Илья Бердников - Вояж Проходимца Страница 44

Лодку довольно быстро несло течением: берега неслись мимо со скоростью бегущего человека, а то и быстрее. Вот только солнце тоже не медлило, и теперь его лучи освещали вершины только самых высоких каменных Столбов.

— Когда солнце сядет, красные псы выйдут на охоту, — зачем-то повторил Чино.

Мне стало понятно, что охотнику тоже не по себе. Что ж, тем хуже! Если остальные могли пугаться неизвестного, так как не знали, с чем им придется столкнуться, то охотник знал всю опасность нападения красных псов, и то, что он волновался, означало, что опасность эта не выдуманная.

Кстати, гивера, которая благополучно продремала все время, пока находилась в лодке, теперь была явно встревожена и сосредоточенно нюхала воздух, поставив передние лапы на левый борт лодки. Я погладил ее и ощутил, как напряжены крепкие мышцы под шелковистой шкуркой: Маня была готова действовать в любой момент, тоже считая, что сложившаяся ситуация опасна.

Теперь и я мог наблюдать, как в тени, ниже границы закатного освещения, время от времени появляются темные силуэты, перелетающие со Столба на Столб. Мне трудно было оценить размер тварей навскидку, но очевидно было, что это не чайки и даже не орлы: габариты этих шустрых существ внушали уважение. Движения их не напоминали хаотичное трепетание летучих мышей, но были мощны и грациозны. Я с радостью посмотрел бы, как красные псы охотятся и хватают добычу. Но только на экране телевизора. Созерцание этих летающих тварей непосредственно у себя над головой не доставляло мне никакого эстетического удовольствия, скорее наоборот: внушало страх за свою шкуру. Наверное, такое же чувство испытывают затаившиеся в ночной траве мыши, когда наблюдают за неслышным и плавным полетом совы. Не думаю, что они им восхищаются.

От созерцания перелетающих со Столба на Столб теней меня оторвал тяжелый, острый запах, напоминающий одновременно вонь зверинца и смердение разлагающегося мяса, приправленный пикантным оттенком аммиака.

— Их гнезда где-то здесь, — не удержавшись, шепнул я Саньку, на что тот судорожно кивнул головой.

— Внимание, сеньоры! — подал голос Чино.

Последний луч заката сорвался с вершины самого высокого Столба и ушел вверх, в глубину темнеющего неба. Как только это произошло, множество черных на фоне розового неба силуэтов сорвалось с потемневших Столбов и закружилось вокруг этих «пальцев великана» в многочисленных хороводах.

Внизу, в ложбине реки, было уже достаточно темно, чтобы опасаться милого визита этих силуэтов. Очевидно, такие мысли вертелись не только у меня в голове: напряжение в лодке перехлестывало через борта.

— Они не… нападают? — с надеждой пропыхтел Шварц, сорвавшись на хрип в слове «нападают».

— Возможно, недостаточно темно? А, Чино?

— Не знаю, сеньор Лука. Но лучше, если бы это было так. Еще немного — и мы достаточно удалимся от них, чтобы…

Громкий хрип прервал охотника. Развернувшись на звук, я почувствовал, что от моих ушей к копчику устремилась целая лавина ледяных мурашек: я действительно был напуган.

Тонкий но мощный луч осветил участок скалы и расщелину на ней. Из расщелины торчало несколько уродливых круглых голов с огромными фасеточными глазами. Блеснули зубы в самом невероятным образом распахнутых пастях, хрип усилился… и тут же смолк: твари спрятались от луча фонарика в руке Луки. Но я успел рассмотреть причину, по которой этих тварей прозвали красными: их короткая шерсть действительно отливала красно-рыжим оттенком. Злой, захлебывающийся лай указал и на то, почему их отнесли к псам.

— Это детеныши! Сеньоры, не стреляйте! Выключите свет!!!

«Если это детеныши, то каковы размерами их родители?!» — панически пронеслось в моей голове.

Лука послушно погасил фонарик, который, кажется, извлек из медицинского набора.

— У них пасти и вдоль, и поперек! — затараторил Санёк, захлебываясь словами. — Как лепестки цветов! В такую и голова поместится! Ох, елки-палки, и зачем я на эту гребаную поездку согласился? Идиот хренов! Сидел бы сейчас…

— Тишина! — Лука ткнул кулаком Санька в плечо, и штурман умолк.

«Я тоже „идиот хренов“, — мелькнуло у меня в голове. — Знал ведь, что не следует с контрабандистами связываться…»

— Снижаются, — прохрипел Шварц, игнорируя приказ о тишине.

Действительно, темные хороводы, кружащие вокруг Столбов, понемногу теряли высоту, опускаясь к реке, и, соответственно, к нам.

— Гребите, сеньоры!

Снова в ход пошли весла. Санёк попытался грести прикладом, но получил нагоняй от Шварца. Я, недолго думая, вырвал доску, распирающую борта, и стал грести этим импровизированным веслом. Борта в этом месте сошлись немного, но не настолько, чтобы как-то повредить лодке или ухудшить ее плавучесть.

— Давай-давай! — Шварц оглядывался выпученными глазками на кружащиеся силуэты. — Саша, не троньте доску, а то борта совсем схлопнутся!

— Тем нельзя, этим нельзя! Чем же грести-то?

— Простыней своей! — Лука скалил зубы в лихорадочной усмешке.

— Сами ей и гребите! Издевается он! А еще врач!

Лодка подпрыгнула на белом буруне между сузившихся берегов и выскочила на широкую воду. Река в этом месте делала плавный поворот в довольно широком, огражденном невысокими скалами русле.

— Вроде прошли, сеньоры, — неуверенно сказал Чино. — Миновали Столбы. Раз сразу псы не напали, значит…

И в этот момент кружащие сзади нас тени рухнули вниз.

Темные хороводы рассыпались на тонкие ручейки, в которых каждая крылатая тварь практически полностью сложила крылья и перешла в прицельное пике, моментально набирая скорость.

Я даже не успел схватить автомат: раскрытые пасти, напоминающие усеянные зубами цветы, горящие ненавистью глаза, направленные на меня длинные когти мощных лап — все это за долю секунды оказалось совсем рядом, и все, что я успел сделать, — вскинуть над головой доску-весло.

Удар!

Доску вырвало из рук, чуть не лишив меня ладоней. Перед носом лодки сильно плеснуло. Одновременно грохнуло так, что я, упав на колени, нырнул головой в плечи. Какой-то визжаще-хрипящий комок покатился по лодке, разбрасывая во все стороны клочья, вывалился за борт. Нажимая ударами воздуха, над головой мелькали крылья…

— Стрррел-ляааа!!!

Я сделал самое разумное, что возможно было в этой ситуации: схватил АК и, перекатившись на спину, стал бить короткими очередями в проносящиеся над бортами тени.

Ра-та-та! Ра-та! Ра-та-та-та!

Сменить рожок, благо их несколько под боком, заранее наполненные патронами — Шварц словно знал! Хлопанье огромных крыльев. Передернуть затвор, снова ствол в небо… не успеваю!

Грох! Грох!

Нацелившая когти в мою грудь гадина сбилась с траектории, ушла вбок, обрызгав меня чем-то влажным. Еще раз спасибо дяде Шварцу. На этот раз — за своевременную огневую поддержку.

Ра-та-та! Ра-та-та! Ра-та!

По лицу ударил кончик крыла, резкий визг, хриплый крик (визжал крылатый, орал я).

Лодка ударилась обо что-то носом, подпрыгнула, завертелась, опасно кренясь. Стрелять стало практически невозможно, но тени мелькали, и я продолжал всаживать в сумерки скупые очереди, предпочитая, чтобы между мной и тенями стояла прерывистая преграда вспышек огня, бьющего из окон дульного тормоза. Мелькающие в свете выстрелов силуэты с когтистыми лапами под брюхом движутся словно бы рывками — сказывается эффект стробирования. И это придает происходящему эффект ненатуральности, кинематографичности.

Ра-та! Ра-та-та! Ра-та-та-та!

Отщелкнуть рожок, отшвырнуть его в сторону, чтобы не путался между полными, вставить новый, рыская по сторонам выпученными глазами, ударить ногой в мокрую зубастую морду, появившуюся над бортом…

Лодка снова задрожала от ударов, борта ходили ходуном.

Ра-та-та-та-та!

Еще один рожок опустел.

Я лихорадочно быстро сменил рожок, в очередной раз посетовав про себя, что не было возможности смотать изолентой магазины попарно, что увеличило бы скорость перезарядки, передернул проклятый правосторонний затвор, поднял ствол и…

И не выстрелил.

Тени уже не метались прямо над бортами лодки — они поднялись выше и, покружившись немного, уносились куда-то, растворяясь в сгустившемся мраке.

Я осторожно приподнял голову над расщепленным краем борта (то ли твари погрызли, то ли дробь из обреза Шварца поработала), всмотрелся в окружающую тьму. Действительно отступили.

Во внезапно опустившейся тишине стали слышны тихие ругательства и кряхтенье. Стало быть, я не один остался в лодке.

Вспыхнул острый луч фонарика, осветил лодку вдоль, заставив меня болезненно сморщиться.

— Погаси, погаси свет! — Судя по голосу, это сипел Шварц.

— Уже погасил. Вроде все на месте. Как, все живы-здоровы?