Олег Верещагин - Клятва разведчика Страница 48

— Бей гадов! — заорал я, с колена открывая огонь по легионерам.

— Ур-раа!!! — завопили сразу с нескольких концов поляны, сами себя глуша выстрелами. Застигнутые на открытом месте легионеры, рассчитывавшие только на расправу с двумя окружёнными партизанами, растерялись на миг — и этого вполне хватило нам. Жалеть и предлагать сдачу никто не собирался. Последнего из легионеров застрелила, кажется, Зинка — он почти добежал до кустов в дальнем конце, когда грохнул «маузер», и он кувыркнулся в кусты, только ботинки с гетрами остались торчать.

— Сань, это вы? — окликнул нас Женька.

— Мы! — гаркнул Сашка. — Всё, кажется?

— Кажется, всё…

— Борька с вами?! — завопила Юлька. Я захохотал. — А, слышу…

— Иди, иди, курва, шагай, — подала голос Зинка. Мы начали выходить на полянку. Зинка толкала перед собой полицая с дрожащими поднятыми руками и пляшущей челюстью. — Вот почему они так по лесу шпарили, вот кто их вёл!

— Ребята! — звеняще крикнул Гришка. — Ребята, Олег убит, ребята…

…Илью мы нашли там, откуда он стрелял. Он так и лежал — с ППШ в руках, прижмурив один глаз. Второго у него не было — туда попала пущенная наугад пуля. Олегу пуля тоже попала в голову, в переносицу, и я, когда мы выносили мальчишек подальше, с отчаяньем подумал, что ненавижу эти ранения в голову, которые и после смерти не дают человеку успокоиться, уродуют его навечно…

— Я возьму его ППШ, — сказал Гришка и взял оружие Ильи. Мы вообще собрали всё, что смогли, Рэм поменял свой карабин на пулемёт, у легионеров был «браунинг». Гранаты, патроны и кое-какую еду разобрали, обыскав трупы и дострелив двух раненых а стволы припрятали по возможности — пригодится, может быть…

— Похороним их, — Сашка успел прихватить с собой две складных лопатки. Юлька уже не в первый раз трогала следы от пуль на моей куртке, и я подумал, что вот сейчас, пожалуй, мог бы её поцеловать без проблем… но не хотелось.

— А с этим что делать? — Зинка брезгливо тряхнула за шиворот стоящего на коленях полицая. — Допросить?

— А что он знает, кроме «пан офицер» и «хайль Гитлер»? — процедил Рэм. — Кончать его, гниду!

— Сынки! — завыл полицай, его лицо окончательно потеряло сходство с человеческим. — Сынки, не надо! Они меня заставили! Не надо!!!

Это было последнее, что он крикнул — Женька выстрелил ему в лоб из своего «нагана», процедив:

— За маму с папкой… — и нагнулся, сказав: — Помогите оттащить, чтобы рядом с нашими не вонял…

Труп полицая свалили в какую-то яму метров за пятьдесят от места, где копали могилы Олегу и Илье. Глубоко не получилось, да и зачем? Мы ведь даже не могли поставить какие-то знаки… Но Юлька финкой вырезала на коре большого дуба:

ПАРТИЗАНСКИЕ РАЗВЕДЧИКИ

ОЛЕГ ПАНАЕВ

и

ИЛЮША БАЛАНДИН

20 июля 1942 года

ИМ БЫЛО ПО 14 ЛЕТ

— Нельзя так уходить, — тихо сказал Сашка. — Надо хоть что-то сказать… Борька, знаешь что… ты спой.

Я сперва покосился на него, как на сумасшедшего. Но потом вдруг понял, что это самое лучшее, что можно придумать. Но не просто спеть, а…

Надежда, я вернусь тогда,Когда трубач отбой сыграет,Когда трубу к губам приблизитИ острый локоть отведёт…Надежда, я останусь цел!Не для меня земля сырая,А для меня твои тревогиИ добрый мир твоих забот!

— голос у меня сорвался, но я упрямо мотнул головой, разбрызгивая с ресниц капли — и выправился. Стыдно не было…

Но если целый век пройдёт,И ты надеяться устанешь,Надежда, если надо мноюСмерть распахнёт свои крыла —Ты прикажи: пускай тогдаТрубач израненный привстанет,Чтобы последняя гранатаМеня прикончить не смогла![45]

35

Солнце жарило вовсю. Юлька, сидевшая со скрещенными ногами на песке, парилась, черкая в блокноте. Мне было легче — я лежал ногами в воде в одних трусах и слушал, щурясь на солнце, как Женька диктует:

— …я её оставил где-то

На русских полях… Записала?

— Записала, — уныло сказала Юлька. — Жень, давай хватит, я искупаюсь.

