Алексей Калугин - Мир, в котором тебя нет Страница 45

— Ты считаешь, что это было бы уместно? — неуверенно спросил кахимец.

— Более чем уместно! — горячо заверил его Сирх. — Это будет не оправдание и не покаяние в собственных грехах, а рабочий документ, после ознакомления с которым у наместника не останется ни малейшего сомнения в том, что на должности судебного вершителя Меллении находится именно тот человек, который для нее и требуется!

— Ах, Сирх! — широким носовым платком Мистелий Глат вытер взмокший лоб. — Честно признаться, мне совсем не хочется возвращаться в Кахим. Я уже так долго живу в Йере, что привык и к местной пище, и к людям… И даже к этой ужасающей жаре! Мне нравится жизнь в Йере, спокойная и неторопливая, замирающая на время полуденного зноя. Я боюсь, что уже не смогу снова приспособиться к тому, как ведутся дела в Кахиме, где все построено исключительно на личных связях, интригах и подкупах…

— Ну, мы тоже не без греха, — смущенный столь неожиданным признанием, улыбнулся Сирх.

— Это совсем другое дело! — махнул рукой кахимец. — В Йере, если ты хочешь поскорее решить какую-то свою проблему, ты платишь, сколько и кому считаешь нужным. В Кахиме же для этого существуют специальные люди и твердые расценки. Без поддержки в той или иной форме самое простое дело будет годами пылиться в какой-нибудь канцелярии самой низшей инстанции… Да и не в этом даже дело… — Мистелий Глат подошел к столу, сам налил себе вина и бросил в бокал два кусочка подтаявшего льда. — В Йере я научился ценить такие, казалось бы, совершенно ничего не стоящие радости жизни, как этот кусочек льда, брошенный в вино… — Он сделал глоток и вдруг, без всякой связи с предыдущим, сказал: —Я ведь вынес всего лишь два смертных приговора за все время, что нахожусь в должности судебного вершителя Меллении. И оба они были утверждены наместником и приведены в исполнение. Первый — поджигателю, едва не спалившему всю Меллению, второй — Кровавому Изу, убивавшему всех, включая младенцев, в домах, которые он грабил.

— Это были, несомненно, справедливые приговоры, — не понимая, к чему клонит кахимец, кивнул Сирх.

— Как ты думаешь, преподобный, я мог бы вместе с семьей остаться жить в Йере, в случае, если мне придется оставить государственную должность? — держа в руке не допитый бокал, спросил Сирха кахимец.

— Я не думаю, что из-за случая с Граисом наместник отстранит тебя от должности, — совершенно искренне заверил судебного вершителя Сирх.

— Дело тут не в наместнике. — Так и не допив вино, Мистелий Глат поставил бокал на стол. — Я и сам начинаю подумывать о том, не пора ли оставить государственную службу.

— Как? — недоуменно уставился на кахимца Сирх.

— А вот так, — натянуто улыбнулся Мистелий Глат. — Куплю собственный дом, заведу небольшое хозяйство… Я кое-что скопил себе на старость. Меня больше волнует, сумеют ли мои дети найти в Йере свое место в жизни, будут ли они приняты йеритами как свои.

— Подожди-ка, уважаемый. — Чтобы собраться с мыслями, Сирх на мгновение прикрыл глаза. — Но ведь твои дети — кахимцы!

— Ты считаешь это непреодолимым барьером?

— Я привык считать, что кахимцы в Йере — это высшее сословие.

— Уважение ничего не стоит, когда оно держится на копьях солдат. Как только армии не станет, тех, кому недавно кланялись, повесят первыми. Я хочу, чтобы мои дети жили в Йере не как пришельцы, которых терпят только потому, что на их стороне власть и сила, а как… — Мистелий щелкнул пальцами, подбирая нужное выражение. — Как настоящие йериты, в конце-то концов!

— Ты прямо-таки ошарашил меня, уважаемый Мистелий. — Сирх опустился в шезлонг. Рука его непроизвольно потянулась к графину с вином. Вовремя уловив это движение, Сирх быстро отдернул руку и положил ее на колено.

Мистелий Глат сел в кресло напротив Сирха.

