Уильям Форстен - Никогда не отступай Страница 44

Он замолчал и бросил взгляд из иллюминатора адмиральской каюты на опаленные огнем стены Суздаля, которые до сих пор несли на себе шрамы Тугарской и Меркской войн.

— Я произвел подсчет, — продолжил Винсент. Его голос едва доносился до Буллфинча, словно бывший квакер находился за сотни ярдов от этого места. — Отдам сто-двести человеческих жизней, зато увижу, на что способны новые машины Гаарка, как они ведут себя в бою и что мы можем против них придумать… Там был один мальчик из моего штаба, я даже не знал его имени… — Винсент затих.

В каюте повисло тяжелое молчание, нарушаемое только плеском бьющихся о корпус судна волн. Мимо стоящей у причала «Республики» на полном пару промчался один из суздальских мониторов, и флагман Буллфинча закачался на поднятых им волнах.

— Я делаю такие подсчеты каждый день. Жертвую одной жизнью или тысячью. Прикидываю, стоит ли мне отдать полк или дивизию за этот участок земли, который уже завтра опять превратится в бесполезную степь. — Винсент перевел взгляд на Буллфинча. — Ты произвел такой же подсчет и проиграл.

— Я больше всего боюсь того, что это может повториться, Винсент. Боже мой, я видел, как два моих корабля буквально выпрыгнули из воды, а потом их палубы раскололись, как яичная скорлупа. Моих людей разрывало на части, а мне нечем было ответить этим ублюдкам. — Буллфинч вновь потянулся за бутылкой, но его рука замерла на полпути, и он виновато покосился на Винсента. — А теперь очередная спасательная операция, но на этот раз у Ганса не тысяча человек, как в прошлый раз, а пятьдесят тысяч. Тебе не кажется, что у него входит в привычку попадать в такие ситуации?

— Считай не пятьдесят тысяч, а двадцать или тридцать, — отозвался Винсент. — У Ганса была хорошая фора, но бантаги передвигаются на лошадях, а он нет. Последние пятьдесят миль превратятся для него в ад. Он должен будет с боем отвоевывать каждый шаг, не говоря уж о том, что ему придется оставлять позади своих раненых. Вряд ли у него останется больше двадцати тысяч человек.

— Винсент, у меня здесь десять броненосцев и двадцать пять других кораблей. Соединенный флот Суздаля и Рима — это еще около ста торговых судов и несколько старых галер. Возможно, нам удастся разместить на них двадцать тысяч человек, хотя им придется здорово потесниться.

— Когда вы отплываете?

— «Чесапик» уже в пути, — сообщил Буллфинч, показывая на монитор, который только что проплыл мимо флагмана. — Я снимусь с якоря ближе к вечеру. Я уже телеграфировал в Рим, чтобы все их суда выходили в море, наши эскадры встретятся через три дня. Но черт возьми, я все равно не уверен, что мы сможем эвакуировать всех!

— Тогда вам придется кого-нибудь оставить, — хладнокровно произнес Винсент.

— Но ты ведь понимаешь, что в этом случае Ганс тоже останется? В тот раз бедному Григорию пришлось обмануть его.

— Я знаю, — ответил Винсент. — Слушай, Буллфинч, давай не будем раньше времени ломать над этим голову. Мне нужны эти корпуса, они необходимы здесь просто позарез. Как только погрузишь солдат на борт, доставь их в Рим. Если мне не удастся выручить Пэта и Эндрю, нам придется возводить новые укрепления, и там каждый человек будет на счету.

— А что произойдет, если тебе не удастся вытащить из западни Пэта, Эндрю и их парней? — спросил Буллфинч.

— Боюсь, что тогда я стану главнокомандующим, но война будет проиграна, — вздохнул Винсент. — Гаарк займет Рим еще до наступления зимы. То же самое произойдет и в том случае, если мой прорыв окажется успешным, но мы не сможем вывести людей Ганса, потому что тогда у нас не будет резерва. Сейчас я снял с западной границы весь Шестой корпус. Это значит, что для прорыва у меня есть три с половиной корпуса. Я отбываю на фронт сегодня. Четвертый корпус уже в Риме, а остатки Шестого, броневики и дирижабль Петраччи отправятся вместе со мной.

— А если мерки обойдут нас с запада?

Винсент покачал головой и нервно рассмеялся:

— Тогда мы устроим новую битву на Нейпере и задействуем твои мониторы и силы народного ополчения.

— Похоже, мы глубоко вляпались в дерьмо, Винсент, а?

— Именно так, друг мой, именно так.

Гонец осадил взмыленного коня в нескольких ярдах от Эндрю, и полковник инстинктивно сделал шаг назад.

— Бантаги зашли нам во фланг, сэр. Их колонна находится всего в двух милях от наших позиций, и генерал Мак-Мертри просит разрешения отступить.

Эндрю утвердительно кивнул:

— Передайте ему, что встречаемся в условленном месте сегодня вечером.

— Слушаюсь, сэр!

Всадник потянул за поводья, из-под копыт коня взметнулся фонтан грязи, и в следующее мгновение гонец снова мчался по дороге, ведущей обратно в северные леса.

— Иногда мне кажется, что этот ливень ниспослан нам Богом, а иногда — что самим дьяволом, — заметил Эмил, стараясь перекричать свист пара, вырывавшегося из трубы отходящего от станции Порт-Линкольна локомотива. Паровоз тянул за собой состав из двадцати вагонов-платформ, на которых разместились шесть батарей; канониры прятались под передками и кожухами своих пушек, безуспешно пытаясь укрыться от всепроникающего дождя.

По дороге, проложенной рядом с путями, погонщики отводили на запад неоседланных артиллеристских лошадей, большинство животных несли на спинах раненых пехотинцев, которые не могли передвигаться пешком.

— Ты должен ехать на поезде, Эндрю, — продолжал увещевать Эмил друга. — Я не сторонник той теории, что тот, кто ходит мокрым, обязательно заболеет, но ты уж слишком себя изнуряешь.

— На поездах нет места для Меркурия, доктор, — ответил Эндрю, похлопав по шее своего коня, — а он не согласится нести никого, кроме меня. Кроме того, Пэт уже отправился на запад, так что мне лучше оставаться вместе с ребятами из арьергарда.

— Тебе не нужно воодушевлять солдат личным примером, Эндрю.

— Нужно, Эмил, нужно, — улыбнулся полковник. — Мы не бросаем никого из своих, у нас есть поезда, чтобы вывезти всех, и я должен проследить за тем, чтобы все так и оставалось, по крайней мере до решающего прорыва.

Над депо Порт-Линкольна пронесся порыв ветра, и, несмотря на проливной дождь, в воздух взметнулся рой искр, поднявшихся от горевших рядом с боковой веткой складов. Пахло дымом и керосином.

Прозвучал гудок последнего поезда, отходившего от станции, из кабины паровоза высунулся машинист, замахавший Эмилу.

— Полезай в вагон, Эмил. Увидимся через три дня.

— Будь осторожен, Эндрю. Береги себя и не совершай глупостей.

— Разве я когда-нибудь делал что-нибудь подобное? — удивленно поднял бровь Эндрю.

— Вы ходячее нарушение закона средних чисел, полковник Кин. Не играйте больше с судьбой в кости.

Эндрю расхохотался и дружески двинул старого доктора в плечо. Эмил хмыкнул и поднялся по лесенке в штабной вагон, спешно переоборудованный в лазарет для тяжелораненых.

Где-то в глубине леса раздавались разрозненные ружейные выстрелы. Наклонив голову, Эндрю вслушался в их треск, прикидывая расстояние.

Отойдя подальше от поезда, он махнул машинисту. Потянув за веревку, суздалец выпустил пар из котла, колеса завертелись, быстро набирая скорость, и вот уже весь состав резко дернулся с места и выехал на главную ветку. Вскинув руку к виску, Эндрю проводил взглядом эшелон, увозивший раненых и остатки арьергарда.

Повернувшись, он посмотрел на море. Картина, представшая его глазам, выглядела как сцена Апокалипсиса. Склады, подожженные еще на рассвете, представляли собой груды дымящихся руин, весь холм был окутан клубами пара и дыма, над зданием госпиталя повисли черные тучи, а в самой гавани раздавались взрывы, и в свете ярких вспышек было видно, как погружаются в воду покореженные останки «Питерсберга» и «Фридриксберга». Напоминавшие громадных черных жуков бантагские корабли, блокировавшие выход из Порт-Линкольна, подошли ближе к берегу и произвели еще один залп. Снаряды пронеслись над головой Эндрю и разорвались далеко в лесу.

— Ну и паршивые же у вас канониры, ребята, — презрительно бросил Эндрю, до последнего момента боявшийся, что какой-нибудь шальной бантагский снаряд может угодить в один из его эшелонов. Обратив свой взор на восток, он увидел темные фигуры, возникшие на дальнем конце равнины, — авангард наступающей армии врагов. Один из всадников наехал на мину, и раздалось эхо далекого взрыва. В ответ через несколько секунд ухнуло стофунтовое орудие бантагского корабля.

— Ну вот и все, — обратился к офицерам штаба Эндрю. — Нечего нам тут больше болтаться. Давайте-ка, парни, рванем отсюда, пока не поздно.

Один из его адъютантов кивнул в сторону здания штаба. Эндрю зашел внутрь и бросил последний взгляд на оставляемое помещение. На полу лежали груды бумаг, дверь в его личный кабинет в задней части здания была открыта, а настенные часы до сих пор тикали. На дальней стене все еще висела огромная карта, на которой флажками и ленточками была изображено сжимающееся вокруг них кольцо окружения.