Андрей Амельянович - Зона навсегда. Гладиаторы поневоле Страница 48

– Вот об этом я и хотел поговорить, Аркадий Борисович, – старший лейтенант полез в карман и достал оттуда сложенный вчетверо листок. Передал его Войсапчуку.

– Что это?

– Рапорт. Я хочу уйти из СЗО.

Генерал, беззвучно шевеля губами, пробежался по тексту, а после швырнул бумагу на стол.

– И какие же «личные обстоятельства» должны заставить меня подписать рапорт? – спросил Войсапчук, усаживаясь в кресло.

– Я не могу здесь больше оставаться. Это все, что вам нужно знать. Просто не могу.

– Это не аргумент, – скривился тот. – Соберись, ты офицер или кто? И вообще, куда ты денешься? В армию, срочников муштровать? Или напрочь с войной завяжешь и на рынок, в охранники подашься? Не гони лошадей, Гордеев, твое место здесь, среди нас…

– В Зону, – тихо сказал Николай, но Войсапчук услышал, замолк. – Я пойду в Зону.

Генерал вздохнул, налил еще коньяка, на этот раз только себе, выпил залпом.

– Что ты там забыл?

– Боров, возмжно, еще жив, Кисляк тоже. Задание не выполнено, а значит, я продолжу.

– Без проблем, – развел руками Войсапчук. – Но зачем уходить из СЗО? Подбирай себе бойцов и…

– Нет, – мотнул головой Николай. – Слишком много ограничений. И воспоминаний.

– Тульский?

– Тульский.

– Думаешь, если сбежишь за Периметр, то сразу отпустит?

– Я хотя бы попробую. Здесь вообще туго.

Аркадий Борисович тихо выругался.

– Ты же знаешь, что время – лучший доктор, – Войсапчук опять взял в руки рапорт, будто хотел вычитать в нем что-то новое. – Давай, я тебя торопить не буду, а ты пока подумаешь…

– Я уже все решил, – Гордеев провел ладонью по лицу. – И как раз хотел попросить вас обойтись без промедлений. Я ведь знаю, что больших проблем с этим нет. На мое вакантное место очередь едва ли не на год вперед.

– Что ж ты такой упрямый?! – повысил голос Войсапчук. – Не хочу я подписывать твою писульку. Ты отличный офицер, кем тебя заменять? Одумайся, старлей! Тебе еще тридцати нет, а ты уже командир отряда. Такими темпами…

– Нет больше старлея, – Николай поднялся. – И солдата отличного больше нет, оба в Зоне сдохли. Только я остался, и тоже уйти хочу, к ним, рядом лечь.

– Идиот, – вырвалось у Аркадия Борисовича. Взяв ручку, он со злостью поставил в рапорте размашистую подпись, вдавил штамп и бросил лист Гордееву. – Вали, скатертью дорога.

Николай молча проглотил слова генерала, только остановившись у двери, спросил:

– Как там Света?

– Все в порядке с твоей Светой, – наливая себе третий по счету стакан, сказал Войсапчук. – Раны прочистили, перевели в стационар. Жить будет.

– Спасибо, товарищ генерал, – кивнул Николай. – За все спасибо.

Палата Светы была обставлена скромно, без излишеств. Слева у окна – кровать, тумбочка у изголовья, напротив – небольшой стол с лампой и два стула. Возле входа с одной стороны – узкий одностворчатый шкафчик для одежды, с другой – умывальник с овальным зеркалом на стене. Задернутые розовые шторы создавали в комнате приятный теплый свет, пропуская рассеянные солнечные лучи. Едва заметные тени деревьев танцевали на бежевых обоях, сквозь распахнутую форточку слышались отдаленные детские голоса.

Уютно и без отваливающейся со стен штукатурки. Все же лучше обычных больниц, куда порой даже зайти страшно.

– Можно? – Николай остановился на пороге.

Света лежала на кровати, молча глядела в потолок. Ни один мускул на ее лице не дрогнул: никогда Гордеев закрыл за собой дверь, отсекая звук бубнящего в коридоре телевизора; ни когда подошел к кровати и сел на стул рядом, кинув куртку на стол.

– Я тут принес. Вот, – он положил пакет с фруктами и соком на тумбочку, сцепил пальцы в замок, не зная, что сказать. – Как ты?

Вопрос был риторический и откровенно идиотский. Как мог чувствовать себя человек, которого в течение месяца ежедневно избивал и насиловал целый клан отморозков и которого едва не убили ради забавы? Ответ прост: никак.

Никак и никем.

С исполосанным шрамами телом, морально раздавленная, теперь в глазах Николая Света была лишь призраком, тенью той, которую он знал много лет назад. И от этого почему-то сделалось неловко. Находиться рядом вдруг стало необъяснимо стыдно. Может потому, что сам остался цел, а сейчас вполне здоров? Или из-за Тульского? Ведь не без его содействия красивая, жизнерадостная девушка стала сперва дичью, а теперь превратилась практически в «овощ». Значит, и в произошедшем со Светой косвенно виноват и он, Гордеев.

