Сергей Малицкий - Блокада Страница 43

— Какое мясо? — не понял Коркин. — Что-то я пока что ни одной коровы не заметил, да и камень кругом. Где тут коров пасти?

— Разве я что-то сказал о коровах? — поднял брови отшельник.

Филя рванул крышку люка, нырнул вниз, присадив сам себе резаком по колену, но не заорал, а, прикусив губу, пополз к воротам, в которые Пустой почти упер передок вездехода. От выщербленного камня пахло кровью и гнилым мясом. Камень казался жирным. Филя с трудом сдержал тошноту, бросил быстрый взгляд между колесами в сторону, разглядел Пустого, который все еще шел навстречу странной троице, и выполз к воротам. Они были сварены грубо, но на совесть, к тому же не раз подновлялись, хотя последние ремонты вряд ли были сделаны мастером: поверх склепанных полос наваривались какие-то бесформенные куски. Тяжелый засов лежал на крепких скобах и был ниже капота вездехода всего лишь на локоть. По нижнему краю воротин тянулась тяжелая цепь, почти вросшая в камень.

«Вряд ли они ходят через эти ворота, — понял Филя, — есть у них и другие ходы, точно есть. Поэтому и не волнуются, и не торопятся».

Однако мальчишке нужно было торопиться. Заряд, конечно, следовало экономить, но Филя решительно включил двойной режим: резки и отсоса. Резак чуть слышно загудел, мальчишка замер, огляделся, но возле самых ворот охранников не заметил. Филя вывел короткий и узкий луч и принялся резать звенья, каждое из которых весило не меньше набитого с вечера мешка. Металл поддавался неплохо, но все-таки успевал прогреваться, и дымить начинала уже земля. «Вроде как мотор парит», — успокоил себя Филя и, осадив ногой сразу два рассеченных звена, поднялся с резаком к засову. Бросил взгляд влево, вправо и замер. Со стены на него смотрел переродок. Он ничем не напоминал Хереста и вообще показался бы Филе обычным человеком, если бы не глаз. Глаз у него был всего один, но располагался он не там, где положено правому или левому глазу, а скорее в центре лица, и переносица огибала его по дуге с одной стороны. Переродок торжествующе ухмыльнулся и, вытащив из-за металлического ограждения ружье, приложил его к плечу и прищурился, явно намереваясь пристрелить мальчишку при малейшей попытке перерезать засов. И в то же мгновение вверху фыркнула тетива, и стрела разом лишила переродка зловещего прищура.

— Шевелись, Филя! — зашипел, высунув голову из люка, Рашпик. — Благодарить будешь Ярку. Давай быстрее. У Пустого что-то не складывается разговор.

Филя закончил через полминуты. Убедился, что засов дрогнул, хотел толкнуть ворота, но тут же укорил себя за безмозглость и, собирая на взмокшее лицо пыль, скользнул внутрь машины.

— Садись, — быстро освободил место водителя Коркин. — Смотри! Стекло, оказывается, опускается в дверях. Сишек подсказал, как сделать.

Филя с недоумением покосился на вновь закатившего глаза старика, с благодарностью кивнул Ярке, которая сидела с луком в руках, занял место водителя и посмотрел влево. Пустой все еще о чем-то говорил со странной троицей. Худого и стройного Филя не мог рассмотреть, а переродок-шар, рядом с которым сам Пустой казался невысоким худышкой, стоял в пяти шагах от него, опираясь о камни мостовой огромными ручищами. Херест стоял с другой стороны, наставив на Пустого дробовик.

Филя придержал рычаг крыши и, запустив на секунду гидронасос, стравил с негромким шелестом избыток давления через клапан.

— Подними крышу, — попросил Коркин. — Или стекло опусти. Я этого мелкоротого в прицел поймаю.

Филя не успел. Пустой вдруг дернулся, сделал какое-то резкое движение, левой рукой рванул на себя невидимого наблюдателям из машины собеседника, а правой выхватил короткоствол и разрядил его в лоб Хересту. И в это мгновение переродок-шар взревел. Огромные ручищи поднялись вверх, а рот открылся где-то там, где у нормального человека должна была бы находиться грудная кость, заставив Филю второй раз за последние минуты похолодеть. Пустой несколько раз выстрелил в чудовище, но оно продолжало с ревом идти на механика. И тогда Пустой рванул с пояса рожок Вотека. Раздался громкий хлопок, Пустой едва не повалился на спину, а круглый с визгом отлетел на десять шагов и заскреб толстыми пальцами по камню.

— Рашпик, — прошипел Филя, — нижний лепесток задней двери! Рычаг влево!

Пустой держал за горло длинноволосую девку. Она не сопротивлялась, а пятилась вместе с механиком. Ее руки были затянуты петлей и крепились все к тому же левому запястью Пустого. Она пятилась вместе с ним, но в каждом ее движении чувствовалась сила и злоба.

