Волчица - Евгений Владимирович Щепетнов Страница 42

Наста смотрела на него огромными, сияющими голубыми глазами, и на ее лице не дрогнула ни одна мышца. Не сделала даже попытки приподняться из кресла, когда в комнату вошел хозяин.

— Приветствую тебя, моя рабыня! — ласково сказал Сирус, усаживаясь в другое кресло — Хорошо выглядишь. На все семьдесят тысяч, что я за тебя отдал.

Наста что-то сказала на своем языке, неизвестном Сирусу, и явно это было не приветствие. Скорее всего — грязное ругательство. Но он лишь улыбнулся:

— И тебе того же. У меня к тебе есть разговор…грязная сука. Больше всего на свете я хочу тебя выпотрошить, и намотать тебе кишки на шею. Но…

Он оглянулся на охранников, так и стоявших у стен, и приказал:

— Выйдите, и плотно затворите дверь. И чтобы никто не подслушивал! Узнал — отрежу член и засуну в рот.

— Свой член что ли? Отрежешь и засунешь! Ха ха ха! — звонко расхохоталась Наста, и глаза ее покрыла поволока безумия. Сирус вдруг понял — она на самом деле безумна. Только безумный человек не боится смерти, только безумный совершает поступки, которые нормальный и в дурном сне представить не сможет.

— Я передаю тебе Арене — спокойно, даже скучающе ответил Сирус — Вот там и посмеешься. Знаешь, что такое Арена? Знаешь. Ты будешь драться с женщинами, приговоренными к смерти. Ты должна будешь их убивать. Если убьешь — будешь жить дальше неопределенно долго… Поняла, животное?

— Это ты животное! — хрипло выдохнула Наста — Нет, я так оскорбляю животных! Нельзя их сравнивать с тобой! Ты…я даже не знаю, как тебя назвать! Ты опухоль, разъедающая человека! Ты…ты…

— Заткнись, мразь! — Сирус подал импульс боли, и Наста свалилась на пол, дергаясь в болезненных судорогах. А он с интересом наблюдал за ней и гадал — обмочится девка, или нет. Нет, не обмочилась. Похоже что у нее теперь что-то вроде устойчивости к боли. Не зря ведь она столько дней провисела на столбе. Тут волей-неволей научишься терпеть боль.

Очнулась она довольно-таки быстро, что тоже удивительно. Обычно после такого импульса проходит минут пятнадцать, прежде чем человек снова начинает управлять своими мышцами. А тут — десять, пятнадцать секунд подергалась, и снова сидит в кресле. Губу только прикусила — красная струйка протянулась по подбородку, и капало на грудь. Но это легко поправимо.

— Все? Очухалась? — участливо спросил Сирус — Ну-ну…не притворяйся, не так уж и тяжело тебе пришлось. Я же постарался, чтобы тебя потренировать терпеть боль! Теперь ты легче переносишь болевой удар! Не правда ли, это замечательно?

Она бросилась на него, да так быстро, что Сирус едва успел отреагировать, но все-таки успел. Наста врезалась в него всей своей тушей и сбила с ног, но приземлилась уже парализованной, и даже не успела ничего ему сделать.

И снова она встала за несколько секунд, после того, как он ее отпустил, и Сирус вдруг подумал о том, что нужно увеличивать силу удара, иначе в следующий раз она свернет ему шею, наплевав на принесенную боль. Девка и правда натренировалась.

— Сядь и успокойся. И послушай меня — вздохнул Сирус, следя за тем, как рабыня поднимается с пола, даже не пытаясь на него взглянуть. Впрочем, он этим не обольщался. При ее ловкости ей и смотреть не надо, чтобы на него наброситься. Потому он на всякий случай отсел в кресло подальше.

— Итак, ты будешь драться. Будешь, будешь! Голыми руками, ножом, мечом, копьем, да чем угодно! Что тебе дадут, тем и будешь драться! Иначе тебя убьют.

— Пусть убьют — выдохнула Наста, наклонила голову и взглянула на него исподлобья — Лишь бы тебя не видеть, мразь! Лишь бы не видеть вашу проклятую страну! Лишь бы не видеть ваши мерзкие рожи! Будьте вы прокляты, гады! Будьте вы все прокляты!

— Слова, слова… — вздохнул Сирус — кроме слов ничего более. Ты жалкий таракан. Ты никогда не сможешь мне отомстить. Знаешь, почему? (молчание, сопение и высверк голубых глаз) Потому, что ты ничтожество. Потому, что ты никто. Поганая муха! Дрянь! Помоечная крыса! Я могу уничтожить тебя в одно мгновение! Но не буду. Потому что рабыня, которая посмела посягнуть на своего господина, должна получить по-полной, как следует хлебнуть страданий.

И снова Наста что-то ему сказала на незнакомом языке, и сделала жест — оттопыренный средний палец руки. Вероятно, это был неприличный жест ее мира.

И тогда Сирус улыбнулся, и…парализовал рабыню. Она так и застыла на месте, вытаращив глаза и оттопырив палец. Он сделал так, чтобы Наста все чувствовала, но не могла сама по себе двигаться. Чтобы исполняла команды, и не могла им сопротивляться. Держать ее в таком состоянии довольно-таки трудно, и надолго Сируса не хватит, но…ему много времени и не нужно.

Сирус снял с себя верхнюю рубаху, нижнюю рубаху — зачем их пачкать? Остался по пояс голым. Затем приказал:

— Встань на кровать, на колени и локти. Раздвинь колени.

Девушки медленно, но с некоторой задержкой повиновалась. И он снова поразился — как она смогла противостоять посылу ошейника?! Наста должна была мгновенно исполнить его команду, но тут произошло замедление самое меньше в три-четыре удара сердца! Это как так? Эдак она и вообще может освободиться от воздействия ошейника, и тогда…он даже думать не хотел о том, что будет «тогда».

Наста медленно опустилась на локти. Тело ее подергивалась, по мышцам проходили судороги, будто хозяйка тела пыталась противостоять чужой воле. Сирус ухмыльнулся — нет, ошейник еще никто не смог побороть! Старая магия! Не чета нынешней! Были маги в то время, не то что эти…новые придурки!

Его снова охватила волна ярости — не работает! Все равно его член не работает! Перед ним стоит с голым задом красивейшая рабыня из всех, какие он видел — и…он ничего не может с ней делать!

Сирус подошел ближе и с размаху ударил по заду девушки. Потом еще, еще! Бил, пока вся задница этой шлюхи не стала красной, будто ошпаренной. Наста не издала ни звука, хотя он оставил ей возможность стонать, рычать, выть. Вот говорить она не сможет, а услаждать слух своего господина стонами — это запросто.

И тогда он приставил собранные в «наконечник» пальцы правой руки к ее девственной щелке (он так и не лишил