Анна Фенх - Ружья еретиков Страница 42

Виль ушел или же его увели? Быть может, он покинул дом сам. Мальчишка мог каким-то чудом узнать, что Рейхар из инквизиционного Ордена, и сбежал в страхе. Привиделся ему Рейхар в рясе в очередном бреду, вот он и скрылся. Или его забрали люди Руиса, кто-то из самовольных храбрецов ведь наверняка остался в живых. Или какой-то новой секте понадобился известный среди еретиков «ярмарочный урод», которому можно ломать пальцы, доводя до истерики, а потом слушать прекрасный, как сказка, бред о черной пустыне и огненном шаре…

Рейхар подобрал с пола бутылку, бездумно отер ее ладонью и вышел на улицу. Картина его мира рушилась на глазах. Он не выполнит задания Слепца, не обучит Виля медицине, не будет рассказывать ему о пациентах по вечерам. Только теперь Рейхар осознал вдруг, насколько он на самом деле сильно привязался к странному парнишке-еретику. Рейхар откупорил бутылку и отпил кисловатого красного вина, а затем уселся на порог и попытался унять тревогу. Быть может, он, доброе сердце, вышел помочь какой-нибудь немолодой сударыне или хромающему старичку и вот-вот вернется…

— Благородный господин, — прошепелявил кто-то рядом, и Рейхар повернул голову — заплывший глаз едва различал предметы, приходилось смотреть другим.

Рядом с домом сидел нищий старик. Грязные до жесткости лохмотья едва ли оберегали костлявое тело от ветра. Спутанные космы скрывали лицо нищего, но Рейхару вдруг почудилось, что старик походит на Борте Хетта, и он вздрогнул.

— Чего тебе?

— Благородный господин, — повторил нищий, — не угостите ли вином бывшего поэта? Это ведь вино у вас…

— Вино, — согласился Рейхар и хотел было протянуть бутылку старику, но передумал. — Повремени, я схожу за бокалом.

Бокала в доме, конечно, не нашлось, Рейхар вынес старику глиняную миску и наполнил ее вином, отстраненно удивляясь, до чего она оказалась глубокая.

— Держи. Ты сказал, что ты поэт?

— Бывший, господин, бывший, — старик принял миску обеими руками. — А вы знаете толк в посуде, господин доктор! Приятно видеть, что в этом городе кто-то еще понимает, какими на самом деле порциями приличествует пить благородные напитки!

— Откуда ты знаешь, что я доктор?

— Я слышал, так вас называл ваш младший братишка, господин. Я ведь обитаю здесь, возле этого дома. Вы, должно быть, и не замечали меня.

Это верно, Еретик никогда не видел нищего старика, пока тот сам не обратился к нему, но теперь, пожалуй, припоминал, что этот комок грязи действительно шевелился на краю зрения каждый раз, как он выходил из дому или возвращался домой.

— Как тебя зовут? — спросил Еретик, глядя на то, как жадно нищий лакает вино из миски.

— Когда-то меня называли Дармид. Дармид Шнеер, господин, — старик отер губы нечистой ладонью и слизнул с нее вино вместе с грязью, чтобы не пропало ни одной капли дармового напитка. — А теперь зовут «нищий» или «крыса». Иногда еще «вор», и не могу сказать, что это незаслуженно: о, я вор, но я не враль, благородный господин!

— Ты был здесь весь день, Дармид?

— Конечно, господин доктор, — с готовностью согласился старик. — Мне ведь все равно больше некуда пойти. Впрочем, я с удовольствием вернулся бы в свое старое жилище, обнял толстушку-жену, но жена моя, прими ее Мировой Свет, давно почила на века, а дом отошел за долги еще старой Инквизиции. Инквизиция была совсем другая — в те времена за грехи еще брали дома, теперь только души. Не трудитесь говорить, что меня ждет костер за такие речи, господин доктор, я уверен, что поэты прощены и хранимы Господом. Вы скажете, что мой вид говорит обратное, а я вам скажу…

Рейхар глубоко вдохнул:

— Так ты знаешь, где теперь мой брат?

Нищий засмеялся хрипло и заискивающе:

— Да, это я знаю. Но я не знаю, что вы мне дадите, если я вам открою эту тайну.

— Я уже налил тебе вина, — напомнил Рейхар.

Если бы Дармид потребовал чего-то еще, денег или пищи, Рейхар выбил бы не опорожненную и наполовину еще миску из рук старика, и ударил бы его со всей закипающей в нем яростью, и жестоко, как умеют монахи Инквизиции, выбил бы из него правду о том, куда делся Виль. И старик чутьем нищего ощутил страшную в безжалостности угрозу, исходящую от Еретика. Бывший поэт притянул миску к морщинистой и темной от грязи груди и закивал:

— Да, благородный господин щедро заплатил мне вперед, грех жадничать. Вашего братишку увели монахи около часа назад. Трое их было, господин.

— Не может быть! — воскликнул Рейхар.