– Совсем скоро я уйду, – сглотнув, сиплым голосом продолжил Николай. – В Зону. Сюда уже не вернусь, там много дел. Боров наверняка жив, Кисляк сумел сбежать и теперь скрывается. Продолжу задание. А ты… Я не знаю, что сказать. Врагу не пожелаешь пережить того, что случилось с тобой, мне даже представить трудно, насколько тебе плохо. Но помочь больше я ничем не могу, увы, хотя очень бы хотел. Сейчас тебе нужно справляться самой, Света. С тобой будут работать специалисты – психиатры и отличные психологи, они профессионалы своего дела, правда. Все еще будет хорошо, я уверен. И ты верь, слышишь?

Она по-прежнему никак на него не реагировала. Гордеев провел ладонью по ее прохладной, сухой щеке и поднялся. Стараясь не смотреть на девушку, накинул куртку. Вжикнула молния.

И только он собрался сделать шаг к выходу, как Света резко схватила его за руку и, впервые посмотрев в глаза, сказала:

– Возьми меня с собой.

Голос ее звучал тихо, но требовательно, Николай сел обратно на стул.

– Куда?

– В Зону.

Вот так вот, не больше, не меньше.

– Зачем? – ошеломленно спросил он. – Что ты там забыла? Мы едва вытащили тебя оттуда, а ты теперь обратно просишься? В объятия монстров, к аномалиям и человеческим отбросам? Черт, Света, ты же сама прекрасно знаешь, какое это ужасное место!

– Мне ли не знать… – прошептала девушка. – Ты ведь хотел помочь, так помоги. Мне нужно вернуться, нужно отомстить.

– Кому мстить? – Гордеев поморщился, так крепко Света сжала его руку. – Весь бандитский лагерь сравняли с землей вертолеты, не выжил практически никто. Кисляк затаился, я еще сам не знаю, где буду его искать. Боров пропал. Милая, тебе сил набираться надо, а не о мести думать. Забудь Зону как страшный сон и никогда о ней не вспоминай.

– Забыть? Как, Коля, как можно забыть все, что делали со мной те нелюди? Как выбросить из головы, если события тех дней – на моем теле, как зарубки на деревьях, что ставят на память.

– Тебе помогут, Света, – Николай старался говорить убедительно, но голос предательски дрожал. – Психотерапия начнется совсем скоро, тебе станет лучше. А пока ты будешь восстанавливаться, мстить за тебя этим мразям буду я. Поверь, я достану их всех.

Света не ответила. Лежала и плакала беззвучно, с открытыми глазами. Гордеев смотрел в них и понимал, что ничего она не забудет. Какими бы семи пядей во лбу ни были специалисты, которых так нахваливала главврач, вернуть ту, прежнюю, Свету они вряд ли смогут. Разве что обильно присыпят болезненные воспоминания медикаментами и ложью, зароют их в глубинах сознания, но крест-то не спрятать. Крест на могиле загубленной жизни, как постоянное напоминание о случившемся.

Разбившийся о стекло снежок и звонкий детский смех за окном заставили Николая вздрогнуть. Он резко поднялся и направился к двери.

– Мне пора, надеюсь, еще увидимся, выздоравливай скорее, – пробормотал он скороговоркой и взялся за дверную ручку.

– У меня никогда не будет детей, Коля, – прошелестело ему в спину. – И у меня СПИД. Я все равно попаду в Зону. С тобой или без тебя. И обязательно их найду. Найду и убью.

Совершенно одни, они стояли на автобусной остановке, обдуваемые порывами ледяного ветра. Снег крупными хлопьями бил им в лицо, налипал на одежду.

Содрогаясь, Света прижалась к нему, пытаясь сберечь остатки тепла. Николай мимолетно заглянул ей в лицо и вернулся к своим хмурым, под стать погоде, мыслям.

…Оружие, амуниция, детекторы, провизия и патроны уже ждали их в тайнике, недалеко от Периметра. В том, что торгаш не обманет, Гордеев был уверен: ведь за того поручился сам Войсапчук, а это многого стоит. Николай слабо улыбнулся, вспомнив вытянувшееся от удивления лицо барыги, когда тот узнал, что один комплект должен быть женским. Бабы в Зону, на его памяти, еще не ходили. Слабый пол и все такое… Естественно, цена сразу выросла в полтора раза. Торгаш ссылался на эксклюзив, серьезный заказ, плюс срочность. Но Николай вникать не стал, молча выслушал и согласился.

На том и сошлись.

Одну из десяти комнат при сталкерском трактирчике, который завсегдатаи именовали «баром», Николай заказал, воспользовавшись помощью Яна. Тот удивился и обрадовался, узнав, что Гордеев решил вернуться, да еще и не один, поэтому оплатил номер заранее, без лишних вопросов, за что Николай был ему благодарен. Теперь без крыши над головой они точно не останутся. А из бара, кстати, можно будет и начать поиски Борова и Кисляка. Ведь ходоки, развяжи им язык алкоголем, что-то, да расскажут. Наверняка слышали о чем-то. Не может же быть так, чтобы никто ничего не знал. Главное, пусть хотя бы намекнут, а уж Николай их отблагодарит, благо финансы позволяли.