Александр Афанасьев - У кладезя бездны Страница 47

— Последний отряд! Взяли ломы! Живей, живей, ленивые свиньи!

Они расширяют поле, пригодное под посевы. Здесь есть небольшая станция, тут живет всего несколько десятков семей, они занимаются сельским хозяйством и мелким ремесленничеством. Вокруг — много земли, но не вся она пригодна для сельского хозяйства. Местная почва предельно скверная — она твердая как камень и в ней немало камней. Камни порой такие, что ломается даже ковшовый экскаватор, не говоря уж о роторном, который копает оросительные канавы. Вот эти камни — они и выворачивают, рыхлят спекшуюся под солнцем почву. Потом — здесь будет поле. Скорее всего — даже не поле, посадят виноградники. Или еще какие-то плодоносные кустарники.

Черт его знает, зачем они решили тут вести сельское хозяйство — немцы все время либо сами что-то делают, либо других заставляют. Заключенный 3121 за время заключения научился уважать немцев — нация работяг.

Но дело было не в этом.

Дело в том, что в поселении был аэродром. Он сам видел, как взлетает небольшой, на несколько пассажирских мест или полтонны груза самолет, уходя в ослепительно-синее небо. Конечно, он знал этот самолет — Цессна, гражданская модель, североамериканский, наверное, собранный в Германии — но не в этом дело. Дело в том, что он умел пилотировать этот самолет… как и любой самолет в мире, что маленький, что большой. Это и был его шанс — маленький, белый шанс не сдохнуть в этом аду.

Если он все сделает правильно…

— А ну! Нава-а-а-а-лись!

Грубая ременная петля едва не выворачивает плечо, в глазах темнеет от натуги, от жары, от усталости. Этот камень — особенно велик, они полдня подкапывались под него, чтобы выворотить из земли. Потом — одни взялись за ломы, чтобы выковыривать его, другие — за ременные вожжи, чтобы выкатывать из земли.

Находясь здесь, заключенный 3121 многое переосмыслил. Негры уже не казались ему тупыми черными скотами, способными лишь на тяжелую работу. Они жили какой-то одной семьей, пусть такой, в которой ему не было доступа — но жили. Они были трудолюбивы и работали так, как не работал ни один итальянец — под жарой, под палящим солнцем, без единой минуты на сиесту. Наконец, среди негров, не столько глупых столько безграмотных — попадались по-настоящему умные люди.

— Нава-а-ались!

Он рванул изо всех сил, по крику — и вдруг земля ударила его с силой груженого самосвала, он с размаху грохнулся о вытоптанную землю, да так, что искры полетели из глаз.

— Стоп! Стоп!

Ободранное о землю и мелкие камни лицо жгло как крапивой, сочащийся пот смешивался с кровью из содранной кожи. Негры, оставив работу, собирались вокруг.

— Ах ты, сукин сын!

Акумба был моложе и здоровее — он занимался немецким боксом, кампфрингом[100] и у него была неплохая реакция — он успел отскочить в сторону и отбросить нападающего ударом ноги. Негры загудели, выстраиваясь в полукруг — бесплатное зрелище.

— Сам ублюдок!

Заключенный 3121 толчком оттолкнулся от земли, принял низкую, устойчивую стойку, характерную для японских единоборств. Акумба моментально встал в стойку, типичную для кампфринга — одна рука прикрывает туловище, вторая ударная, ноги на час и на семь часов. В отличие от 3121 — он не переносил центр тяжести вниз.

Заключенный 3121 попытался нанести высокий удар ногой в голову — но Акумба без труда отразил его и вывел заключенного из равновесия, после чего он грохнулся на землю. Негры взвыли — приятно видеть, как негр колотит белого — пусть негр только наполовину черный, а белый — можно сказать, что только наполовину белый. Чертовски приятно.

— А ну прекратить! Свиньи! Встать на работу! Пошел!

Это были охранники — двое, но их вел Фриз. Фриз — с таким охранником не нужно было никакого другого. С ним не справились бы и трое лучших бойцов-негров, даже если бы он был и без дубинки. Но дубинка была — и она хлестко впечаталась в спину сначала одному негру, затем другому. Охранники, находящиеся рядом — не отставали, щедро раздавая пинки, толчки и удары дубинкой.

— Пошли! Работать, свиньи!

Никто так и не понял, что произошло — пока все не закончилось, жестоко и кроваво. Ни у одного из троих охранников не было огнестрельного оружия — дубинок и бычьей силы Фриза было более чем достаточно. Но у входа в рабочую зону, огороженную быстровозводимым заграждением из колючей проволоки — стоял открытый внедорожник Мерседес, а в нем — была установлена турель со старой, спаренной зенитной установкой. Два пулемета MG-42 со скорострельностью в тысяча двести выстрелов каждый — этого было совершенно недостаточно для борьбы с самолетом и даже с вертолетом — но вот для поддержания покорности нескольких сотен темнокожих заключенных было более чем достаточно. Одна такая машина в одном углу рабочей зоны и еще одна в другом — и этого более чем достаточно. Если будет мятеж — то эти зенитные установки превратят все восемь с лишним сотен заключенных в фарш.

