Дмитрий Матяш - Изоляция Страница 46

Проникши в один из классов музыкальной школы, где во время эвакуации был развернут мобильный госпиталь, я поднялся на второй этаж. Обогнув ряды стоящих в коридоре брошенных наспех каталок с желтыми простынями, я зашел в самый дальний класс. Пыль, грязные матрасы на полу, горы пустых ампул, кучи битого стекла, подставки под капельницы, портреты великих композиторов и оперных певцов на стенах. Мебели нет вообще никакой: ни парт, ни шкафов, местами и пол сорван: две зимы ведь миновало, все бесхозные строения неизбежно подверглись разграблению. Музыкальная школа из-за наличия в ней древесины, конечно, занимала в этом рейтинге первое место.

Пройдя к окну, я присел на краешек ржавой каталки и аккуратно оглянул скверик, ранее разделивший улицу на два транспортных потока. Пригляделся к пожарке с противоположной стороны улицы. Чисто вроде как. Тут, правда, недалеко бордель Кота, где народец никогда не иссякает, но они, как правило, активируются ближе к ночи. Сейчас же около двух, так что особого разброда и шатаний можно избежать.

— Ну что, боевая тревога? — спрашиваю сам себя, выскальзывая из музшколы.

Втянув голову, перемещаюсь к сужению дорог. К нагромождению из мешков, где тремя годами ранее пулеметный расчет заседал. Засохшие багровые пятна на мешках, на асфальте черный след от взрыва осколочной гранаты. Оглядевшись, перебегаю дальше, к армейскому «Уралу» со спущенными колесами и продырявленной пулями кабиной. Под колесами россыпь гильз, несмываемая дождем сухая лужа крови.

Еще один бросок — и я в боксе с ярко-красным сто тридцатым «ЗИЛом». Перетащил автомат на грудь, скрылся в темном коридоре, остановился, прислушался. Спалился? Привлек чье внимание? Райончик-то не из тихих, мало ли. Нет, будь спок, все спокойно.

Занял сектор для отдыха на втором этаже. Не только потому, что здесь были кровати, но и потому, что с обоих открытых окон в случай чего можно было смело прыгать — под одним стояла белая «семерка», а под вторым высыпана горка отсева. Удачные отходные пути на случай визита неприятеля.

Но стоило мне прилечь на железную койку и начать погружение в паутину сновидений, как снизу послышались шаги. Мягко идет, ну оно и ясно: кожаные туфли — это тебе не «мартенсы» на танкетке.

Призрак просто знал, где я. Он не замялся ни на секунду, сразу же свернул в нужное крыло. Гребаный Окуляр, неужто нигде не скрыться от его всевидящего глаза?

— Ай-яй, Салман, я ж тебя только на минутку оставил, — заговорил он, еще шагая по коридору. — А ты уже малолеток на решетилово Лымарю бросил. Нехороший человек.

— Слышь, — говорю ему, ставшему в дверях. — Ты еще скажи, что я и за них кому-то должен буду. Может, они тоже без дурных намерений увязались?

— Да не, кто ж за такую шушваль спрашивает? «Их называют „сволочи“, контингент из беспризорников…» Ну чего разлегся, Глебушек? Пошли давай. А то самое интересное пропустим.

— И куда мы с Пятачком? — Я с трудом поднялся, держась за бок. Взял свой автомат.

— Большой-большой секрет, — подыграл мне Призрак. — Рядышком здесь. В парк прогуляемся, в тире постреляем.

М-де, засаду в комнате кривых зеркал среди городского луна-парка еще не доводилось устраивать. Как и шариться тут вообще. Место херовое. Гиблое в прямом смысле слова. Три года назад санитары свозили сюда трупы с близлежащих к центру районов Винницы. Свозили в спешке, не всегда даже брезентом накрывали. В несколько рядов раскладывали. Зрелище, признаюсь, было не для слабых нервов. Соборная со своими «гирляндами» из непоминовенных даже близко не стояла. Хрен знает какому мудаку пришла в голову идея в главном парке устроить могильник под открытым небом (может, даже стихийно вышло?), но обглоданные временем кости лежат тут до сих пор. Кто ж их теперь вывезет? В яру, метров за сто от нас, уже травой поросли, снегом к земле придавило, их там тысяч пятнадцать или того больше.

Тягачи же в большинстве своем хоть и бездушные ублюдки, но подобных скоплений сморенного люда стараются избегать. На суеверия, глядишь, пробивает, не хочется беспокоить души неупокоенных. Да и как было креститься не начать? Первый год тут столько призраков ходило, меж деревьев, среди каруселей и разваленных кафешек, в яру, своих выискивали — вдовы, дочери и матери, — что от одного вида этих бродящих в тумане теней мурашки по спине кросс бегали.

Не доведи Господи, как говорится…

Тем не менее Призрак, который по традиции пошел первым, обустроил дозорную точку именно тут. В подсобке комнаты смеха. Присев у ржавого рукомойника, он поскоблил ножичком по дощатой стене и отковырнул щепку размером со школьную линейку. Посмотрел на наручные часы, махнул мне, присядь, мол. Зараза, блин. Для меня присесть сейчас, что хромому пробежаться.

— Скоро появятся, — сказал.

Рассматривая разноцветные карусели с отвалившимися или отслоившимися толстыми слоями краски, я вспоминал те солнечные дни, когда приходил сюда с друганами. Давно это было. Ох, как давно.

— А чего он тут делать будет?

— Как «чего»? Тебя сливать. Вон, видишь?

Я пригляделся в том направлении, куда он указывал. Из-за цепной карусели выглянул долговязый парень в черной форме. «Дог». Повертел башкой с едва держащейся на макушке черной шапочкой, будто поссать собирался и свидетелей опасался. Остановился возле железной будки с буквами «асса» наверху. Поправил висящий на шее автомат, подбил ногой кусок деревяшки у бордюра. Чувствовал он себя достаточно спокойно, излишне не напрягался. И, разумеется, все эти суеверия насчет уважения к мертвым и прочую «галиматью» он на вертеле вертел. Молодой еще, считает, что, раз с «конфетки», обходить все сторонушкой будут: живые и мертвые. Жаль, мы тут другим занимаемся, я бы ему уже в бошню пулю всадил, суке.

— Что за черт, знаешь его? — спрашиваю шепотом.

— Че ж не знать? Шептала «договской», у него почти везде свои люди есть. Он, как док, периодически обход делает, со стукачиками своими инфой обменивается. Баркас погоняло.

— А, понял. Так он типа конкурент типа твой.

Призрак покосился на меня.

— Шутник, что ли? Я таких конкурентов на завтрак хаваю. Мой конкурент тот, о ком я не знаю. И нарыскать не могу.

— Оу. Есть даже такие? — непритворно удивляюсь.

— Есть. У снайперов на днях кто-то хазу накрыл, — Призрак в задумчивости поскреб ногтями по зубам, зыркнул на меня влажными глазами. — Ловишь масштаб? У снайперов.

— Может, удачливый просто?

— Ага, удачливый. Видел, сколькими удачливыми их квартал на Пятничанах обложен? Нет, толковый волчатник попался, сразу не дается отследить. Ну эт ненадолго. Надеюсь.

Меж тем «дожок», запустив руки в карманы штанов, насвистывал какую-то знакомую мелодию. Не забывая оглядываться по сторонам, неторопливым шагом приблизился к нашему дому кривых зеркал, посмотрел в небо. Гадал, будет ли сегодня снова дождь?

Завидев подходящего человека, он надвинул на лицо маску суровости. Сразу заметно — в роль входит. Вродь как подчиненного собирается отчитывать или сынулю воспитывать. Ремня еще только в руке не хватает, а позу так точно подходящую занял.

— Вот он, стукачок твой, — кивнул Призрак, и я наклонился ближе к щели.

Разглядев лицо подошедшего человека, невольно прильнул к щели еще ближе. Ошибся, может?!

— Да ну на хрен, Призрак… — Вспомнился хлебец, смоченный водой и посыпанный сахаром. Знакомый с детства привкус. — Это не то, — прошептал я. — Это не может быть он.

Но Призрак не ответил. Он будто бы привел меня в лабораторию, где выводят динозавров юрского периода. «Что толку рассказывать? — говорили его глаза. — Сейчас сам все увидишь».

— Ну чего так долго, Варяг? Я задубел тут уже ждать тебя.

— Да с пацанами Маркуса шел. Пришлось круг давать, чтоб не выпалили мой вектор.

Как же так-то? С маркусовскими шел. Не убланы какие-нибудь, славные пацаны, одна из ударных бригад шушкинских «сыновей». А даже не догадывались, что с ними долбящая птица… Не верю… Блин, не верю…

— И что? Отслоились? — шмыгнул носом «дог».

— Да вроде бы, — кивнул Варяг. — У них свои движки, не до меня им.

— Я тебя вообще-то еще вчера ждал. Ты чего, Варяг, забиваешь на меня, что ли? Было же договорено: через два дня на третий.

— Чего сразу наезжаешь? — Варяжский сконфузился, обиженно захлопал ресницами. — Тормознули меня вчера, не мог выйти. Тягачок один привязался, из шушкинских. Отшить не мог, генерала какой-то там родич. — При этом Призрак в меня очами стрельнул — понял, мол, чья заслуга? — А в чем проблема-то?

— Проблема, — ерничая, повторил «дог». — Проблема в том, что Гремучего нашли вчера дохлым, с порванной глоткой. Пацанов его до сих пор найти не можем. А мы и на полх*я не ведаем, что он там нарыл. Или ты нарыл, — нажал Баркас. — Кто его так, а? Может, ты вздумал свои игры водить у нас за спиной? Может, совесть беспокоить начала? Шепнул кому из своих, чтоб Гремучего завалили? А?