.

— Он мог менять с помощью сыворотки, — возразил Стэнвуд. — У меня в деле написано «голубые», — упрямо повторил он.

— Стэнвуд, сыворотка может менять все, кроме цвета радужной оболочки глаз! Вы должны это знать! — не сдерживая раздражения, воскликнул Райзен и бросил трубку.

Тяжело вздохнул и подумал, кого спросить первым — свою жену или Роджера? Он ощутил, что Стэнвуд лжёт, но не мог понять, почему он это делает.

Стэнвуд положил трубку телефона, уверено направился к двери. Быстро добравшись до маленького кабачка, зашёл туда и уселся в дальнем углу с кружкой пива. Когда заметил замаячившую в проёме долговязую фигуру, нахмурился и наклонился над кружкой, которую даже не пригубил.

— Вы вызвали меня сюда, чтобы арестовать? — спросил насмешливо Фрэнк. — Я думал, будет охрана. Ну, хотя бы человека два. Впрочем, вы стоите десяти.

— Не валяйте дурака! — раздражённо воскликнул Стэнвуд. — Я хочу вас предупредить, пока это в моих силах. Он хочет арестовать вас.

— За что? Критику его принципов? Замечательный приговор суда. Или он допишет это в своей второй книге?

— Он уже знает, что вы — владелец газеты «Городские новости», пишите статьи, критикующие порядки в городе, под псевдонимом Тревор Спенсер. И он уже догадывается, какое отношение вы имеете к мятежникам, — быстро проговорил Стэнвуд. — Думаю, что он уже понял, что вы — не Эдвард, — добавил он, заметив, что собеседник нахмурился.

— И почему же я до сих пор на свободе? Этого достаточно, чтобы повесить меня.

— Во-первых, ему нужны неопровержимые доказательства. Во-вторых, он должен иметь очень существенные обвинения против вас, — объяснил Стэнвуд. — Он понимает, ваша популярность только вырастет из-за ареста, и подорвёт его авторитет ещё больше.

— Какие пустяки, — произнёс Фрэнк саркастически, вытащил сигареты и закурил, несколько раз щёлкая зажигалкой, не попадая кончиком сигареты в пламя. — По-моему, его никогда не стесняло мнение общества, — добавил он как можно спокойнее, выпуская дым колечками.

— Послушайте, вы должны спрятаться. Спрятаться вместе с Ирэн. Скорее всего, он не тронет лорда Кармайкла, но с вами он расправится. Убейте его, — добавил он твердо.

— Вы прекрасно знаете, что это невозможно. Он бессмертен. Уж кому-кому, а вам об этом не знать.

— Конечно, знаю, — тяжело вздохнув, сказал Стэнвуд. — Но у меня есть схема панелей управления «камерами жизни». Возможно, неполная, но, по крайней мере, что-то. Вы сможете их отключить. Я уверен. Вы очень талантливый человек.

— Стэнвуд, я даже не буду спрашивать, почему вы меня об этом просите. Знаю, что вы ответите. Я только это и слышу: «Я польстился на россказни Райзена и обманулся». Мне надоело, — устало проронил Фрэнк, сбрасывая пепел в бокал. — Я не хочу его убивать, не хочу никого свергать, сеять хаос. И поймите, дело вовсе не в нем. Во всей системе.

— Вы хотите его переубедить? — спросил Стэнвуд снисходительно. — Поверьте человеку, который почти в два раза старше вас. Это невозможно. Он никогда не сомневается в том, что делает. Раньше, мне это очень нравилось, — с горечью признался он. — Мне всегда нравились люди с твёрдыми убеждениями. Ненавижу колеблющихся, которые сегодня считают правильным одно, завтра — другое.

— Убеждения диктатора?

— Он не был диктатором. Скорее романтиком, идеалистом, который считал, что ведёт людей к счастью.

— А тех, кто мешает на пути к счастью, считает врагами, которые не имеют право жить? По-моему, очень похоже на то, что обещали коммунисты в России. Которых он так ненавидит. Мой дед родился в России. Рассказывал об этом. Особенно, когда напивался. Люди с воодушевлением строили коммунизм. И тоже думали, что, в конце концов, придут к всеобщему счастью и благоденствию. Оказалось, что в построенном обществе хорошо только ограниченной кучке людей. Им все дозволено. А здесь все то же самое. Хорошо его дружкам-бизнесменам. Они творят, что хотят.

— А вы бы что предложили? — спросил Стэнвуд.

— Не знаю. По крайней мере, не стал бы уповать на то, что люди сами по себе станут хорошими и будут все делать для всеобщего процветания.

— Вы такой же идеалист, как и он, — пробормотал Стэнвуд. — Хотя. Я бы хотел, чтобы вы встали во главе города. И убил бы его, если б смог. Ради вас. Я бывший мафиози, выполнял грязную работу, убирал «мусор». И может, вы бы меня повесили за это. Но я бы умер с чувством глубокого удовлетворения, — глухо закончил он, посмотрев куда-то в себя невидящим взором.