Фриз как раз пробился на место боя — но сделать ничего не успел. Лежащий на земле заключенный номер 3121, относительно которого начальник лагеря дал ему специальные инструкции — вдруг извернулся — и подпрыгнул вверх, прямо с земли — не поднялся — а именно подпрыгнул, как подпрыгивает детский резиновый мячик от удара об пол. Левой рукой — заключенный кинул горсть пыли и мелких камней в глаза другому охраннику — а правой, вооруженной неизвестно откуда взявшимся шилом сделал выпад в сторону головы Фриза. Фриз сначала ничего не понял — ему показалось, что солнце светит в глаза и светит все сильнее и сильнее. Он поднес руку к глазам, чтобы защититься от ставшего нестерпимым света — а потом вдруг начал падать, как падает двухсотлетний, подрубленный под самый корень дуб — падать медленно, величественно и неотвратимо.

Акумба — тоже даром времени не терял. Молниеносным, похожим на бросок змеи движением — он накинул на шею третьему охраннику самодельную ременную петлю — и резко рванул, одновременно сгибаясь и приседая. Этому — научил его заключенный номер 3121 — один из приемов, применяемых для бесшумного снятия часовых. Прием сработал как надо — Акумба был сильным и быстрым, а рывок — походил на рывок петли при повешении. Охранник обмяк и повалился на спину Акумбе.

Тем временем — заключенный 3121 ударом в горло добил третьего охранника.

Пулеметчик в стоявшей метрах в пятидесяти машине целился из своего оружия туда, куда нужно, в стоявших кругом негров. Сама машина — стояла не у выхода, а за колючей проволокой, до места драки было двадцать метров, и преодолеть их, и мотки колючей проволоки, не попав под огонь пулеметов — было невозможно. Германцы, казалось, предусмотрели все — но они не предусмотрели нахождения в обычном трудовом лагере заключенного 3121, бойца Дечима МАС, десятой катерной флотилии итальянского флота. Прежде чем пулеметчик сориентировался — он не видел, что все трое охранников убиты и не подозревал, что смотрит на зарождающийся мятеж. И прежде чем он успел что-то сообразить — из черной, потной толпы в двадцати метрах от машины вылетело пущенное умелой рукой лезвие. Это было скорее не лезвие — а выпрямленное и аккуратно заточенное толстое шило без ручки, даже не обмотанное тряпьем, как это обычно здесь делалось. Это лезвие преодолело в полете двадлцать один метр и ткнулось именно туда, куда и должно было ткнуться — в глаз. Взревев от боли, пулеметчик попытался выдернуть лезвие из глаза, но силы оставили его и он осел на сидении.

Из месива черных тел вырвались двое, они бежали как на олимпийских дистанциях, выкладываясь изо всех сил. Пулеметчик со второй машины открыл огонь, свинцовая струя хлестнула по неграм — заключенным, они бросились в стороны, кто-то упал на землю, кто — то попытался спрятаться, хотя бы в ямах от вывороченных из земли камней. И этот пулеметчик сплоховал — он сам, заключенные, пытающиеся совершить побег и вторая машина были на одной линии и он не мог открыть огонь, опасаясь задеть своих же. Это — было ошибкой.

Как его и учили — Акумба кинул свою рабочую куртку на мотки проволоки первым, и тут же — это сделал заключенный 3121, куртки образовали своего рода мост. Заключенный 3121 кувыркнулся через него с места, как заправский гимнаст, оказавшись на свободе, Акумба оказался менее проворным. Но это было неважно — заключенный 3121 добежал до пулеметной установки, отпихнул умирающего немца — и шквальный огонь обрушился сначала на вторую вооруженную машину, затем — на выбегающих из временно поставленного в сотне метров отсюда помещения охранников из бодрствующей смены…

Внедорожник бодро прыгал на неровностях, поднимая пыль, Акумба сидел за рулем и что-то орал во весь голос, заключенный 3121 был за пулеметом. Это была свобода.

Немецкое поселение встретило их огнем редкими, почти невидимыми в середине солнечного дня вспышками и свистом пуль. Немцев не так просто было взять — каждое поселение создавало свой отряд Ландштурма, каждый взрослый мужчина знал свое место в строю и имел оружие. Даже несколько стен разбежавшихся заключенных — вряд ли возьмут это поселение штурмом.