Вячеслав Шалыгин - Противостояние Страница 48

– Чей приказ?! – перебил командира Анисин. – Приказ штаба Барьерной армии? Или приказ штаба разведки Ордена Священного Узла?

– Что ты несешь… – прошипел Кольцов, нащупывая в кобуре «Страйк» и одновременно медленно смещаясь куда-то за спину Анисину.

– Миша, подумай, – вдруг шепнул Герасимов, тоже сдавая назад и вправо, примерно в ту же сторону, что и Кольцов.

– Не понял, – заинтересовался Гелашвили. – Что за гнилой базар, ефрейтор?

– Нормальный базар, – Анисин вздрогнул от приступа колик в животе и поморщился. – Нам приказано Избранного найти.

Напротив Анисина остались лишь Гелашвили и Галимов, поэтому удивленными взглядами они обменялись только между собой.

– А Орден тут при чем? – уточнил Галимов.

– Орден и приказал, – ответил Анисин.

– Вам?

– Нам, – Анисин кивнул и снова поморщился. – Меня они деньгами пристегнули. И Касутина тоже. Готов во всем чистосердечно признаться… Черт! Жора, Щука, идем на базу… больно! Там все расскажу.

– Нет уж, погоди, болезный, – Гелашвили уставился на ефрейтора в упор. – Сначала поясни, кто тебя пристегнул, узловики?

– Ясный день, не егеря! Вот эти двое и пристегнули! – Анисин мотнул головой, пытаясь указать на Кольцова и Герасимова. – Брат Рихтер и брат Герасим. Шпионы его высокоблагородия командора Хантера…

– Ты вообще очумел, боец, – нервно усмехнулся Кольцов. – Бредить начал!

– Нет, погодите, – вмешался Галимов. – Брат Рихтер?

– Он же капитан Кольцов, – Анисин кивнул. – Что, не слыхали о таком?

– Слыхали. И очень давно хотели познакомиться, – Галимов прищурился и поднял взгляд на Кольцова.

Капитан Кольцов сохранил невозмутимое выражение лица и стеклянный взгляд, направленный в никуда, но сделал еще полшага за спину Анисину.

– Сто штук пообещали… а потом столько же каждый месяц, – хрипло проговорил Анисин. – Вот я и… не устоял… продался.

– Э-эх, – горько вздохнул Гелашвили, – дурилка ты, Анисин. Сто штук ты мог бы и на хабаре поднять, никто ведь не запрещает мелкие делишки проворачивать. Не сразу, конечно, но мог. И предавать никого не потребовалось бы. Дурилка, честное слово, и только!

– Я не предавал… – Анисин вспыхнул и пошел багровыми пятнами, то ли от стыда, то ли от болезни. – Я просто…

– Ладно, Мишаня, береги силы, – перебил его сержант и понизил голос: – Пригодятся. Нам еще с твоим нанимателем разговаривать. Поможешь? Тебе зачтется, обещаю. А потом пойдем на базу. Поможешь? Все равно раньше, чем с ним разберемся, не выйдем.

– Помогу, – Анисин кивнул. – И потом помогу. Я еще много чего расскажу… контрразведке. Надоело по ночам трястись и совестью мучиться! И про Рихтера расскажу, и про Избранного, которого Орден ищет. Это, может быть, и в самом деле важно… в смысле – Избранный… может, реально… не знаю… но мне показалось, что вполне может быть…

Анисин оборвал свое чистосердечное, но сумбурное признание на полуслове.

Грудная бронепластина боевого костюма ефрейтора вдруг выгнулась и лопнула, будто бы изнутри в нее ударила пуля.

Как только Галимов и Гелашвили сообразили, что так оно и есть, время словно остановилось.

Все, что случилось дальше, уложилось в одну секунду. И уложилось в нее многое, очень многое.

Галимов и Гелашвили одновременно вскинули оружие и выстрелили… в капитана Кольцова! Ни у сержанта, ни у проводника не возникло ни малейшего сомнения, что в спину Анисину выстрелил именно он. Да и не было у них времени для сомнений, все получилось чисто рефлекторно.

Но капитан Кольцов, или брат Рихтер, теперь его можно было называть как угодно, прошел лучшую в мире школу русского спецназа, поэтому взять его вот так, парой выстрелов навскидку, было нереально. Прикрываясь оседающим на черную землю ефрейтором Анисиным, шпион мгновенно ушел с линии огня, переместился влево, за спину Герасимову и резко толкнул морячка вперед. Прямо навстречу смерти. Две новые очереди двух импульсников прошили Герасимова (или опять же – брата Герасима), но Рихтера снова не задели. Шпион ловко прыгнул рыбкой под прикрытие остатков ближайшей стены и ухитрился прямо в полете дать ответную очередь из «Страйка». Одна из пуль попала в плечо Галимову.

Проводник крутанулся на месте волчком и рухнул навзничь. Гелашвили в тот же миг выстрелил в Рихтера снова и, будто бы превратившись в ртуть, быстро, но плавно «перетек» на новую позицию, также прикрытую массивным бетонным обломком закопченной стены.

И только в этот момент растянувшаяся, как жвачка, кризисная секунда наконец-то закончилась, время обрело нормальный темп, а хлопки выстрелов зазвучали, как привычная трещотка. Сержант откатился, насколько смог, влево, выглянул из укрытия и полоснул очередью по руинам, прикрывающим позицию Рихтера.

Шпион ответил, но тоже с новой позиции. Судя по всему, он пытался уползти в восточном направлении. Решение было рискованным, всю восточную сторону улицы блокировали биомехи, но выбора у Рихтера не оставалось. ИПП шпиона валялся рядом с бездыханным телом брата Герасима, в руках у Рихтера оставался лишь небольшой десятизарядный «Страйк», так что огневой перевес был на стороне Гелашвили.

Шпион мог, конечно, бросить плазменную гранату или применить нетрадиционное оружие, например включить «концентратор» и швырнуть в сержанта «шаровуху», но для этого ему пришлось бы высунуться из руин, а это было чревато неприятностями. Реакция у Гелашвили отменная, и стрелял он быстрее и точнее всех в специальном отряде. Уж кто-кто, а бывший командир знал не понаслышке, насколько опасен опытный сержант.

Гелашвили снова сменил позицию и прислушался. Двигаться бесшумно Рихтеру мешало разнокалиберное каменное крошево под ногами. Шпион уходил все дальше на восток. Гелашвили на миг выглянул из укрытия и оценил обстановку на четной стороне Новозаводской улицы. Биомехи явно услышали, что к ним кто-то ползет, и были готовы встретить гостя с распростертыми объятиями.

– И поделом! – процедил сквозь зубы сержант. – Лети, мотылек сраный, на свечку!

Гелашвили съехал по осыпи вниз, пригибаясь, вернулся к месту побоища и бегло осмотрелся. Морячок, он же брат Герасим, и ефрейтор Анисин были мертвы, рядовой Касутин тоже остыл. В живых пока оставался лишь капитан Галимов. Пуля серьезно повредила ему плечо, левая рука проводника болталась, словно на последней ниточке, капитана трясло от болевого шока, но шансы у него оставались.

– «Плеть», – едва слышно шепнул Галимов.

– Ага, – сержант кивнул. – Потерпи, сейчас станет легче.

Гелашвили выдернул из специального кармана на разгрузке у проводника футляр с «Плетью» и осторожно достал артефакт.

«Плеть» была заряжена примерно наполовину. Не дергалась и не извивалась. То есть была относительно безопасна даже для неопытного владельца. Сержанту случалось работать этим оружием, и неопытным Гелашвили себя не считал, однако ему никогда не доводилось использовать «Плеть» в качестве медицинского инструмента. Сержант секунду помедлил, настраиваясь, шумно выдохнул и активировал артефакт. Хвост «Плети» вытянулся на полметра, слегка дрогнул и подался в сторону Галимова. Складывалось впечатление, что артефакт «узнал» настоящего хозяина. Гелашвили медленно поднес кончик «Плети» к груди раненого и снова замер. «Плеть» вытянулась еще немного и осторожно, будто бы нежно, коснулась Галимова. Капитан тут же замер, словно остекленел, а «Плеть» втянула хвост и деактивировалась.

Гелашвили упрятал артефакт в футляр, сунул (от греха подальше) все это богатство обратно в карман разгрузки капитана и наспех перевязал Галимову раненое плечо. Не для того, чтобы остановить кровь, теперь она не вытекала, а просто чтобы почти оторванная пулей рука действительно не оторвалась где-нибудь по пути. Ведь путь предстоял долгий.

Закончив с оказанием первой помощи, сержант вновь замер и прислушался. Все-таки он чувствовал неудовлетворенность. Он не любил оставлять незаконченными важные дела. Особенно такие, как справедливое возмездие. Кавказская кровь, наверное, бурлила.

Сержант невнятно чертыхнулся, а затем снова вынул из кармана у Галимова «Плеть».

– Нет уж, так легко этот сукин кот не отделается! – пробормотал себе под нос Гелашвили, аккуратно усаживая капитана к стенке. – Посиди минутку, ладно? Я его контрразведке сдам. Пусть ему все мозги через иголку высосут! И за тебя, капитан, и за Анисина, и за всех, кто сгинул по милости этого «три-четырнадцать-дораса»!

Сержант, вновь пригибаясь, пробрался между руинами, плюхнулся на живот и прополз несколько метров по-пластунски. Найти приличную позицию ему не удалось, но этого и не требовалось. Занимать оборону Гелашвили не собирался. Даже из партера он отлично видел спину крадущегося Рихтера, а еще видел, что шпион направляется прямиком в ловушку. Путь узловику перегораживал массивный носорог-автобус с остатками динамовского трафарета на морде, а несколько мелких рапторов медленно, но верно заходили с флангов.