— Ну, отчего же? — рассудительно проговорил нищий, баюкая на груди отработанное вино. — Нет, я ведь не спорю, мальчонка он, должно быть, добрый, братишка-то ваш. Так только ведь Псы — они не разбирают…

Бывший поэт говорил что-то еще, но Рейхар молча поднялся, стискивая в руке горлышко бутылки, и вошел в дом. Он с трудом удержался от того, чтобы не опустить бутыль на голову нищему, просто вымещая злобу. Еретик не сделал этого, но не потому, что жаль было бы вина. Дармид Шнеер все же был здесь ни при чем, а вот Генерал-Пес…

Рейхар развел огонь в очаге, очистил лук, порезал хлеб и мясо и принялся ужинать, но он не чувствовал более аромата еды, все казалось ему пресным, а вино пилось как вода. Еретик не глядя брал со стола и кусал то яблоко, то луковицу, но не ощущал разницы во вкусе. Должно быть, ее и не было.

Виль был прав, когда волновался утром, чувствовал опасность. Но, как это бывает с пророками, он не смог точно определить, кому эта опасность угрожает. «Я боюсь, что больше не увижу тебя», — сказал Виль при их последнем разговоре. Если бы только сам Рейхар догадался тогда, что это значит! Он мог бы спрятать Виля в другом месте, доложил бы об этом Слепцу после демонстрации, и Генерал-Пес остался бы с пустой пастью, глупо щелкал бы зубами, выл бы в злобе и бессилии.

Еретик почувствовал, как стемнело на улице. Мировой Свет угас, и во всем Мире воцарилась темнота, заполнив до краев Чашу божьей ладони. Так господь дает отдых смертным людям, зная, что их слабые тела не могут долго выносить бодрствование. Мальчишкой Еретику всегда интересно было, что происходит с душами, отошедшими к Свету, когда наступает ночь. Больше всего он боялся, что они снова умирают там, бестелесные, сверкающие, но отец как-то объяснил Рейхару, что ночью вознесшиеся на небо души засыпают, но не потому, что устали бодрствовать, а чтобы увидеть прекрасные сны, дарованные Господом. Они засыпают, и ему бы следовало. И этой ночью ему тоже следовало бы уснуть, сгрести всю солому в теплый угол и забыться сном. Больше ему некого охранять, больше некого убеждать погасить свечу и отложить книгу, больше некому уступать лучшую постель.

Рейхар понимал, что Жошуа мог и не знать, что Еретик просил своего Вожака о Виле и тот милостиво дозволил своему агенту беспрепятственно работать с мальчишкой. Но Рейхар был уверен, что Жошуа Вер отдал приказ о поимке Пророка назло Ордену Волков. Слепец уязвил Генерала-Пса на сегодняшней демонстрации еретических ружей, и тот решил отомстить, отобрать у Волков того, кто принес эти странные винтованные ружья в Мир. Да, ударил он не по Слепцу, конечно, и даже не по слабому в ничтожестве своем Еретику, всего лишь агенту Ордена, но по тому, кто был беззащитней всех, по самому хрупкому элементу механизма, по самому слабому звену цепи. По хилому и больному мальчишке, пророку Вилю.

14. Лейтенант Чейз Китт, сотрудник Имперского Разведывательного Управления

Еретик возвращался домой, проверял квартиру и снова бродил по городу, исковерканному войной. Люди на улицах были серьезны, и каждый из них был явно голоден и болен. Добровольцы в черной форме с яркими желтыми повязками выглядели немного лучше, видимо, сказывалось наличие казенного пайка. Совсем не было видно детей. Зачем добровольцы в столице?

Разговор с полковником Мору беспрестанно прокручивался в голове Еретика, словно если он хотя бы сейчас придумает какой-то другой ответ, иной выход, то Мору и его неизвестные союзники откажутся от своего плана.

— Вы не можете использовать вирус, — перед внутренним взором Еретика вспыхивали изображения обезображенных чумой тел, внутри этих вспышек таись даже запахи. Результаты вскрытия раскрывались из сухих строчек рапорта командованию в объемные цветные картины, гнойные, кровавые.

— Нам придется.

— Не существует противоядия!

— Я знаю.

— Эпидемию невозможно будет удержать!

— Я знаю.

— Но тогда…

— Есть выбор, — Мору отложил пачку сигарет и двумя движениями пальцев подровнял ее по краю стола. — Излучатели или серая чума.

Еретик не думал долго:

— Что от меня требуется, полковник?

Дождь был тоже какой-то серый и кисловатый на вкус. Еретик спрятался под козырек высокого здания с выбитыми стеклами. Рядом стояла серьезная девочка-доброволец лет семнадцати в явно перешитой, с чужого плеча черной форме и берете. Желтая повязка добровольца на рукаве и никакого оружия. Даже дубинки. Что она будет делать с мародерами, буде таковые ей попадутся? Заговорит насмерть? У нее были светлые, почти как у семьи Киттов, серые глаза, они могли бы сойти за брата и сестру. Еретик представил, как выглядело бы ее лицо через двое суток после заражения «Хатшайной», и отвернулся.