Раз за разом круглый переродок пытался встать на ноги и догнать Пустого с его пленницей, но механик снова и снова отправлял того катиться по камням.

— Дурак ты, механик, полный дурак, — расслышал высокий голос незнакомки Филя, когда Рашпик опустил нижний лепесток задней двери.

— Пустой я, — словно уговаривал пленницу механик.

— Богл не простит тебя, — повторяла девка. — И Фёкл не простит тебя. И я не прощу тебя, механик. Ты сдохнешь.

— Непременно, — отвечал Пустой, бросая быстрый взгляд то на продолжающего визжать великана, что в очередной раз поднимался с камня, то назад, то на стены. — Но не сегодня. И ты тоже.

Пустой оттолкнул ее, только сев на нижний лепесток двери. В то же мгновение Рашпик потянул рычаг, механик кувырнулся через голову внутрь, а Филя подал вездеход вперед. Тут же загремели выстрелы, пули и стрелы застучали, защелкали по кузову, но ворота уже натужно скрипели, распахиваясь и выворачивая из мостовой камни, а потом затрещали кости: человеческие кости и черепа, которыми была усыпана улица за воротами.

— Ишь чего захотели, — проворчал Пустой. — Машину в подарок Боглу, Ярку в подарок Фёклу, а меня за оказанное мною почтение съедят в последнюю очередь. Раздери их на части, все гостинцы Вотека потратил на эту мерзость!

— О чем же ты там с ними говорил? — округлил глаза Рашпик.

— Торговался, — усмехнулся механик. — Сначала они хотели съесть меня первым. Из уважения.

25

Ярка прижималась к Коркину постоянно, словно прикосновение к нему носом, щекой, хотя бы мизинцем было необходимым условием ее жизни. Даже когда Кобба заметил бредущего по стене переродка с ружьем и с предостерегающим шипением ткнул в его сторону пальцем и недотрога схватилась за лук, она упиралась в плечо скорняка коленом. Сонный Сишек внезапно ожил, потянулся к пульту, и стекло правой двери поползло вниз. Ярке объяснять ничего не потребовалось, тетива фыркнула мгновенно — и переродок осел за побитым ржавчиной ограждением. Сишек тут же вернул стекло на место, а Ярка вновь уткнулась носом в плечо скорняка, прильнула к нему, как холодный родник к тонкой речушке. Потом же, когда вездеход перемолол колесами человеческие кости, миновал квартал, составленный полуразрушенными и обгоревшими зданиями, и выкатил к границе действительно огромной площади, заполненной разномастным народом и палаточками, шатрами, навесами, кибитками, в центре которой возвышалась гигантская каменная фигура человека с расставленными, словно ветви еловника, руками, Ярка вовсе вцепилась тонкими пальцами в рукав скорняка, словно сейчас, сию секунду он должен был вырваться и исчезнуть навсегда. А когда Пустой остановил машину и обернулся, чтобы что-то объяснить отряду, недотрога вдруг зарыдала. Завыла в голос, почти захлебнулась слезами, словно только теперь поняла, что ее ребенок сгинул, погиб страшной смертью, и от него у недотроги ничего не осталось, кроме вот этих слез, неизбывной, непроходящей боли и твердого плеча молчаливого скорняка, что однажды сунул ей в руки крохотные валенки, а на вопрос о цене только махнул рукой и тут же отвернулся, чтобы скрыть заблестевшие глаза.

Коркин осторожно приподнялся и в тишине, которая от рыданий Ярки не рассеивалась, а только сгущалась, шагнул в отсек, приподнял недотрогу за плечи, сел на ее место, взял ее на руки и прижал к себе, словно плачущего ребенка. Рук беспокойно зацокал, подполз к хозяину и уткнулся носом в бок Ярки.

— Вот и хорошо, — выдохнул Кобба. — Слезам выход надо давать, а то в сердце пойдут. Разорвать может сердце от слез.

— Теперь к делу, — заговорил Пустой, когда рыдания утихли. — Мы добрались до главной площади города. Судя по тому, что я узнал на Ведьмином холме, это общая территория. Здесь запрещены военные действия. Только торговля, обмен, отдых, развлечения. Жестко преследуется воровство и жульничество. Однако возможны поединки. Один против одного. С официальным вызовом. Согласия вызванного не требуется. Поединки проводятся с применением холодного оружия. Так что будьте аккуратнее, никого не раззадоривайте, языки без дела не распускайте. Нам лишние приключения не нужны. Ясно?

Спутники напряженно молчали.

— Брать, что плохо лежит, не советую тоже, — строго посмотрел на Рашпика Пустой. — Всякий нарушивший правила объявляется врагом Города. Его клан перестает допускаться на площадь до тех пор, пока виновник не будет предан суду. Суд быстрый и жестокий. Властвует тут некто Чин. Понятно?