Андрей Щупов - Тост за Палача Страница 43

— Но я… Вы же не можете так просто…

— Могу. Я, дорогой мой, все могу, — мужчина брезгливо покривился и неспешно приблизился к столу. — Честно скажу, раздавил бы тебя сразу, но кое-что для начала ты сделаешь.

— Я не буду ничего делать!..

Темные глаза мужчины неожиданно и противоестественно надвинулись вплотную, стали пугающе большими.

— Ты сделаешь все, о чем я попрошу. Без возражений и самым аккуратным образом. Ты понял меня?

Голова Альберта Полуяновича мелко затряслась. Сказать «нет» он попросту уже не мог. Глаза незнакомца явственно жгли, парой шурупов сверлили мозг.

— Тогда слушай и запоминай. Сначала ты сотрешь эту гадость. — Гость кивнул в сторону мониторов. — Все кассеты, какие есть. А потом накажешь своих собратьев. САМ накажешь. Мужчина ты крепкий, так что, думаю, справишься. А сейчас ты сядешь и напишешь заявление в органы. Я тебе помогу. И получится у нас с тобой все тип-топ. Пока письмо дойдет, ты уже и с подельниками разрешишь все проблемы. Конечно, придется посидеть — и немало, но иначе мозги тебе не прочистить.

Склонив голову набок, Палач оглядел комнатку, задержался взором на узенькой кушетке возле стены, вновь вернулся к хозяину кабинета. Оглядев преподавателя физкультуры с ног до головы, оценивающе прищурился. Подтянутый, где-то даже симпатичный. Иметь такого в мужьях мечтала бы не одна сотня женщин. Выстави на российский аукцион, купили бы без разговоров. Еще и цену взвинтили бы до хорошенькой суммы. А вот метатело Альберта Полуяновича явно подкачало. Мощное и складчатое, оно было даже не коричневым, а черноватым. Словно тронутый гниением гриб шампиньон. Отходящие в стороны ласты-мантильи судорожно шевелились. Судя по их размерам человек этот действительно был не самым слабым. И обаять, и заставить, и придушить мог проще простого. Во всяком случае, с детьми это у него наверняка получалось. Приобнял одной «ластой», чуть приласкал другой, предупреждающе стиснул третьей.

Впрочем, сейчас у насильника вряд ли что могло бы получиться. Ужас помутил его сознание, заставил предательски дрожать колени. Это было стыдно и непривычно, но Альберт Полуянович ничего не мог с собой поделать. Пожалуй, никогда в жизни он так не боялся. От гостя исходили пугающие флюиды, сходу заставляющие верить в самую стервозную мистику. Этого не могло быть, но это было! И краешком сознания Альберт Полуянович понимал — прекратить ужас он мог только немедленными действиями…

Собравшись с силами, поклонник юных тел ухватился за тяжелый офисный стул. Всего-то несколько хорошеньких ударов! Сначала по черепу, а потом по хребту. И парочка свирепых пинков под ребра. И все! Весь этот бред разом завершится…

Подхваченный за спинку стул стремительно взмыл вверх, вывихивая пальцы, с той же стремительностью опустился. Не на спину страшного гостя, а на голову физкультурника. В глазах слепяще вспыхнуло, от боли Альберт Полуянович задушенно вскрикнул.

— Угомонись, касатик! В следующий раз сделаю еще больнее.

Неведомая сила небрежно сграбастала учителя физкультуры за горло, рывком подтянула к столу. При этом жутковатый гость даже не сдвинулся с места.

— Садись, лесоруб. — Палец незнакомца указал на кресло. — Бери бумагу, пиши. И не скули. С таким отношением к боли на зоне тебе придется, ой, как трудненько!

Обильно потея, Альберт Полуянович придвинул к себе чистый лист, корявым почерком вывел: «Заявление в органы внутренних дел…»

Все та же незримая сила продолжала стискивать его тело. Более того, она сумела каким-то образом пробраться и внутрь, ворочаясь гигантской змеей, небрежно тиская и перебирая его мокрые потроха. Альберт Полуянович был не просто напуган, он был сломлен и раздавлен. Вторгшийся в его кабинет незнакомец не собирался мериться с ним силой, бороться и что-то там доказывать. Все с той же брезгливой гримасой на лице и некоторой даже усталостью, он диктовал насильнику строки покаянного письма. Он не куражился и не ликовал, он просто делал свое дело — обыденно, привычно, без малейшего азарта. Стоял и ждал окончания неприятной процедуры.

— Написал? Наконец-то! Как же ты медленно пишешь, будто и в школе не учился… Ладно, бери конверт и запечатывай письмо. Надеюсь, конверты у тебя имеются?… Вот и хорошо. А как запечатаешь, поговорим о главном, потому что это главное тебе придется усвоить крепко-накрепко… — Палач скорбно вздохнул. — Сколько же вас развелось! Ты даже представить себе не можешь. Иногда я с ужасом думаю, что мне придется заниматься вами всю свою жизнь.

