Вектор: Послесловие - Никита Владимирович Чирков Страница 42

именем и данными владельца корабля. Улыбнувшись, он про себя обратился к нему, как к другу, подчеркнув общую с ним судьбу, и даже извинился за то, как все вышло, почувствовав некую еле уловимую связь с тем человеком. Сообщил неизвестное всем имя и данные Ханне, чтобы та нашла его родню и рассказала о судьбе, о чем даже отчитался перед спящим все это время человеком про себя. Это и помогло ему попросить Ханну написать его отцу о том, как он погиб и что просит прощения за все. Он хотел этого раньше, но почему-то всегда думал о том, как здорово просто исчезнуть, без прощания и последней весточки, легко и свободно. Если бы не владелец корабля, то вряд ли у него хватило бы смелости попросить Ханну о последнем одолжении перед столкновением с поверхностью. Связь оборвалась, внезапно все затихло…

22

Сложно задавать вопросы типа: откуда я здесь? для чего я здесь? может быть, ради чего я здесь? или же за какие такие грехи я здесь?.. Обычно ответы – это прямая линия от контекста, которые ныне абсолютно неизвестны, даже, более того, можно уточнить: самого чувства ожидаемой вины или же назойливого зуда надобности что-то этакое сделать не присутствует, то бишь чуйка или некий эквивалент интуиции попросту отсутствует. Да, получилось найти по наитию дверь, даже открыть ее – но продвижение в поисках своего предназначения, к сожалению, не наблюдалось толком вовсе, даже наоборот, задало чуть большую смуту в восприятии ориентиров этого морально-эмоционального путешествия. Но другого пути нет: лишь вглубь, ища самое главное для любого существа – предназначение. Правда, сначала нужно утолить опять же голод, наличие которого уже начинает раздражать: уж слишком быстро расходуется найденная еда. Зато сил становится, как это ни странно, все больше и больше, что лишний раз подчеркивает определение «растущий организм». За створками было небольшое помещение, стена впереди немного мятая, чуть-чуть работающие лампы в потолке включились через минуту, как были сделаны первые шаги вглубь изначального мрака. Слева и справа были закрытые такие же створки метрах в четырех от нынешней позиции. В целом довольно чисто – и лишь точечно места с той субстанцией и органикой, которая умело заполонила место инкубатора. На стенах вывешены какие-то неизвестные глазу изображения и тексты, что-то очень старое по материалу: на одном изображена планета прямо по центру космоса, на другом – несколько улыбающихся людей, на третьем – какие-то сооружения. Разглядывать долго их не получилось: уж очень сильно урчал живот, а любопытство и страх перед неизведанным не менее сильно игрались в поддавки друг с другом, вынуждая практически необдуманно открыть также вручную створки слева. Внутри было небольшое пространство, примерно такое же по размеру, как и место пробуждения. Свет работал лишь редкими лучами слева, опять же с потолка, как и тот же холод, и та же начинающая раздражать тишина. Но все же тут кое-что привлекло своей странностью: по правой стороне стена была мятая, словно газету скомкали, потом размяли и приклеили. Возможно, была битва, возможно, кто-то или что-то стремилось выбраться прямым и дуболомным способом. Понять было невозможно, но сам факт влияния на прочные стены пробуждал очень уж нетипичное волнение. Там же валялись какие-то тряпки, прямо в углу справа, близко к месту входа, почти горой. А уже вдоль этого ужасного и не менее пугающего из-за нахождения в тени элемента интерьера кое-как были разложены контейнеры с разным содержимым, словно их кто-то издалека сюда швырнул и так оставил. Многие были открыты и пусты, что опять же пробудило некую инстинктивную изобретательность, заставившую сразу же взять один из них и подставить под воду, капающую в углу на пол с потолка из трещины в металле. Медленно, но вода собирается, а пока это происходит, создавая приятный слуху шум падающих капель, глаза уже уловили в другом контейнере еду: упакованная в герметичную пленку, вполне пригодная для употребления сухая смесь. Было странно ее есть, но, опять же, сомнений в ее пригодности попросту не было, как и не было сомнений в том, что в находившейся напротив мятой стены затвердевшей субстанции есть что-то живое. Черная, почти везде однородная смола или нечто близкое было в тени, прямо вдоль стены от потолка до пола она выпирала на несколько сантиметров вглубь, сократив свободное пространство на четверть от изначального. Заметить такое получилось лишь сейчас из-за простых потребностей, кои были немного забыты в момент понимания опасности от незваного соседа. Почему – не ясно, но нечто внутри стало двигаться, явно пробираясь на волю из своей берлоги, видимо, учуяв нарушение своих границ. И это неким образом привлекло все возможное внимание, но не страх или осторожность, а как раз наоборот – желание проверить свои возможности, физические и моральные. Возможно, присутствие здесь этого создания – тот самый элемент предназначения, нужный для любого живого организма?

23

Последний раз подобная нынешней тишина и словно застывшее время внутри «Лома» были после посещения предыдущего звездолета, где неожиданно для себя они нашли остатки неизвестной семьи, покой чьих тел пришлось нарушить по приказу. Да, тогда это было крайне эмоционально и несколько непривычно для Пилигримов, но все же разделительную черту между тем, что называется работой, и тем, что называется личным влиянием, все трое смогли провести уверенно – пусть и не совсем сразу, пусть и скрывая в себе существенный осадок. Сейчас, когда прошло уже некоторое время, Ханна и Кросс не способны двинуться с места из-за сковывающей, болезненной смеси скорби и чувства несправедливости, да еще и пропитано все это едкой виной. Кросс стоит, опершись спиной на иллюминатор, за которым пару часов назад они наблюдали падение звездолета на мрачную экзопланету. Ханна же сидит на полу, чуть ли не потеряв над собой контроль: она почти упала, еле придерживая рукой свое кресло пилота, в конечном итоге уткнувшись в него левым плечом и головой. Гибель Алдена оказала именно тот эффект, при котором после потери близкого человека, а то и члена семьи, рождается самое настоящее сомнение в произошедшем страшном событии. В процессе мучительного принятия гибели их друга они пытаются сделать то, что сделает каждый на их месте, – ищут опровержение. Разумеется, каждый не позволяет себе допускать слепого отрицания фактов, но сама мысль, пусть и на секунду, что Алден все же жив и прямо сейчас от него поступит сигнал о надобности его подобрать, мол, все обошлось и у него получилось выжить, – крайне приятная пилюля, и за ней закономерно следует естественное разочарование, боль от которого заставляет ненавидеть ту самую пилюлю. Более