Андрей Левицкий - Новый выбор оружия Страница 47

Пригоршня наворачивал тушенку, запивая водой из ручья, я рассматривал карту.

Итак, натовская база действительно по дороге. Интересно было бы туда заглянуть: если база заброшенная, чем-нибудь поживимся, если нет – заранее это поймем и успеем ноги унести. Хотя с чего бы ей быть обитаемой? После Изменения мало кто усидел на месте, большинство погибло, сохранились только крупные центры на периферии, такие, как Любеч. Наверное, уцелели и базы военсталов, и лагеря крупных группировок, но в последнее время о них ничего не слышно – должно быть, разгребают проблемы, пытаются приспособиться к изменившейся реальности.

Если верить карте, к базе мы должны были подойти вечером, и путь наш лежал через лес, на карте – жирно заштрихованный участок – места особо опасные, аномалии встречаются так часто, что нет смысла выделять их по отдельности. И россыпь красных точек, отмеченных словом «горечавки». Цветок такой, вроде бы. А пометка, как на скопление мутантов.

А вот за лесом, на западе, на берегу мелкой речушки со смешным названием «Выдра» и находилась база НАТО.

Начиналась самая опасная часть нашего путешествия. Когда-то я услышал: хочешь зарабатывать больше других, просто работай больше других. В Зоне это универсальное правило можно было переозвучить следующим образом: хочешь зарабатывать больше других, иди дальше других. Правда, злые языки утверждали: дальше ходишь – скоро сдохнешь.

Вот сейчас возникло такое чувство, что идем мы не за деньгами, не за славой, не за уникальными артефактами, а, как былинный герой, за смертью. А смерть та – в яйце, точнее, в Зерне.

Что это за Зерно такое, почему о нем знают даже идиоты-желдаки, а я, бывалый сталкер Химик, не знаю? Чем оно ценно, чем опасно? И что мы с этого, извините, поимеем? Ну, натовцев опередим, спасем от них Зону, а наша выгода в чем?

С Энджи, вроде бы, все понятно, хотя… ладно, замнем для ясности. С Энджи все понятно: смертельно больная, она хочет вылечиться. Сейчас у нее, похоже, ремиссия: она порозовела и не выглядит больной, такая болезнь: сегодня скручивает, завтра отпускает, а послезавтра ты, здоровенький на вид, можешь загнуться от кровотечения. С Пригоршней тоже все понятно: он хочет Энджи. После событий в Желдаках я перестал ей доверять, и хочу почему-то одного: узнать про Зерно. Получить его. Название говорящее. Сердце Зоны, Ядро, Зерно – одного порядка названия.

Ну, как и былинному герою, чтобы найти смерть, нужно преодолеть препятствия. И, глядя на солнцем пронизанный лесок, стройные молодые деревья, дружно тянущиеся к небу, изумрудную траву, я понимал: летучие мышки скоро покажутся нам прелюдией.

Самое страшное и поганое в Зоне всегда впереди.

– Что приуныл? – прервал мои размышления Пригоршня. – Мне тоже лес не нравится, дуже поганый лес. И чего теперь? На месте стоять?

Друг, как всегда, был прав. Я стряхнул дурные мысли, хлопнул его по плечу.

– Ну уж точно не стоять! Вперед, сталкер, покажем Зоне, где мутанты зимуют!

– Вы о чем это? – Энджи смотрела удивленно. – Что, лес плохой, опасный?

– Да нет, что ты! – Сразу же засуетился Никита. – Прекрасный лес. Грибов, наверное, полно, только…

– Только это Зона, детка, – закончил я. – И приятных, подходящих для прогулки парков, в ней нет. А мы забрались глубоко, и собираемся зайти еще глубже. И трое из нашего отряда уже погибли.

Подумал и решил припугнуть:

– Мы-то с Никитой выживем. Нас Зона любит. Хочешь выжить – слушайся еще лучше, чем раньше, поняла?

– Понять-то я поняла. Только погиб из отряда, если так разобраться, один. Патриот. Шнобеля прикончили желдаки, а дядю Вика и вовсе вы угробили.

– Вот и бойся нас, – припечатал я, заметив, что лицо Пригоршни приняло виноватое выражение.

Сейчас еще извиняться начнет, Ромео недоделанный.

Едва мы ступили в пахнущую хвоей и смолой ароматную тень, меня одолело дурное предчувствие. Пригоршне тоже было не по себе. Одна Энджи, казалось, ничего не замечала, старалась дышать поглубже, пропуская в истерзанные раком легкие воздух.

