Антон Первушин - Удар небесного копья (Операция «Копьё») Страница 47

– А толку? – вмешался в беседу Лукашевич. – Они все одно и то же обещают, и все обманут. Сегодня скажут одно, завтра сделают другое.

– Ну и не нужно голосовать за тех, кто обманывает.

– Вот мы и голосуем за Путина, – сказал Стуколин, – потому что он до сих пор не обманывал.

– Так он ничего и не обещал!

– А вообще мысль интересная, – заметил Громов, и все посмотрели на него. – О будущем. Мы действительно об этом мало думаем и говорим, но я уверен, что у каждого есть своё видение будущего. Причём, вполне определённое – мир, в котором ему хотелось бы жить. Есть, наверное, и мрачные миры. Хотя те, кто мечтает об этих мирах, вряд ли считают их мрачными.

– Не знаю, – сказал Лукашевич. – Может быть, это я один такой тупой, но, честно говоря, я себе никакого мира будущего не представляю.

– Но ведь вам наверняка чего-нибудь хочется? – попробовал направить его Кадман. – Чего-то вам не хватает?

Лукашевич пожал плечами:

– Всего мне хватает. Любимая жена, приличный заработок…

– «Что ещё нужно, чтобы встретить старость?» – процитировал, хохотнув, Роман.

– Тогда объясните мне, – попросил Антон вкрадчиво, – почему вы оставили любимую жену, забыли про свой приличный заработок и оказались здесь? Чего вы ищете в этой сомнительной экспедиции?

– Уж сразу и «сомнительная», – буркнул Губанов, но на него никто не обратил внимания.

– Не знаю, – Лукашевич задумчиво улыбнулся. – Наверное, я просто хочу, чтобы нас уважали.

– Кого это «нас»?

– Нас! Русских. И чтобы уважали мою страну.

– Ага, – кивнул Антон. – Мне всё ясно. Типичные имперские амбиции.

– Эй, писатель, – решил вставить своё грозное словечко Золотарёв. – Ты говори, да не заговаривайся.

Кадман не испугался.

– Ну как вы понять не можете?! – воскликнул он. – Никто нас уважать не будет до тех пор, пока мы сами себя уважать не научимся. И никакие секретные экспедиции, никакие вооружённые силы, никакие ядерные дубинки этого положения не изменят!

– А мы, значит, себя не уважаем?

– Если голосуем не головой, а другими частями тела, то да – не уважаем.

– Слушай, Кадман, а ты вообще русский? – осведомился Золотарёв с подозрением. – Фамилия у тебя какая-то странная.

– Нормальная у меня фамилия, – Антон поправил очки. – И намёки ваши совершенно неуместны. Хотя и многое объясняют.

– Что, например?

– Что вы из тех, кому нужна империя ради империи, а не ради людей, которые её населяют.

– Много ты понимаешь, сопляк!

– Ты тоже за языком последи, – урезонил капитана Роман. – А то не посмотрю, что ты весь из себя боевой пилот.

– Ладно вам, – Золотарёв, кажется, и сам понял, что погорячился. – Писатель сам хорош. Не понимает, блин, простых вещей.

– Я не блин, – тут же сказал Антон. – я Кадман.

Все заулыбались. Накал дискуссии сразу снизился, и Золотарёв смог продолжить:

– Вот ты говоришь: империя для людей. А я говорю: не может быть империи для людей. Если при строительстве империи ориентироваться на волю отдельных человеков, получится не империя, а цыганский табор – вроде того, что «реформаторы» построили у нас. Я вообще не понимаю, что это такое – демократия? Все равны? Почему меня уравнивают с каким-то бомжом подзаборным? Или с дебилом-переростком? Им, значит, империя не нужна, но почему они имеют точно такое же право решать этот вопрос, как и я?

– Потому что это правило игры, – смиренно объяснил Кадман.

– Да не хочу я играть ни в какие игры! – заявил Золотарёв. – Не мальчик я уже, да и какие игры тут могут быть, когда речь идёт о нашем с вами будущем?

– Кстати, возвращаясь к тому, с чего мы собственно начали, – сказал Громов. – Каким ты, Сергей, видишь наше будущее? Точнее, каким ты хотел бы его видеть?