Альберт Полуянович сухо сглотнул. Ни возражать, ни просить о милосердии он уже даже не пытался…

Глава 24

Ожидая своей очереди, Миронов развлекался тем, что время от времени прихлебывал из бутылочки ядовито-зеленый «Тархун» и вслух зачитывал наиболее выразительные газетные перлы. Впрочем, выразительным было практически все, чему в немалой степени способствовал уровень нынешних журналистов. Как выразился один из эстрадников, современные акулы пера давно уже не писали, а жестикулировали.

— «Великолепное германское средство „Форшнапс“! — торжественно озвучивал чужую жестикуляцию Миронов. — Удобно в применении и дозировке, безболезненно и эффективно способствует работе кишечника. Только с применением „Форшнапса“ опорожнение вашего кишечника будет происходить однократно и сочно, с чувством глубокого удовлетворения.»

— Да уж, чувство глубокого удовлетворения — это привлекает. Там так и написано — «сочно»?

— Я что, выдумывать буду? Конечно, написано. А вот еще смешнее… «Сеть магазинов „Альфонс“! Препараты немецкой фирмы „Мяу-Бляу“ для настоящего сексуального опьянения. Надежно и безотказно в любом возрасте! Любовные капли и пролонгаторы, эротические кремы. В аптеках работают настоящие профессионалки!»

— Профессионалки — это как?

— Наверное, те, что надежны и безотказны в любом возрасте. То есть, если хочешь, конечно, настоящего сексуального опьянения.

— Заходил я раз в ихний «Альфонс» — пробурчал сержант Голиков. — Одни грымзы за прилавками. Стоят, улыбаются, салфеточками фалосы протирают. Они без того сияют, а им все мало.

Миронов гоготнул.

— Тут и про это есть, послушайте! «Вас мучит половая дисфункция? Нет проблем. Приходите к нам. Анонимно, быстро и кардинально мы разрешим все ваши затруднения.»

— Я помню, тоже возил кота на кастрацию. — Опять забубнил Голиков. — Он так у меня от этой дисфункции страдал, что тапки домашние насиловал. Вот я и решил ему помочь. Как говорится, быстро и кардинально. Так сеструхи меня потом чуть не убили. Радости, мол, животное лишил. Садюга, мол, ненормальный!

— Сеструхам-то — по сколько?

— Да старше меня будут. Что характерно, обе за мужем.

— Тогда понятно…

— Чего тебе понятно?

— А то, чего тебе, молодому, еще непонятно.

Скрипнула дверь, вошел отдувающийся Андрюхин, без слов плюхнулся на стул.

— Ну как?

— Полный атас. Народ в коридоре бузит. Опять паспорта заканчиваются. Дежурный через минуту к ним выбегает, успокаивает. Сема Эсес тоже рвет и мечет. В смысле, значит, рвет волосы, а мечет икру.

— Так он же лысый.

— Я в переносном смысле.

— А-а… Ну, а особисты что?

— Ясное дело, вопросы задают. И все про Палача. Будто и нет других тем. Почему, мол, не выделили в особое направление, почему раньше не начали бить тревогу, почему не обращали внимание на аномальные факты.

— А ты чего?

— Я, понятно, в отказе. Молчу, как партизан. Я, что ли, должен бить тревогу?

— Молодец! Ну, а они чего? За щипцы с иголками, небось, взялись?

— Да нет, они спрашивать продолжают! Гестаповцы, блин! Под кожу лезут и лезут. А Сема наш красный сидит, на табурете вертится, все подмигивать пытается.

— Ага, типа, отмазки от нас ждет. Напомнить бы ему, горлопану, как он нас склонял за аномальщину.

— Он тебе напомнит потом!

— Когда это?

— А вот уедет комиссия — и напомнит.

— Так это… Вы чего сидите-то? — Андрюхин, встрепенувшись, кивнул на дверь. — Теперь вас зовут.

— Кого именно?

— Обеих. То есть, в смысле, обои должны идти…

— Бардак, — промычал Потап, поднимаясь. — Как есть, бардак. Вместо работы паримся тут, ждем неизвестно чего.

— Считай, уже дождались, — утешил Миронов. Аккуратно свернув газетку, спрятал в карман. — Это я для тестя. Он у меня всегда «Крокодилы» с «Бурдой» любил.

— «Бурда» — вещь хорошая, только ты это… — Шматов хмыкнул. — Застегни сначала пуговки. Да не здесь, у ворота…

Неделикатный Голиков громко захохотал.

Собственно, бардак в отделе начался не сегодня, а значительно раньше, когда по стране только-только объявили о смене паспортов. В первые же недели люди потянулись в милицию, сначала робко и в одиночку, а потом бурливыми колоннами. Поскольку паспортный стол располагался на первом этаже, то очень скоро путь в родные кабинеты значительно осложнило людское коловращение. Даже чтобы забежать к товарищу за чистым бланком, теперь приходилось крепко потолкаться. А более всего раздражала сама первопричина. Ведь что такое паспорт? Архаизм, наследие тоталитаризма, ксива, которая подделывается проще, чем доллар. И мало кто сомневался, что в самом недалеком будущем паспортный режим станут вспоминать точно так же, как сейчас вспоминают талонную и карточную систему. А вот поди ж ты! — бумагу продолжали переводить, людей отрывали от работы, милицию — от дела.