Самое дурное место – которое на вид безопасное.

Вот, например, лес. Прямо по курсу – две поросшие мхом кочки. Мирные кочки, симпатичные даже, воображение так и рисует на них семейку боровиков. И паутина дрожит над кочкой ласково, переливается на солнце.

Для демонстрации и устрашения я вытащил из кармана гайку и запустил аккурат в сторону вибрирующей блестящей нити.

Вспыхнуло. Гайку перерезало пополам. Без звука, без запаха – просто на мох упало две чуть дымящиеся половинки.

– Осознала? – спросил Пригоршня у Энджи, жарко дыша ей в макушку. – Это называется просто – «клинок джедая». Не потому, что светится, а потому, что режет.

Вот уж объяснил, так объяснил. Но девушка, кажется, поняла, слегка побледнела и уточнила:

– А если «сетка»?

– «Сетка джедая» или просто – «резка». От «овощерезка». Вляпаешься, будешь аккуратными кубиками. Без крови – прижигает.

Нет, все-таки я напишу книгу «Сто советов Пригоршни: как заставить любую девушку себя ненавидеть». Или «Как не нужно ухаживать за девушками» – еще не решил.

– Она хорошо заметна, – утешил я. – В солнечный день переливается ярче, чем паутина, хотя я в паутину тебе лезть не советую, пауки тут разные бывают. В туманный или пасмурный день – чуть светится красноватым или зеленоватым, отсюда и название. Так что просто смотри не только под ноги, но и по сторонам. И вообще, ты с нами, а у нас взгляд наметанный.

Мы обогнули «резку» и аккуратно двинулись дальше.

Пока что в лесу было сухо, и это обнадеживало. Ветерок сдувал комаров. Комары сами по себе не опасны, но отвлекают: почешешься или прихлопнешь кровопийцу – тут в аномалию и вляпаешься.

– Ой, – вдруг воскликнула Энджи. – Смотрите – земляника! В мае!

– Стой! – завопил Пригоршня, хотя девушка, надо отдать ей должное, вовсе не собиралась вприпрыжку скакать по ягоды – просто информировала нас о странном несоответствии.

Мы остановились, уставились на поляну, покрытую красными ягодами – будто рассыпали их, раскидали по листьям.

– А что, – уточнил мой недалекий друг, – в мае земляника не растет?

– Такая красная? В середине июня… Да и вообще. Посмотрите, какая крупная, будто садовая. И слишком уж… на виду.

Тут я с Энджи был согласен: слишком на виду. Вообще полянка странных ягод была правее нашего маршрута, мы легко могли ее обогнуть и оставить за спиной. А правило «не тронь – не завоняет» в Зоне еще никто не отменял.

– Дед рассказывал, – поделился Пригоршня, – пошел он как-то на охоту с друзьями. Лето, жарко. У всех – двустволки, все – бывалые. Разделились. Дед молодой еще был, только за бабушкой ухаживал. Идет, значит, идет. И видит: малина. Отборная, говорит. Лесная. Обсыпная прямо. А бабушка очень эту ягоду уважала. Ну, дед с ближайшей березы кору срезал, кулек свернул, ружье за плечо повесил, и ну собирать. И так, говорил, увлекся: все позабыл. Обдирает, значит, малину, сок по пальцам течет, борода уже вся в нем – как не поесть. И тут слышит: кусты трещат. Ну, думает, еще кто-то по ягоды… И дальше рвать. И тот, другой, вроде как тоже рвет, дышит еще так азартно, сопит, кряхтит, постанывает аж. Дед в кусты поглубже забрался, а там – медведь. Кормится. Медведи сладкое любят. Чуть дед не околел от страха. Стоит, на медведя вылупился, мохнатый – на него уставился. И ка-ак заревет. Дед про ружье забыл, деру дал. Кулек с малиной, однако, не выпустил, бежит, бежит, а сам прислушивается: гонится или нет. Вроде, гонится. Тут дед кулек через плечо бросил, а сам, как учили, решил мертвым притвориться. Упал и лежит мордой вниз. Минуту лежит, две, от страха чувство времени потерял. Чувствует – за плечо трогают, переворачивают. Зажмурился, дыхание задержал. И вдруг над ним как заорут! Дед глаза открыл – а это другие охотники. Увидели деда. Лежит, борода вся в крови, в малине, значит. А медведь и не думал гнаться. Дед с тех пор малину не ел.