— Разве я совершил хоть что-то, чем мог заслужить презрение и ненависть тех, кто меня знает, будь то кахимец или йерит? — спросил он. — Не я привел войска империи в Йер. И не моя вина в том, что йериты не смогли отстоять независимость своей страны. Я же хочу только одного — покоя. И для себя лично, и для всего Йера. За разбой я одинаково покараю и йерита, и кахимца… Преподобный, ты слышал хотя бы об одном преступлении, совершенном шалеями на территории Йера? (Сирх молча повел головой из стороны в сторону.) И это не потому, что имперские власти скрывают подобные факты. Солдаты Кахимской империи знают, что такое дисциплина и как жестоко можно поплатиться за ее нарушение. Но главное… — Мистелий Глат снова промокнул платком потное лиц, — главное заключается в том, что сама атмосфера Йера не располагает к применению насилия. Естественно, защищая свою жизнь или выполняя приказ, шалеи не задумываясь возьмутся за оружие и станут убивать. Но только потому, что это их работа, за которую император платит им деньги, а не потому, что это им нравится… Насколько мне известно, подобного не происходило ни в одной стране, завоеванной Кахимской империей… Будь добр, преподобный, добавь мне льда в бокал…

Сирх, с интересом слушавший то, что говорил ему кахимец, не сразу отреагировал на его просьбу. Только увидев протянутый в его сторону бокал, Сирх поспешно схватил серебряную ложечку и подцепил из чаши с талой водой кусочек льда побольше.

— И чем же ты все это объясняешь, уважаемый Мистелий? — спросил Сирх, кинув лед в бокал кахимца.

— Я бы сам хотел получить ответ на этот вопрос— Поболтав лед в вине, Мистелий Глат сделал глоток. — Но почему-то именно здесь, в Йере, несмотря на вашу жуткую жару, мы, кахимцы, чувствуем себя как дома. В хорошем смысле этого слова, — нам не хочется ничего здесь разрушать и перестраивать на свой лад. Это я говорю тебе, основываясь не только на собственном опыте, но и на впечатлениях от посещения Йера многих кахимцев, с которыми мне пришлось беседовать… И, как мне кажется, именно с этим связана и некоторая, порою не всегда оправданная мягкость, проявляемая наместником.

— Я сам йерит, и тебе, должно быть, кажется странным слышать от меня слова, призывающие к усилению мер контроля за местным населением. Меня и самого это, признаться, смущает… Особенно после того, что я только что от тебя услышал… Но, как я понимаю, наша общая цель — это сохранение в Йере мира и спокойствия…

Последняя фраза Сирха прозвучала как утверждение и одновременно как вопрос, обращенный к судебному вершителю Меллении.

— Совершенно с тобой согласен, преподобный, — слегка наклонил голову Мистелий Глат. — В особенности после недавних событий, связанных с самозванцем, выдающим себя за Граиса из Сиптима. После его побега из халлатской тюрьмы можно было еще сказать, что преступнику просто несказанно повезло. Но теперь, когда его сообщники напали на обоз, перевозивший арестанта, следует признать, что мы в значительной степени недооценили опасность, которую представляют собой разбойники, именующие себя «вольными». Своим бездействием мы дали им возможность сплотиться и почувствовать себя силой, способной противостоять кому бы то ни было.

— Думаю, что вольные сильно переоценивают свои силы и возможности, — заметил Сирх.

— Согласен с тобой, — кивнул Мистелий Глат. — Какие бы цели ни провозглашали их вожаки, по сути своей отряды вольных остаются разбойничьими бандами. Для того чтобы стать армией, им не хватает организованности, дисциплины и единого руководства. Но в том и заключается главная опасность, что вольные не могут открыто противостоять имперским войскам и в то же самое время, чувствуя собственные силы, рвутся в бой. Следовательно, они изберут тактику нанесения стремительных ударов по жизненно важным центрам Йера с последующим быстрым отходом на защищенные позиции. Реальных успехов такая тактика принести им не сможет. Единственным результатом ее будет кровь, пролитая как солдатами империи, так и мирными гражданами Йера. А кровь, как известно, порождает новую кровь… — Кахимец тяжело вздохнул. — Боюсь, что, если в Йере начнется партизанская война, сюда будут направлены не вольнонаемные шалеи, а регулярные войска, способные за короткий срок потопить любое народное восстание в крови.

— Проклятие, — тихо произнес Сирх.

Перспектива, столь живо и убедительно описанная Мистелием Глатом, кроме всего прочего грозила еще и разрушить личные планы преподобного. Если в Йер войдут регулярные войска империи, то, естественно, и речи никакой не может быть о мирном договоре между Кахимской империей и Йером. А это означает только одно, — ни самому Сирху, ни его сыну никогда не стать правителями Йера.

Не подозревая о тщеславных планах преподобного, кахимец решил, что потрясенный вид Сирха объясняется его озабоченностью судьбой страны.

— Мне тоже не хотелось бы увидеть, как имперская армия вновь марширует по земле Йера, — сказал он. — И я думаю, у нас еще есть возможность предотвратить это.