– Уж, конечно, без этой вашей хвалёной демократии. Каким я вижу будущее? – он на несколько секунд задумался. – В первую очередь я отменил бы эту идиотскую избирательную систему. Равенства захотели? Чтоб, значит, каждый дебил и алкоголик мог в президенты выбираться? Не будет вам равенства. Ввёл бы шкалу. То, что ты родился, вырос и закончил среднюю школу, ещё ничего о тебе не говорит. О твоих родителях говорит, но не о тебе! Потом сдаёшь экзамены в институт или идёшь в армию. Ага, выбрал себе путь и доказал, что справляешься, – получи своё избирательное право величиной в один голос. Закончил институт и пошёл в аспирантуру, отслужил два года срочной и пошёл в военное училище – получи ещё голос. Защитил диссертацию, дослужился до лейтенанта – ещё один голос. Сделал открытие, повоевал в «горячей точке» – ещё голос. И так далее. А в политику можешь идти, только набрав определённое количество голосов. Сотня есть – имеешь право выдвигаться в депутаты Государственной Думы, ещё больше – в президенты.

– Но при такой системе голоса будут элементарно продаваться и покупаться, – намекнул Кадман.

– А вот и нет! – торжествующе объявил Золотарёв. – Во-первых, голоса нельзя будет продавать или покупать. Во-вторых, периодически будет проводиться переаттестация, невзирая на чины и заслуги. Если окажется, что человек не соответствует своей должности, значит, нужно провести расследование, кто ему голосов прибавил и на эту должность поднял. Если факт коррупции удастся доказать – смертная казнь и для взяточника, и для взяткодателя. И потом, не забывайте, что все ключевые должности остаются выборными, и победить вы сможете только в том случае, если привлечёте на свою сторону как можно больше грамотных и опытных людей, а не бомжей, голоса которых можно сегодня за рубль купить.

– Ну а как быть с остальными? – поинтересовался Роман. – Не все, наверное, смогут в институт или в армию пойти. Кто-то ведь должен и у станка стоять, и улицы подметать, и канализацию чистить…

– Я же говорю, равенства не будет. Но по большому счёту, этим людям, что улицы метут и дерьмо разгребают, избирательное право не нужно. Они всё равно им не пользуются. Во время выборов посмотри: кто-то на дачу умотал – в грядке ковыряться, кто-то с утра за пивом сбегал и до вечера похмеляется, кто-то вообще забил болт, будто его это не касается – зачем им голоса? Зачем нам их голоса? На самом-то деле им не избирательное право нужно, а чтобы зарплату вовремя платили, да в магазинах жратвы и шмотья было вволю по доступным ценам.

– Технократия какая-то получается, – подытожил Роман.

– Ничего подобного! – немедленно встрял Кадман. – Технократия – это власть специалистов, а то, что нам нарисовал товарищ капитан, – это кастовая система. В этом его «будущем» человек, однажды оступившись или не добрав баллов на аттестации, попадает в парии и уже никакими силами из клоаки не выберется. Система эта на самом деле душит любую инициативу, любое новшество. Возьмём, к примеру, Королёва. Сергея Павловича. Знаете ли вы, сколько у него ракет на стартовом столе взорвалось, прежде чем первый спутник в космос отправился? А по предлагаемой нам системе его после первого взрыва в дворники услали бы, и не было бы никакого спутника!

– Вот за что я вас, демократов, особенно ненавижу, – Золотарёв снова начал злиться, – так это за то, что вы слова сказать не можете, не передёрнув. Лживость ваша и критиканство – вот уже где! – он чиркнул себя большим пальцем по горлу.

– Задело? – Кадман выглядел удовлетворённым. – Правильно, должно задевать…

– Ты просто подумать не хочешь! – огрызнулся Золотарёв. – Зашорен, блин, как коммуняка! Королёв бы при такой системе в «шарашке» не сидел, а был бы он лауреатом и депутатом. Потому что любой грамотный и опытный специалист знает: без сбоев не бывает эксперимента, а особенно – в передовых областях.

– А зависть? – вопросил Антон. – А амбиции? Вы что же, думаете, ваша система их отменит?

– Хватит! – остановил разгорающуюся перепалку Громов. – Вы хотели услышать историю? Хорошо, я расскажу вам историю.

– Говорите помедленнее, пожалуйста, – Кадман ухватился за блокнот. – Я записываю!..

…Это случилось одним ненастным осенним днём на побережье Финского залива. Пограничный наряд, патрулировавший берег в непосредственной близости от Ленинградской атомной электростанции, наткнулся на пустом пляже на сильно избитого мужчину в разорванном пилотском комбинезоне, пребывающего в бессознательном состоянии. Неизвестный пришёл в себя только через час – когда был доставлен в расположение местного военного госпиталя и передан медикам.

Очнувшись, он повёл себя более чем странно: попытался вырваться из палаты, крича, что он является «подданным суверенного гражданина Туполева» и требует немедленного освобождения из-под стражи. Он остановился только после того, как дежурная медсестра вызвала подкрепление в виде двух рядовых срочной службы из наряда по госпиталю. При их появлении неизвестный сразу же успокоился и, сказав: «Ну слава Богу, я, кажется, дома», вернулся на койку.