Дмитрий Матяш - Выход 493 Страница 43

— Что такое, Лек? — тихо спросил Крысолов.

— Слышите? — разогнул он указательный палец.

Сперва, кроме отдаленного клокочущего звука, не было слышно ничего. Капающая с крыш домов вода, журчание ручейков вдоль дороги, обычное для мертвых городов постукивание оконных рам, слабое поскрипывание дверных петель — вот и все звуки, которые когда-то будоражили фантазию первых сталкеров, а теперь стали обычным антуражем бывших людских поселений.

Их шлемы были сконструированы так, чтобы улавливать все звуки до мельчайшего шороха, а голос выдавать практически без искажений. Но расслышать что-то особенное, что расслышал Лек, им все еще не удавалось.

Крысолов уже хотел было сказать, что у них нет времени, что нужно идти, как справа от вышедшего немного наперед Секача задорно всхлипнул короткий, резкий, словно ударившийся оземь колокольчик, детский смешок.

— Поиграйте с нами… — прозвучал тонкий мальчишеский голосок у Кирилла Валерьевича за спиной. И снова короткий смешок.

Крысолов не оборачивался. Ему достаточно было отражения в глазах Секача, чтобы отчетливо понять — позади него, кроме белой, с болезненно-желтым оттенком пелены тумана, нет абсолютно никого. Ничего. Но, невзирая на это, сердце у него заколотилось так бешено, что, казалось, вот-вот начнет выдавливать кровью глаза.

— Ну же… — снова зазвучал сзади обиженный детский голосок. — Давайте играть!

Секач с трудом проглотил застрявший в горле ком. В эту минуту он больше напоминал засушенную тарань, нелепо всматривающуюся своими безучастными глазами в одну точку, но ничего поделать с собой не мог.

— Идемте, — губами произнес Крысолов и осторожно двинулся вперед.

Пересиливать ощущение холодного дыхания в спину и игнорировать чувство, будто кто-то повторяет твои движения с улыбкой на детском личике, с каждым шагом становилось все труднее и труднее.

Теперь к тому смешку прибавился еще один. Такой же звонкий, веселый и такой же неживой. А к тому еще один. И еще. И еще. И еще.

Их обувка азартно выстукивала по асфальту сбивчивые, несинхронные ритмы, и уже только от этого можно было тронуться умом. Дети водили хоровод вокруг них в непроглядном матово-желтом мареве, подпрыгивая, пританцовывая, смеясь, зазывая играть веселыми голосками, а сталкеры шли, спина к спине, отрешенно крутили головами во все стороны, помалу проталкивались вперед, словно сквозь толщу ваты. И крепко сжимали в руках оружие, будто оно могло им чем-то помочь.

— Ну почему же вы к нам не идете? С нами так давно никто не играл… Мы любим играть в прятки…

— Ненавижу эту игру, — просипел Крысолов, ощутив, как по лбу градом катится пот.

Секач тоже сказал что-то, но визгливый смех у него за спиной целиком поглотил его слова.

— Кто не спрятался…

Это было очень сложно — противиться желанию оглянуться назад и выпустить очередь наугад. Но оглядываться Секач не стал — что-то подсказывало ему, что морок уже давно скрыл свое дитя, и если он оглянется, то лишь еще больше развеселит этих маленьких (маленьких ли?) демонят.

Что-то слабо скрипнуло впереди. Словно разгибались чьи-то задеревеневшие суставы.

Еще раз скрипнуло, уже увереннее. Тишина. Снова скрип. Снова…

Озвучивать догадки никто не хотел, да и не было в этом никакого смысла — оно уже само приближалось к ним.

Крысолов тут же опустился на одно колено, Секач убедился, что автомат снят с предохранителя, а Лек упер в плечо новое оружие, наклонив голову к прицелу. Они целились в сторону скрипа, позабыв о том, что со стороны озера к ним приближается источник другого звука.

— Раз, два, три… Кто не спрятался — мы не виноваты…

Из лесу повеяло гнилой древесиной, подсыхающей землей и еще черт знает чем, что вытянуло сквозняком из нор лесных обитателей.

Туман впереди рассеялся, и из него, скрипя ржавыми осями, выкатился, остановившись в полуметре от обмерших сталкеров, старый трехколесный велосипед…

Он уперся передним колесом в бордюр, как раз под круглым знаком с едва различимым белым прямоугольником на красном фоне. Руль слегка повернут влево. Он был насквозь проржавевшим, и лишь благодаря маленькому пластмассовому сиденьицу белого цвета и пластмассовым ручкам на руле, с которых свисали по обе стороны разноцветные ленточки, не напоминал конструкцию, сделанную из человеческих костей.

Кто-то схватил Крысолова за руку чуть повыше запястья. И раньше, чем он успел ее отдернуть, ощутил неистовый холод, будто опустил руку по локоть в ванную с жидким азотом.

— Ха-ха, мы вас нашли, теперь вы нас ищите… Ха-ха, мы здесь, рядом…

— Они просто хотят с нами поиграть, — вдруг произнес Лек, и что-то в его голосе переменилось. Кирилл Валерьевич не сразу понял, что именно, но перемена эта ему ой как не понравилась.

— Где вы? — Лек отсоединился от ощетинившегося стволами триумвирата и, прежде чем Крысолов понял, что к чему, сделал шаг в сторону и опустил оружие.

«Поддался!» — вихрем пронеслось в головах обоих ветеранов.

Кирилл Валерьевич настиг его двумя большими шагами, повернул к себе и, не особо раздумывая, отправил молодого сталкера, что называется, «на Одессу», ударив лбом ему в область переносицы. И пускай шлемы не дали в полной мере ощутить мощь удара, Лек все же отступил на шаг, наклонился и затряс головой, будто пытаясь избавиться от влетевшей под забрало пчелы, а потом выпрямился и недоуменно уставился на командира.

— Назад, я тебе сказал!

«Разрезанное горло» издало свой бурлящий клекот где-то совсем рядом, и тут же огромное — толщиной побольше туловища человека — щупальце с омерзительными, торчащими во все стороны присосками, похожими на расширяющиеся сопла ракет, со свистом пронеслось у них над головой. Не успели сталкеры ничего понять, как за ним сразу же последовало второе, немного ниже. Крысолов единственный, кто успел пригнуться. Секача же сбило с ног, как кеглю. Он перекувырнулся в воздухе, но ему таки повезло приземлиться на прежнее место. Лека же, как самого легкого, со свистом отшвырнуло куда-то в сторону, в самую гущу тумана.

Не раздумывая, Крысолов рванул за ним:

— Лек! Ле-ек!!!

Одно щупальце с громким хлюпающим звуком прилипающих к асфальту присосок хлопнулось на землю прямо возле него, заставив тут же остановиться. С трудом сдерживая рвоту, он смотрел на этот отвратительный, покрытый бородавками и водянистыми полупрозрачными присосками отросток. Второй отросток шлепнулся с другой стороны, и Крысолов оказался будто между раздвинутыми указательным и средним пальцами.

«Значит, тварюга знает, куда нужно класть свои отростки, — пришло на ум объяснение. — Не получилось смести — будет пытаться придавить!»

В том месте, куда, по подсчетам Крысолова, отлетел Лек, лежал лишь его шлем. Он поднял его, огляделся по сторонам. Щупальца тем временем оторвались от земли, взмыли вверх.

— Лек, мать твою! Секач! Серега, сюда! Только не стрелять!

Краем глаза он успел увидеть, как сверху на него снова падает черный отросток. Инстинкт самосохранения — великое дело, за него по возвращении в Укрытие следует выпить не одну бутыль в «Андеграунде», и пускай только Петрович попробует не поставить самой ядреной!

Разбив под собой асфальт, сотряся землю подобно упавшему астероиду, щупальца повалились крест-накрест, накрыв аккурат то место, где только что стоял Крысолов.

— Как вам наши игры?.. — детский голосок и чье-то прикосновение к спине.

— Секач! — выкрикнул Крысолов, уставившись в клубящееся облако.

— Здесь я, — послышался знакомый голос, и облако исторгло из себя грузное тело оглядывающегося во все стороны Сергея.

У Крысолова отлегло от сердца. Щупальца уже поднялись, и вот-вот следовало ожидать их падения. Он подхватил напарника за локоть и указал на место впереди, где туман поредел и сквозь него просматривались темные силуэты многоэтажных домов.

— Там укроемся! — выкрикнул он и подтолкнул Секача вперед.

Они уже рванули было туда, позабыв, что бежать-то как раз нельзя, как вдруг в том месте, где туман просветлел, обнажив широкий проем в кирпичной стене — проезд со шлагбаумом, открывающий путь к многоэтажкам, они увидели всех детей…

Пятеро стоявших друг подле друга мальчишек в одинаковой одежде и четверо девчонок, как маленькие хористки на подиуме в протестантской церкви, в белых туфельках и гольфах, с белыми же бантиками, перед ними. Праздничные наряды, праздничные прически. Но они больше не улыбались и не смеялись, на их лицах застыли участливость и интерес. Так, будто невидимый фотограф попросил их сосредоточиться на его фотоаппарате, возможно прибегнув к старому и весьма глупому способу концентрации внимания, пообещав детям, что из объектива вылетит птичка.

И если бы не присматриваться… Если бы не подходить к ним ближе… все могло бы показаться нормальным. Дети как дети, ничего особенного. Если бы не маленькая деталь… Если бы у них были глаза, а не черные, неестественно круглые впадины…