Фрэнк бросил на него напряжённый взгляд, и через паузу спросил:

— Он знает, где находится штаб повстанцев?

— Если бы знал, давно б разгромил. Бедфорд внедрил своего человека. Его зовут Джером Леви. Я читал то, что он описывал, — ответил Стэнвуд. — Хорошо продуманная организационная структура. Он понял немного, — добавил он, бросив на него взгляд, в котором светилось искреннее уважение.

Фрэнк усмехнулся, подумав, что приятно слышать комплименты о своей работе от самого шефа тайной полиции.

— Да, — вспомнил о чем-то Стэнвуд. — Он сказал, что у главаря — голубые глаза.

— И что? Это тоже преступление?

Стэнвуд достал из папки листок бумаги и положил перед Фрэнком.

— Он звонил мне и интересовался, какого цвета глаза у племянника сэра Роджера. Я сказал ему — голубые, — сказал Стэнвуд. — Сыворотка не меняет цвет радужной оболочки.

— Я хотел вас попросить, — сказал Фрэнк с каким-то отстранённым взглядом. — Если меня арестуют. Дайте мне умереть спокойно. Я уже прошёл ад на заводе Хаммерсмита. Не хочу, чтобы это повторилось.

— Ни в коем случае! Я вас вытащу, — взволнованно воскликнул Стэнвуд, заставив Фрэнка удивлённо взглянуть на него. — И тогда вы поймёте, что у вас нет другого пути, как расправиться с ним. Я не ухожу в отставку именно поэтому, — объяснил Стэнвуд. — Вот, схема камер, — сказал он, положив перед Фрэнком тонкую переплетённую брошюру. — Сделайте копию и верните мне. Как быстро сможете это сделать?

— Прямо сейчас, — усмехнулся Фрэнк, достав свой гаджет, просканировал все страницы и отдал папку изумлённому Стэнвуду, который только покачал головой, сгорбившись, тяжело встал и ушёл.

Фрэнк, взглянув на первый лист, подумал, что это может быть ловушкой. И весь этот спектакль Стэнвуд разыграл лишь для того, чтобы Райзен получил убедительные доказательства. Впрочем, шеф полиции казался сильно подавленным, вряд ли он смог так хорошо инсценировать глубокое разочарование в своём боссе.

Фрэнк пытался внимать голосу Ирэн, но у него это плохо получалось. В висках стучала кровь от мысли, если его схватят, то пострадает в первую очередь Ирэн, на которой Райзен отыграется. Ему не хотелось слушать, как она поёт Хабанеру, а схватить в охапку, и спрятать так, чтобы никто бы не нашёл. Но не могут же они прятаться вечно?

Увидев его мрачное лицо, Роджер удивлённо спросил:

— Вам не понравилось? Ирэн прекрасно пела. Я говорю вам это абсолютно искренне. Я слышал Марию Каллас, когда она пела Норму в Ковент-Гарден. Ирэн удивительно напоминает Каллас, божественный голос, потрясающий артистизм, пластика, — проговорил он с восторгом.

— Я слушал Калласс в записи. Мне больше нравится Анджела Георгиу. У Ирэн такой же чудный голос, и глаза, — задумчиво проронил Фрэнк, не замечая, какой недоуменный взгляд бросил Роджер. — Мне понравилось. Я… не знаю, как вам сказать, — попытался объяснить он. — Дело не в спектакле, не в исполнении…

— А в чем же? Хор. Декорации, костюмы, все на высоте. Вы создавали оборудование для сцены?

— Да. Я там сделал кое-что, — пробормотал Фрэнк.

— Но это ведь получилось замечательно! Мы будто перенеслись на площадь реальной Севильи! Впечатляющее зрелище. Дорогой мой, вы удивительно разносторонне одарённый человек. Что же вас так мучает?

— Я встречался со Стэнвудом.

— Он вас допрашивал?

— Нет. Он сказал, что Райзен хочет меня арестовать. И, скорее всего, он уже понял, что я не Эдвард. Оказывается, у вашего племянника зелёные глаза, — усмехнулся Фрэнк, пристально взглянув на Роджера.

— Я думаю, что это была лишь последняя деталь. Он давно понял, что вы не Эдвард. Это уже поняли все.

Фрэнк смотрел, как восхитительно Ирэн исполняет зажигательный цыганский танец, как развевается её ярко-красное платье, демонстрируя стройные, безупречной формы ножки. Воображение рисовало сцены ослепляющей страсти, как среди вихря чувств перед мысленным взором ясно и отчётливо возникло лицо сардонически ухмыляющегося Райзена. Фрэнк вспомнил, что Ирэн ему тоже дарила любовь, своё нежное тело. Пронзила адская ревность, мгновенно охладившая страсть, и отравившая наслаждение, которое он получал, внимая голосу и движениям Ирэн. Роджер наклонился и тихо спросил: