Сергей Попов - Я иду Страница 44

– Заткнись!..

В следующую секунду откуда-то снаружи послышался громкий металлический грохот, удары стекла, лестницы эскалаторов оглушительно задрожали, и до моих ушей донесся мерзкий утробный хрип, что не под силу повторить ни людям, ни всем известным животным.

«Надо было закрывать за собой ролле ты…» – запоздало подумал я.

– О нет… нет-нет-нет!.. Это они!.. ЭТО ОНИ! – заныл парень и, продолжая целиться, испуганно завертел головой. – Нужно бежать… нет-прятаться…

– Не хватит времени – они уже рядом, – скривился я, – наше спасение – ролъставни на входе, но они ничем не закреплены – нет замка.

– И что же делать?..

– Для начала убери ствол и бегом искать хоть что-то, что сможет закрепить их, – пояснил я, – монтировку там… железку какую-нибудь – хоть что-то! – бросился ко входу и обернулся – тот стоял, как камень. – Ты чего стоишь? Жить расхотелось?.. Делай, что говорят! Сейчас же!!

Паренек, видимо, расслышал только последнюю фразу и запоздало помчался на поиски.

Проводив его недовольный взглядом, я рывком опустил роллеты и засунул в просторную петлю нож:, надеясь, что это позволит выиграть хотя бы немного времени…

…А хрипы раздавались все ближе, ближе…

Квартира Айса находилась на втором этаже полуразвалившегося жилого здания с осыпавшимися балконами, глубокими трещинами, сквозными дырами и багровой порослью на стенах. И благо это не мерзкие лианы, способные превратить даже самое надежное убежище в протравленный серым пухом погост. Найти жилище оказалось несложно – у нее одной имелись целые металлические решетки, местами заставленные деревянными досками, дабы не привлекать чужого внимания – будь то морф или человек. А вот остальные окна такой роскошью похвастаться не могли и все как один смотрели на нас мертвыми глазницами, ничем не отличающимися друг от друга, тонули в однообразии, выглядели скучно и неприметно до тошноты. Однако среди них все же нашлось одно окно, сумевшее не только привлечь наше внимание, но и нагнать жути – самое верхнее. Оно единственное сохранило шторы, теперь больше напоминающие рваные тряпки и ежесекундно вылетающие из темной квартиры, колышась на ветру, как привидение. Такой эффект усиливал еще и монотонный гул, вырывающийся вместе с ними и наделяющий окно каким-то необъяснимым мрачным шармом…

– Вот и пришли, – провозгласил Айс после длительного молчания, а сам, не дожидаясь меня, вошел в порушенный холодный подъезд, – иди за мной, а то потеряешься. И смотри в оба – здесь потолок плохой, крошится, может по голове прилететь.

– Спасибо за предупреждение, – поблагодарил я и вошел следом, – запашок здесь конечно…

Послышался смешок.

– А чего ж ты хотел-то? – удивился Айс. – Сколько уже времени здесь все преет лежит, вот тебе и запах, – шумно отпихнул гнилую батарею, – потерпи уж, немного осталось.

Я промолчал.

В самом подъезде стояла духота, пахло сыростью, гнилью, тянуло холодом, всюду валялся хлам. На прикрытых темнотой голых стенах рос мох, потолок, кое-где имеющий заметные паутины трещин и даже дыры, сочился водой, хрустел, осыпался, роняя на захламленный пол то мелкие осколки, то крупные куски бетона и плитки. Сам же пол сплошь покрыт всевозможным строительным мусором, старой сгнившей одеждой, колотыми стеклами, какими-то коробками, мокрыми протухшими газетами, банками. Возле осыпавшейся, без четырех ступеней и перил, лестницы валялись три ржавых велосипеда – два детских трехколесных и один спортивный. Чуть в стороне – большая батарея, а рядом – оторванная внутренняя дверь с глубокими вмятинами.

Отшвырнув ногой громоздкую коробку, Айс в два прыжка очутился на лестничной клетке и, протянув мне руку, окликнул:

– Руку, Сид, – здесь лестница коварная, запросто можно все ноги переломать.

– Ты со мной… – подал я руку и, кряхтя, поднялся, – как с калекой каким-то, ей богу, возишься! Что ж у меня ни рук, ни ног, что ли, нет?

– Почему же, есть. Я просто предостерегаю, чтобы ты потом не жаловался, – поспешно ответил тот, – а то я тебя на себе, уж извини, тащить не смогу – пополам сломаюсь скорее.

На это я ничего не сказал.

– Предлагаю по лестнице подняться – лифт… сам понимаешь, – промолвил он, смахнув с капюшона натекшую воду.

– Веди, – согласился я и на всякий случай вооружился арбалетом.

– Да арбалет можешь убрать – морфов здесь нет: не любят они что-то сюда заглядывать, – успокоил Айс и углубился в темноту, – нагоняй давай!

Поравнявшись, мы оба поднялись на этаж выше.

Здесь мусора поменьше, но зато не так сухо, как на лестничной клетке первого этажа – кое-где отсвечивали немаленькие лужи, изредка плещущиеся под редкими ударами мелких камешков, сыплющихся с хрупких совсем не безопасных стен. В том, что этому дому осталось пожить немного, я не сомневался: стоит здесь пробежаться хотя бы вчетвером, или, не дай бог, взорвать гранату – тут же развалится, как песочный замок. А судя по тому, с какой громкостью трещал пол – дома отведена неделя, максимум – две.

– Постой-ка, – приостановил Айс, а сам подошел к ржавой решетке, приделанной к двери, обитой грязно-бежевым дерматином, просунул руку, выпустил клинки и откупорил защелку, – вуаля! – с мерзким скрипом открыл решетку, толкнул входную дверь. – Проходи пока, располагайся, а я нас закрою. Так… на всякий случай.

Я прошел внутрь промозглой сильно замшелой квартиры со вздутыми обоями, как-то скромно скинул капюшон, осмотрелся – коридор украшали картины, искусственные растения, висело небольшое настенное зеркало.

– Вот это да! – обрадовался я и, протерев рукавом лицо, быстренько пригладил волосы и взглянул в отражение. На меня смотрел хмурый небритый мужчина с утомленным взглядом и тусклыми прищуренными глазами, как у волка. Я повертел головой и так и этак. – Поспать надо нормально, да и побриться бы не мешало, а то зарос, как черт.

Раздался негромкий, но достаточно сильный металлический удар, хлопнула дверь.

– Вижу, уже осваиваешься, молодец, – похвалил Айс, тоже стянул капюшон, снял жутковатый респиратор, – проходи в комнату, не робей, – открыл мне облупленную деревянную дверь, – сейчас подкрепимся, отдохнем.

– Неплохую ты себе берлогу заимел, конечно, – проговорил я, входя в просторную утонувшую в темноте комнату, где практически ничего не видно, разве что просторный диван, шкаф и местами осыпавшийся подоконник с зарешеченным окном. Подойдя к нему, я посмотрел через прутья на окрестности, увидел разрушенную церковь вдалеке, и добавил: – Все лучше, чем сырой подвал с крысами и тараканами…

– Соглашусь, – послышался голос Айса из коридора, – правда, я тут был давно, еще до катастрофы, – прошел в комнату, чем-то зашуршал, – но это не моя квартирка.

– А чья?

– Друга, – и добавил: – Раньше общались просто…

– Понятно, – буркнул я, – я закурю?

– Кури, чего спрашиваешь? А я пока костром займусь.

Я закурил.

– Слушай, у тебя воды нет?

– А у тебя нет разве?..

– Да нет, я побриться хочу, а то смотреть на себя страшно – как дикарь, – объяснил я, – так есть или нет?

– А-а… – протянул Айс, гремя чем-то в темноте, – знаешь где посмотри… – задумался, вспоминая, – на кухне, под мойкой. Там вроде должна была быть канистра.

– Ладно, найду, – и, затушив окурок об подоконник, кинул в окно и вышел из комнаты.

Завернув направо, я прошел на небольшую кухню со сломанным столом, упавшим набок холодильником и обросшей мхом гарнитурой с виднеющейся на вытяжке темной полосой. Но когда подошел к затопленной мойке с плавающими листьями и пластиковыми бутылками, меня чуть не стошнило – в воде плавали две полуразложившиеся крысы. Повертев головой, отметая вонь, я нащупал ручку пластиковой канистры и вышел.

– Ну-с, попробуем… – вздохнул я и, поставив канистру, открутил крышку, скинул мешок, по памяти вытащил бритву и обратился к отражению: – Будет больно, Сид, терпи…

Хорошенько намочив застоявшейся водой лицо, – сполоснул станок и приступил к бритью…

Побрившись кое-как через невероятную боль, я в конце концов сломал о щетину бреющую головку, и о станке пришлось забыть.

– Ну, сойдет… – я придирчиво, как смог разглядел лицо, потом еще разок умылся остатками душистой воды, забрал мешок и вернулся в комнату.

К моему приходу Айс уже покончил с розжигом костра и, по-хозяйски бросив респиратор и черный лук на засыпанный штукатуркой серый диван, копался в рюкзаке.

В комнате заметно потеплело и посветлело. Совсем слабенький вначале огонек облизывал сухие щепки и куски стульев боязливо, с неохотой, почти что гас, дрожа, как ветошь при сильном ветре, но вскоре быстро окреп и разгулялся, уже смело бросаясь на старое дерево. Теперь я без труда мог различить все то, что до недавнего времени томилось в холодной тени: засыпанный листвой и пылью компьютерный стол, тумбочка с телевизором, полка с книгами. В шкафу же, примеченном мной, когда впервые вошел сюда, стояла кое-какой сервиз, скромненько ютилась пыльная бутылочка виски.