— Ладно, — смилостивился Женька, растягиваясь на песке возле меня и начиная мурлыкать «Лили Марлен» со своими словами…

…Мы вернулись на базу отряда пять дней назад. База была новая, в десяти километрах от прежней, но похожая. За время нашего отсутствия к отряду прибилось восемь окруженцев и полдюжины мужиков с семьями из окрестных деревень, где, по их словам, «фрицы в конец одурели». Пока мы отсутствовали, наши пустили под откос два эшелона и, замаскировавшись в центре небольшого деревенского стада, под носом у железнодорожной охраны заложили мину под стрелку, разворотив её капитально. С юго-востока подошёл отряд Мухарева. «Взрыв» так и не вернулся, но вместо него по соседству появилась группа с Большой Земли, сколачивавшая вокруг себя всё тех же окруженцев, и довольно успешно. Так что наше возвращение было как нельзя кстати.

Вообще немцы были правы, сравнивая нас, партизан, с гидрой. Они разгромили партизанскую республику в Белебелке — возникла такая же в Порховском районе. Они уничтожили в наших краях за первые два месяца лета больше десяти отрядов — но возникло, по слухам, почти двадцать. Прошлую операцию против нас они, конечно, записали себе в актив — но вот они мы, и отнюдь не бездействуем. А вот на фронте у них дела шли хорошо, и в сводках, распечатываемых на машинке для окрестных деревень, нам приходилось обтекаемо врать. И про неудачные бои под Воронежем, и про «Эдельвейс» — немецкое наступление на Кавказе, и про то, что немцы в Сталинграде и прижали наших к Волге…Да и что нас они в покое не оставят тоже, сомнений не вызывало. Агентура из окрестностей доносила, что снова начинается стягивание сил — наверняка, опять для контрпартизанской операции. Кроме того, враг принялся за серьёзную расчистку местности — начал расселять деревни в лесах и по их периметру, причём, что не замечалось раньше, расселение сопровождается массовыми убийствами. С одной стороны — тем больше людей присоединится к нам. А с другой — как же с едой и информацией?!

Вчера всему отряду зачитывали знаменитый сталинский «Ни шагу назад!», приказ N 227. Для нас, партизан, он вроде бы и не слишком актуален, но…

— Бориска-а…

Я повернулся на песке и тяжело вздохнул. Это был один из только что пришедших в отряд пацанов — Егор Алдохин. С момента нашего возвращения он осаждал меня просьбами повлиять на Сашку, чтобы его, Егора, взяли в отделение разведки. Собственно, я ничего против не имел, но Сашка твердил: «Подождём.»

— Слушай, искупайся, а? — предложил я. — И остынь.

— Не, я не про это, — он покачал головой. — Товарищ командир тебя вызывает…

… - В общем, дело, это — так, — Мефодий Алексеевич широким жестом показал на банку со сгущенным какао. Сашка задумчиво погрузил в неё палец, намотал побольше сладкой коричневой массы и облизал. Я присоединился к нему; Хокканен не выдержал:

— Ну ложки же есть!

— Курить вредно, — печально сказал Сашка.

— Очень вредно, — подтвердил я. — Особенно после ранения…

— Кхгм… — Хокканен убрал трубку и несколькими энергичными взмахами разогнал дым.

— Дело это так, — вернул внимание наш командир. — Сведения есть, что это — фрицы в конце лета готовят это — наступление на Ленинград. Это — в связи с чем активируют переброску частей, это, на фронт. Надо бы это как-то… — он поводил в воздухе руками. — Из штаба сообщили — это, операция «Нордлихт» у них называется. Собираются, это, с финнами соединиться и город это — совсем кончить. Вот и задание это — узнать, что перебрасывают. Это — откуда. И это по возможности — помешать… Сашка тут это — говорит, вы что-то придумали?

— Ну вообще-то, — я обсосал палец, с наслаждением почмокав, — вообще-то мы не для такого случая придумали, а вообще. Но может и сюда подойти. Нужны мины, замаскированные под куски угля, как у Мухарева делают. Штук пять. Ромка нужен. И тогда дело будет так…

…Мы с Юлькой сидели на «нашем месте», болтали ногами и по очереди ели остатки какао из банки, которую я прихватил с собой, уходя из командирского шалаша (землянки вырыть было просто некогда). Последние остатки я по-добрал пальцем, хотел облизать, но потом, помедлив, протянул Юльке:

— На. Остатки сладки… — и резко растормозился, когда он слизала какао. Для неё-то это была ерунда, а для моего сознания, испорченного десятками виденных фильмов…Я почувствовал, как горят щёки и, чуть наклонившись к ней, сказал: — А вот тут осталось… в углу рта…

— Тут?.. — спросила она беззаботно. — Где?

— Нет…не тут… — я наклонился ближе, и Юлька поставила между нами ладонь: